Мертвецы не страдают

Мертвецы не страдают
Алексей Сабуров

Конец XX века, провинциальный уральский промышленный город Березники. В это время в городе орудует безжалостный маньяк, который похищает, пытает и убивает людей. В один момент обычная жизнь несостоявшегося музыканта Андрея превращается в кошмар – он связан в логове убийцы, и пытка сейчас начнется. Кто похититель, и что им движет? Сможет ли Андрей победить в заведомо проигранной схватке?Читайте в жестком психологическом триллере«Мертвецы не страдают». Книга содержит нецензурную брань.

Мертвецы не страдают

Алексей Сабуров

Редактор Сергей Ким

Корректор Сергей Барханов

© Алексей Сабуров, 2020

ISBN 978-5-0051-3715-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Фотографов скоро не останется. Нет, конечно, я не имею в виду, что скоро человечество перестанет фотографировать. Я смотрю на тысячи людей вокруг, которые нацеливают камеры своих телефонов на все, что мало-мальски завладело их вниманием, и ясно представляю, как ленты «Инстаграма» и хранилища электронных данных заполняются мириадами снимков. В то время, когда каждый является фотографом, профессиональных фотографов ждет неминуемая смерть.

Еще в начале 2000-х, чтобы сделать по-настоящему качественные снимки, я тащил чемодан оборудования: тяжелую зеркальную камеру, десятки катушек с пленками, несколько объективов с линзами под разное освещение и тип съемки. Теперь же мой компактный Nikon ничего не весит, легко справляется со съемками в темноте, приближает в тридцать раз и стоит в пятьдесят раз дешевле, чем предыдущий комплект. Ну и, кроме всего прочего, я могу не зацикливаться на количестве пленки у меня в сумке, сделать серию из сотни кадров и потом уже выбрать лучший снимок или вообще посмотреть его сразу после того, как снял. Умными словами типа «экспозиция» или «выдержка» давно занимается искусственный интеллект фотокамеры, оставляя мне просто выбрать время и нажать на кнопку.

Вот и нет больше магии. Любой человек может стать настоящим таксистом, подключившись к «Уберу», любой может стать профессиональным фотографом, открыв сториз в «Инстаграме».

Тем не менее пока я еще устроен в издательском холдинге «Рус-Медиа», который выпускает русский Forbes, ОК! и еще пару деловых изданий, и им пока еще требуются люди, которые могут сорваться в любое место страны и нажать кнопку фотокамеры. Журналы, как и фотографы, находятся в полном непонимании, что им делать дальше. Бумажные тиражи падают каждый год, в интернете люди читают только их бесплатный контент. Новое поколение не хочет платить деньги за новости, ведь они и так есть бесплатно в «Гугле» или в лентах друзей. Наш холдинг еще держится за счет тех, «кому за сорок», а что будет потом, не знает даже генеральный директор. Ну, может, точно знает, что его уволят позже фотографа.

С этими невеселыми мыслями мы с журналисткой Лидой Соловьевой летели из Москвы в Пермь, чтобы затем пересесть на автобус до города Березники. Журнал задумал сделать большой репортаж об этом городе, уходящем под землю, о том, как можно делать бизнес на этом. Всем известно, что в 2007 году провалилась затопленная калийная шахта, образовав огромную воронку прямо в черте города, задев жилые районы и железную дорогу. Как оказалось, шахты были прорыты почти под всем городом, а структура горных пород такова, что вода со временем размывает их и возможность обвала резко возрастает. Об этом говорили еще в 70-х годах XX века, и даже был создан план по обратной забивке шахт отработанной породой, но затем случились изменения в стране – и новые частные собственники посчитали это решение нерентабельным и забыли об этом. А природа ничего не забывает и никогда не останавливается.

В результате еще нескольких провалов часть районов города закрыли, а людей решили переселить на другой берег реки Камы. Но, как уже стало привычным в России, деньги выделили, своровали, построив новые районы из дешевых и опасных для человеческого здоровья материалов, и в итоге никого не переселили. Так люди и остались жить в обреченном городе.

Но на первый взгляд Березники не показались обреченными. Широкая улица Пятилетки с новым асфальтом, по которой мы на автобусе доехали до гостиницы с оригинальным названием «Березники», выстроенная недавно высокая бревенчатая церковь, множество автомобилей на улицах говорили, что город живет и не думает умирать. Мы заселились в маленькие, давно требующие ремонта номера. «Здесь нет другой гостиницы», – ответила Лида на мой «What the fuck?!» в What’s App.

На следующий день начались встречи и съемки. Лида общалась с мэром города, генеральным директором «Уралкалия» (компания, которая владеет всеми шахтами под городом), представителями застройщика нового района в Усолье (все-таки деньги выделили снова, и дома на другом берегу Камы стали строить), владельцем компании, которая занималась сносом заброшенных зданий в опасных районах. Я делал фото ее собеседников, их кабинетов и строительных площадок. Все эти люди были очень оптимистичны. «Уралкалий» не планировал прекращать работу – он стал намного больше проводить мероприятий по укреплению шахт. Мэр и строители вообще мне показались близнецами, так как с одинаковым восторгом говорили о том, какие перспективы открываются городу в совершенно новых, не ограниченных старыми постройками районах.

Естественно, меня как фотографа заинтересовала возможность снять снос старых домов. Здесь есть атмосфера и трагичность, чего не сказать про шестнадцатиэтажки новых Березников, построенные под копирку. Я договорился, что назавтра приеду на площадку сноса и мне дадут максимальные возможности для съемок.

В конце дня я поехал в район первого рудника, где и начались провалы, в район, откуда уже выселили всех жителей. Всего в полукилометре от живой улицы Пятилетки начался мертвый город. На меня невидяще смотрели пустые окна домов, а старые вывески магазинов шептали свои истертые названия, уже не в силах говорить. Я шел, наслаждаясь получавшимися кадрами, и представлял, как здесь шла обычная городская жизнь, когда в этих окнах были стекла и люди за ними ели, спали, говорили, мечтали, ссорились и любили друг друга. Обыкновенная жизнь в местах, откуда она ушла, становится такой необыкновенной и привлекательной. Точно так же я чувствовал себя на улочках Помпеи и между пирамид Чичен-Ицы. Только здесь не было масс туристов, отвлекающих от погружения в атмосферу прошлого.

Я дошел до забора, ограждавшего зону провала. Конечно, я должен был снять и его, виновника всех этих изменений. Готовясь к поездке, я понимал, что провал не гора, его можно увидеть и снять только сверху. Поэтому я взял с собой редакционный квадрокоптер DJI Mavic с отличной дальностью полета и оптикой. Я огляделся. Вокруг меня не было ни души. Я достал дрон и пульт управления из футляра и быстро запустил его. Я не знал, можно ли было делать эту съемку, мы не запросили разрешения, подумали, что сориентируемся на месте. Но вряд ли провал – то место, которое нужно круглосуточно охранять, достаточно просто поставить ограждение и уведомить, что здесь опасно и нельзя ходить. Других знаков, в том числе и запрещающих съемку, я не увидел. Значит, я ничего не нарушал, подняв в воздух над провалом мой «Мавик» и сняв поразительные кадры этого природно-человеческого явления.

Провал был бы похож на красивое горное озеро, если бы в него не втыкались оборванные края асфальтовых дорог и железнодорожных путей, посреди которых он внезапно появился. Над ним зависли огромные производственные здания, но они казались детскими игрушками по сравнению с глубиной этой расщелины. Резкие отвесные карстовые стены посреди равнины производственной площадки напоминали берега горных рек, по которым я сплавлялся в молодости. Это была величественная демонстрация силы природы, которая из века в век делала свое дело, и человечеству пока было сложно обуздать ее до конца.

Березники уже не казались мне полноценно живыми. Я видел их мертвые улицы, заметил, что в городе остановилось строительство (никто не считал район, который построили в тридцати километрах от города, его частью), – вокруг были только сталинки, хрущевки и панельные дома 80-х. Я не заметил ни одного жилого дома, построенного в XXI веке, и это уже начинало давить на меня; это означало, что город сильно болен и не в силах рождать новые здания. Я стоял всего в трехстах метрах от монстра, который был создан самими березниковцами, а теперь поглощает их.

Наутро я поехал на такси на улицу Потемина, где шли работы по сносу расселенных зданий. Лида осталась в своем номере, чтобы поработать над статьей. Меня встретил молодой парень – Виктор, прораб участка. Ему сообщили о моем визите, он заинтересованно оглядел меня, все-таки журналист Forbes нечасто приходит на его стройку. Виктор выдал мне каску и показал место, откуда я могу производить съемку.

– Ну это ведь очень далеко от здания, – заскулил я.

Но Виктор остался непреклонен и указал на мой Nikon:

– У вас хороший фотоаппарат, справитесь. Дальше опасно, не могу вас пустить.

Рабочий день начался. Мощный гусеничный экскаватор Volvo подъехал к пятиэтажной хрущевке и атаковал стену дома в области верхнего этажа длинной стрелой с гидромолотом. Послышались частые звонкие удары. Стена была порвана, как бумага ручкой. Сломанная бетонная панель полетела на землю, где разбилась еще на несколько кусков. До меня донесся звук глухого удара, и все место разбора, до этого четко видимое, заполнилось пылью. А экскаватор уже поднял свое жало и просовывал его в образовавшуюся дыру, руша все внутренности дома. Оторвалась еще одна панель, и снова громкий гул заполонил площадку. «Ломать – не строить», – подумал я, стараясь запечатлеть трагедию конкретной пятиэтажки на улице Потемина, которая верно служила своим жильцам шестьдесят лет и, наверное, могла бы еще.

День был солнечный, и свет для съемок был отличный. Я делал кадры разваленного дома, где посреди бетонного мусора и арматуры проглядывали остатки прошлой жизни: разноцветные куски обоев, белые обломки потолочных панелей, крашеные деревянные дверцы встроенной мебели. Но для хороших фото мне нужны были крупные планы. Мимо проходил Виктор с каким-то рабочим.

– Виктор, – окликнул я его, – я хочу запустить коптер, чтобы подлететь и снять поближе. Хорошо?

Прораб задумался. Я видел, что, с одной стороны, на хрен ему это не надо было, с другой – он не мог найти причины, чтобы отказать мне.

– Я буду стоять здесь, где вы указали, – добавил я.

– Хорошо, – махнул он рукой. – Если с вашей техникой что-то случится, то сами будете виноваты.

– Конечно! – согласился я и полез за своим «Мавиком».

Теперь я мог снимать совсем близко, и развалины дома как будто ожили. На сломанной бетонной плите лежала потрепанная детская книжка «Сказки братьев Гримм». В глубине, между плит, вставших «домиком», виднелась уцелевшая кружка, скорее всего металлическая и эмалированная. Старая кровать с панцирной сеткой, как прыжковый трамплин, торчала из обломков. По всем руинам разлетелись затертые игральные карты, раскладывая свой последний пасьянс. Сколько всего люди не пожелали забирать с собой! Конечно, это были старые вещи, отслужившие свое, но на них остались отпечатки чьих-то жизней, как детский рисунок слона или бегемота на оборванном куске желтых в клеточку обоев. Кадры получались живыми, наполненными историей. Я возбужденно думал, что точно смогу потом выбрать несколько снимков, которые заворожат зрителя.

В этот момент какой-то кусок картона, мелькнувший на экране пульта управления квадрокоптера, привлек мое внимание. Там было что-то написано. Я вернул дрон назад и максимально приблизил к белому пятну. При более пристальном рассмотрении я увидел, что это обычная картонная папка на завязках, но меня впечатлило то, что я прочел на ней. Посреди папки жирными печатными буквами было написано только одно слово: «РОМАН».

Я был уже возбужден магией этого городка и его короткой историей создания и разрушения. Я представлял, какие силы таятся в толще земли, что они способны сделать с хлипкими человеческими постройками. Я был в плену тех выдуманных мной жизней, которые город прожил и хранил. И вот он подсунул мне чью-то возможную историю. Как писатель – если, конечно, это был чей-то роман – мог оставить свое детище и не забрать его с собой при переезде? Скорее всего, это просто пустая папка или в ней хранятся вырезки народных рецептов. Но если… Но если даже там написана хотя бы одна страница, в тот момент я мечтал ее прочитать. А если это реальный роман, то что случилось с автором? Почему он оставил свою книгу? Забыл? Это казалось мне невероятным. И я решил достать эту папку.

Через полчаса наступил обед. Экскаваторщик прекратил работу, и я четко запомнил место, где увидел белую папку. Я отправил коптер снова в то место и приземлил его рядом с интересующим меня предметом. Я решил, что если меня кто-нибудь остановит, то скажу, что упал мой аппарат и мне нужно его достать.

На площадке людей было немного, ведь в основном работала техника, после обеда должны были приехать грузовики для вывоза строительного мусора. Кроме того, я фотографировал долго, и уже никто не обращал на меня внимания. Поэтому я беспроблемно пробежал двести метров до развалин дома и потихоньку принялся карабкаться по руинам, цепляясь за крупные куски бетонных плит, предварительно пробуя, насколько плотно они лежат. Бетон – тяжелый материал, поэтому при падении панели крепко утрамбовались, и я осторожно, но без особого риска смог добраться до своего коптера и заветной папки. Я взял ее, покрытую густым слоем цементной пыли, и выдернул из кучи деревянного мусора, который когда-то был половым настилом.

Я сразу обрадовался. Папка была увесистая, а значит, в ней что-то было! Я не стал ее открывать, чтобы как можно быстрее вернуться на свою позицию. Но меня уже заметили. Прораб Виктор шел к месту разбора быстрым нервным шагом:

– Вы что там делаете? А ну слезайте сюда!

Я наклонился, быстрым движением бросил папку в футляр коптера, закрыл его и, подняв аппарат в вытянутой руке, крикнул:

– У меня коптер упал! Я побежал за ним. Он капец как дорого стоит. Простите!

Я неспешно спустился и еще раз продемонстрировал свое оборудование Виктору.

– Простите, пожалуйста, – инстинкт. Бросился за ним и даже не подумал о технике безопасности. Я уже все отснял, спасибо вам огромное, я ухожу!

Я пошел в сторону входа на строительную площадку насколько мог быстро, и только когда вышел за ворота, почувствовал, как сильно вспотел и как громко бьется мое сердце. Только в такси я открыл футляр и развязал тесемки спасенной мной папки.

На титульном листе было написано: «Алексей Сабуров. МЕРТВЕЦЫ НЕ СТРАДАЮТ. РОМАН. 1999 год». Я быстро пролистнул странички толстой стопки белых листов. На них был напечатан текст. Я с облегчением сделал глубокий вдох. Только в тот момент на меня накатили страх от карабканья по обломкам разрушенного дома и радость, что это было не напрасно. Роман мог быть жалкой писаниной, но он существовал, и мне в тот момент было достаточно этого.

Дальше нам с Лидой нужно было срочно собираться на автобус, который шел в Пермь, чтобы затем улететь в Москву. Я открыл роман, сразу как только мы выехали из Березников, и не смог оторваться. Прошло двадцать лет, а я как будто оказался в другой эпохе. Как мы жили без интернета, сотовой связи, коллекционных вин и дорожных пробок? Это небольшое путешествие в уральский городок связало меня с героями книги, которые жили в ней и наполнили роман особыми красками. Я представлял, как они ходили по улицам, которых уже не существовало, жили в той пятиэтажке, которую только что снесли. Я хоть и журналист, но только фотограф, я не изучал теорию и практику литературного языка. Я могу сказать только, что эта история увлекла меня и скрасила длинную поездку.

Закончил читать я уже на подлете к Москве. Дома я открыл интернет и попытался найти Алексея Сабурова, но такого писателя никогда не существовало, как, естественно, не существовало и его книг. Тогда я подумал, что, может, стоит поделиться моей находкой еще с кем-то.

    Сергей Никоненко