Этой ночью шел снег

Я с облегчением улыбаюсь.

– Раньше мы преступников ловили. А теперь у нас преступники все. Поскорей бы пенсия, – он усмехается.

Я киваю головой и шагаю дальше. Как назло, хочется курить и кофе.

Выбрасываю стакан в урну, останавливаюсь. Самое время воткнуть наушники. Если что, я всеяден в плане музыки. Люблю Касту, GUFа, Порнофильмы, Анаконду, Нойза, ДДТ. Но сейчас я включаю Шуберта.

Вы только представьте: сильный снег, яркий серый город, редкие машины, а в ушах играет скрипка. Божественное ощущение. Но я себя не чувствую Богом, может, только Данилой Багровым … Хе, и как я раньше верил всему, что он говорит с экрана. С возрастом ничего не меняется, это точно. Все меняется со знанием. Жаль, что это мало кто понимает, и я в их числе.

Ноги вязнут в снегу.

Год назад была такая же погода?

По-моему, снега было меньше. В такой снег я бы не проехал по проселочной трассе. Да, точно было холоднее, а снега меньше, город вроде лучше.

2.

Я помню то утро, но я до сих пор не понимаю, как я мог на нее так сорваться.

Я помню, что открыл глаза от звонка будильника и подумал:

«А на хера мне это все надо?» Имея в виду работу за 20000.

И эта мысль вертелась в голове до утреннего этапа кухни, где я не стал ничего есть: ныл желудок. Я лишь налил себе Пуэр. Я думал, что он поднимет мне настроение, но каждый глоток был гвоздем в крышку гроба моего настроения: «Что дальше?», «Зачем мне это?», «Чем все закончится и когда?»

Именно в этот момент на кухню вошла вечно улыбающаяся и счастливая Аня, в черной форменной юбке и белой блузке, напевая про счастливые страницы Влади.

– Че не ешь? – спросила она, наливая себе Пуэр из заварника.

– Неохота.

Она села напротив меня, усмехнулась, улыбнулась.

– Ты чего такой смурной? – не унималась она.

– Ничего, – я вложил в этот ответ всю свою тоску, но она не поняла, лишь огрызнулась:

– Какие мы злые!

Я стал осматривать кухню. Я, честно, не искал, к чему придраться, но эти четыре буквы сами бросились мне в глаза. «Kofe». И только тут я заметил, что этими четырьмя буквами исписаны все обои.

– Ты читала эту надпись? – тут же возмутился я.

– Какую? – она обернулась, мельком взглянула и тут же снова уставилась на меня, повторив вопрос: – Какую?

– На обоях.

Она снова обернулась.

– Ну, надпись, да надпись, – пожала она плечами.

– То есть тебя там ничего не смущает?

– Нет. А что?

– А кто их выбирал?

– Мы с мамой на рынок пришли, тебе же тогда было некогда. Ей понравились с Эйфелевской башней.

– С Эйфелевой, – поправил ее я.

– Ну, с Эйфелевой. А мне с кофем, вроде как под стиль кухни. Кофе – кухня.

– Надо их убрать и переклеить.

– Зачем? Красивые же обои.

– Надпись прочитай.

– Ты че с утра со своей надписью завелся?!

– Ты ее прочитай!

– Ну, там написано «кофе».

– Да! Там написано «кофе»! На каком языке?

– На английском.

– «Кофе» на английском через «си» пишется!

– Ой, ну надо же, какие мы знатоки. У всех через «си», у нас будет, – она оборачивается, – через «Ка». Какая разница-то? Год висят и еще повисят.

– Ты понимаешь, что этим мы показываем нашу тупость. Дешевые обои и неправильная надпись! Может быть, тебе нравится быть дурой, мне нет. Я хочу, чтобы у нас все было четко!

– До этого ты эту надпись каждое утро читал, а тут, надо же, она неправильная.

– Вот именно, она меня бесит каждое утро. Кофе. Должно быть через «си». Но ты как какая-то дура, выбрала себе…

– Я не позволю тебе так со мной разговаривать! – рассердилась она и встала. – Ведешь себя по-скотски.

«Ведешь себя по-скотски» – это ее последние слова, сказанные мне лично.

В обед она мне позвонила, мы перебросились парочкой малозначащих фраз, вроде таких: «Как дела? Ел? Вовремя приедешь?»

Вовремя приедешь? Если бы я приехал вовремя… Я задержался на четыре часа, подъезжал к подъезду уже около девяти и тогда ощутил нечто странное. Я не знаю, как это объяснить, но я точно чувствовал, что что-то случилось. Позже, когда несколько раз прокрутил эти события в голове, я понял, что свет в наших окнах горел только в комнате, а Аня боялась темноты, поэтому зажигала свет везде, когда была одна.

Я помню, как поднимался на третий этаж, помню запах жареных беляшей из 34 квартиры на втором, помню, как нечто не давало мне открыть квартиру, помню, как вошел и позвал ее, помню мертвую тишину в ответ.