– Это вы вызывали? – спросили они.
– Уже не нужно, – сказал Эрих.
– А в чем дело-то?
– Да все равно они уже убежали.
– Ладно. Но по вызову мы были, если спросят.
– Хорошо.
Они ушли.
Через полчаса Эриху позвонили и спросили, приходили ли полицейские на вызов. Он мог бы выразить возмущение, что они пришли поздно, но не стал этого делать. Берег силы.
Он позвонил Васильеву, сказал, что заболел.
– Ковид? – спросил Васильев.
– Может быть.
– Иди болей. Не умри там.
Эрих пошел домой, переоделся и отправился к дому номер 4 по улице Яблочкова. Рядом с ним была пятиэтажка, Эрих увидел там табличку «Судебный участок № 97». Это ему понравилось. Это был знак судьбы.
Понравилось и то, что кругом много деревьев.
Он встал за деревьями у какого-то забора и начал наблюдать.
Коротая время, посмотрел в телефоне, где находится. Оказалось, что забор, у которого он стоял, ограждает туберкулезный диспансер. Не заразиться бы. Год назад Эрих переболел ковидом. Переболел дома, не тяжело и не легко, средне. Лечился сам, выискивая информацию в интернете. Выходил из комнаты редко и этим уберег мать, она продолжала болеть своей болезнью, но ковидом не заболела. А то бы умерла еще раньше.
Эрих задал в телефоне вопрос, можно ли, находясь у тубдиспансера, заразиться туберкулезом. Ответы были: нет. Даже в самом диспансере – маловероятно, если просто там побывать. И вообще, все зависит от иммунитета.
Тут Эрих увидел своих обидчиков. Не сразу узнал, потому что они были в серых рабочих комбинезонах. Они выносили мешки из крайнего подъезда, в таких мешках и Эрих таскал строительный мусор. Сперва сложили у подъезда, а потом отволокли к контейнерам.
Ясно. Они тут работают, они ремонтируют чью-то квартиру. Вечером должны закончить работу и выйти, если не ночуют тут. Такое у некоторых ремонтников бывает, кто ремонтирует пустые квартиры, а живет далеко.
Еще горше стало Эриху оттого, что эти парни – рабочие ребята. Занимаются тем же, чем и он недавно занимался. Близкие этим. Если бы бездельники пришли в столовую с похмелья, ругались матом, называли девушек телками, были без масок и хамили, тогда понятно. А эти свои. Трудовые. Но испорченные общей испорченностью.
Эрих ждал. Ему хотелось в туалет, но он боялся отойти. Хотелось все сильнее. Он не раз видел людей, справлявших нужду в укромных уголках дворов, и презирал их. Если ты поехал зачем-то в чужой далекий район, обязан подумать, чтоб облегчиться на дорожку. Нет, они не думают, живут минутой. И есть ведь законные туалеты неподалеку, у метро. Пусть не очень красивые, цвета позолоченного дерьма, как сказал кто-то, а Эрих услышал, но исправно служат. Или дело в том, что они платные и жаль денег, но разве твоя совесть ничего не стоит?
И вот он сам в такой ситуации. Но он тут по делу, и это его оправдывает. Вряд ли армейский часовой на посту, если ему приспичит, отойдет от поста. Вряд ли он и намочит штаны, особенно в мороз. Он все сделает на месте. Если это, конечно, не особый пост, например, Мавзолей Ленина. Стоят ли там сейчас часовые? Или вот президент. Он проводит конференции по четыре-пять часов. Непрерывно. А человек уже в возрасте. Наверняка ему тоже хочется, но он мужественно терпит. Он сохраняет ясность речи и юмор, за что Эрих его очень уважает. Это уважение поддержало сейчас Эриха, он решил вытерпеть. Но хватило на полчаса, было уже невмоготу. Эрих отвернулся к забору и облегчился. Процесс длился необычно долго. Или Эрих всегда долго это делает? Не обращал внимания. Никогда не знаешь, что важно, даже в себе самом. Живешь невнимательно.
Эрих удивлялся, сколько разных мыслей у него возникло. Это его радовало. Наверное, я становлюсь другим человеком, думал он.
Наконец двое вышли. Направились к метро. Эрих следовал за ними, держась на расстоянии. У входа на станцию они попрощались, махнув друг другу руками. Который ниже и плотнее, с зачесом, свернул к стеклянным дверям, а тот, который выше, коротковолосый, пошел дальше. Но тут который с зачесом окликнул коротковолосого:
– Слав.
И Слава остановился, с зачесом подошел, что-то ему сказал на завтра, Слава покивал, и они расстались окончательно.
Слава зашел в «Бургер Кинг». Эрих издали через стекло наблюдал, как он ест. Ему тоже хотелось есть и пить, но он подумал о своем долге, и тут же стало легче. Да я хоть три дня могу не есть и не пить, если надо, с гордостью подумал Эрих.
После «Бургер Кинга» Слава зашел в «Перекресток». Был там недолго, появился с банкой пива. Не спеша шел и отпивал из банки. Когда пиво кончилось, смял банку, огляделся. Поблизости не оказалось урны. Эрих ждал, что Слава швырнет банку на газон или на асфальт. Он даже приготовил мстительную мысль на этот случай. Бросай, бросай, мусори, тебе это зачтется, такая была мысль. Но Слава нес банку до урны, которая наконец попалась у входа в какой-то магазин. И кинул туда банку.
Да, ты сделал это правильно, подумал Эрих, но тебе это уже не поможет. Мелкой правильностью не искупить крупную гадость.
Начал накрапывать дождь, стемнело от туч и начала вечера.
У Эриха не было плана, он ждал подсказки. Слава подошел к автобусной остановке и сел на лавочку. Вокруг никого не было. Эрих стоял за деревом. И увидел подсказку. Она была прямо тут, у ног. Здесь меняли бордюры. Сейчас везде меняют бордюры. Выковыривают вполне годные и вставляют другие. Ясно, что это жульничество и воровство, причем открытое. В их дворе раскурочили детскую площадку, которая была построена всего три года назад. Сломали горку, качели, скамейки, взломали специальное прорезиненное покрытие, а потом положили точно такое же покрытие, такую же горку, такие же качели. Это называется осваивание средств, грамотно знал Эрих. Правильнее сказать: присваивание.
Подсказка имела вид кувалды с короткой ручкой, сужающейся к низу. Она напоминала оружие каменного века. Это был отколовшийся кусок старого бордюра. Вот так и получается, что вы даже не представляете последствий вашего воровства, думал Эрих о тех, кто спланировал замену бордюров. Вы заставили выковырять старые бордюры, если бы этого не было, ничего бы не случилось. Сами виноваты, что кто-то взял кусок бордюра и убил человека.
Все складывалось в пользу Эриха: льет дождь, нет людей – возможных свидетелей, остановка далеко от домов, вряд ли кто увидит из окна. И машин почти нет. Взять обломок, подойти сзади, выскочить и ударить по голове. В висок. И тут же быстро уйти. Камень не выбрасывать, пойти в Тимирязевский лес, к пруду, выбросить в воду.
Эрих нагнулся за обломком. И тут сверкнула молния, прогремел гром. Эриху показалось, что молния попала в его мозг. Там все осветилось. И стало видно, насколько он глуп. Да, он выбросит камень, да, дождь смоет следы. Но когда начнут искать убийцу, быстро выйдут на друга-напарника убитого, тот расскажет о ссоре в «Му-Му», об охраннике, добавятся показания работников «Му-Му», полицейских, Васильева, у которого отпросился Эрих, и все. Все ясно. Уже завтра Эриха схватят.
Эрих разогнулся, похлопал руками, будто очищая их, хотя ничего ими не брал, повернулся и пошел домой.
4
Все знают, что, если что-то очень захотелось сделать, но ты этого не сделал, хочется еще сильнее.
Эрих отбросил идею о мести обидевшим парням, но сама идея мести не ушла.
Он выходил теперь из дома, как на охоту.
Он был теперь совсем свободен: Васильев позвонил и сказал, что взяли другого человека.
– Пока я болею? – спросил Эрих.
– Пока да, а потом совсем. Так что ты поищи себе что-нибудь. Сам понимаешь, такое время.
– Понимаю. А вы понимаете, что я без средств к существованию? – Эрих лукавил по своему конкретному случаю, но говорил правду в принципе: другой на его месте, кому не повезло с наследством, оказался бы в нищете.
– Не я решаю, – оправдался Васильев.
– Вечно вы на других валите, – сказал Эрих.
Но был рад этой новой обиде, новому оскорблению. Тем больше у него оснований поступать так, как он задумал. При этом у Эриха не было четкого плана, зато был четкий настрой, а это главное.
Он ходил по улицам, смотрел на людей, и его тешила мысль, что эти несчастные не знают, что они в его власти.
Внимательней всего он смотрел на девушек и женщин.
Его вывод, что мужчине, у которого в жизни есть важная тема, не нужны женщины, оказался ошибочным. Да, он перестал любоваться красотками в интернете, больше того, они стали казаться ненатуральными – их лица, позы, фигуры, этот загар, сделанный фотошопом, эти линии, зачищенные тем же фотошопом, эта идеальная чистота и гладкость кожи, отполированной опять-таки фотошопом…
Но появилась и росла с каждым днем жажда живой женщины.