Белыми нитками
Алексей Сухаров
Кир и Кира, брат и сестра, близнецы. Мои творения. Сегодня я поведу их в лабораторию, где мы проводим эксперименты над чудодейственными белыми нитками – биоматериалом, с помощью которого можно сшить воедино мертвое… и сделать его вновь живым.
Крупное паукообразное существо по ту сторону стекла приняло агрессивную позу, как только почувствовало на себе наши любопытные взгляды.
– Как вы думаете, кто это? – спрашиваю детей и приобнимаю их за плечи.
Кир нетерпеливо откидывает мою руку, подбегает к террариуму и стучит пальцем в стекло. Существу это, очевидно, не нравится, и оно привстает на всех восьми ногах, готовясь отражать нападение.
– А, если быть точнее, из чего оно состоит?
Любознательный пацан. Весь в меня, и это радует. Пытливый ум – необходимое качество для ученого.
– Это паук, папочка, – отвечает Кира. – Но выглядит, как будто он из мяса.
Мое ж ты солнышко. Наклоняюсь к ней поближе и говорю:
– Да, Кира, умница. Его повадки сильно напоминают повадки паукообразных. Правда и в том, что это – не совсем паук. Это – искусственно созданный организм, и он сшит из восьми аппендиксов. Вы уже знаете, что такое аппендикс?
Кир и Кира, брат и сестра, близнецы. Сейчас они стоят передо мной и мотают головами. Мои творения. Закатываю рукава халата поближе к локтям и перехожу на тон, подходящий для маленькой, ненавязчивой лекции:
– Аппендикс – это червеобразный отросток толстой кишки. Находится он здесь, в правом боку, – показываю на собственном животе, – и он, если не вдаваться в подробности, не столь и необходим человеческому организму. А если аппендикс воспаляется, то его, – демонстрирую резкий, режущий жест, – удаляют. Вот и получилось так, что бесполезные отростки кишок, которые после операции становятся еще более бесполезными, обрели в этом удивительном существе новую жизнь. Здорово, правда?
Паук-аппендикс перебежал на другую сторону террариума и затаился в углу.
– Здорово, – отвечает Кира. – И что, можно что хочешь вот так вот сшить, и оно будет как этот паук?
Расплываюсь в улыбке. Она все схватывает на лету.
– Пройдемте дальше. Вы сами все увидите.
Кир наконец-то прекратил преследовать взглядом существо, и теперь паук важно, медленно продвигается к центру террариума, прощупывая червеобразными лапами грунт вокруг себя.
Они сидели за столом и завтракали хлопьями, когда я подозвал Наталью, их молодую няню, и сообщил:
– Наташ, в субботу можете не приходить. Я хочу взять их на целый день в лабораторию.
– Хорошо, – ответила она.
Мы шагаем по коридорам, и я только и отдергиваю Кира от многочисленных колб и резервуаров с двухголовыми змеями и черепахами. Мы здесь совсем не для этого.
– Еще успеешь на них наглядеться, Кир.
– Когда успею?
– Чуть позже. Нас ждет что-то гораздо более интересное.
Они расстроятся, когда узнают. Они очень любили Наташу.
То, что я хочу показать детям, находится сейчас за моей спиной, и оно прикрыто широкой черной ширмой. Встаю перед клеткой и обращаюсь к двум маленьким задранным головкам.
– Как вы знаете, я терпеть не могу мусор. Догадываетесь, почему так? Все очень просто: мусор – бесполезен.
Черная ширма на клетке – отнюдь не для того, чтобы я, как фокусник, откидывал ее в сторону на презентациях и экскурсиях, подобных этой.
– Однако чем хорош технический прогресс: теперь возможна такая вещь, как zero-waste, то есть безотходное производство и переработка мусора. Все, что плохо лежит, портит окружающую среду и не имеет какого-либо смысла, может быть заново воплощено в предметах, вещах и даже живых существах, которые будут этот смысл иметь.
И даже не потому, что мы прячем это от любопытных глаз.
– А то, что сейчас скрыто за моей спиной, совершенно удивительно сочетает в себе все, о чем говорит философия zero-waste: во-первых, оно сшито из… так скажем, отходов, и, во-вторых, оно само может питаться чем угодно, включая неразлагаемый мусор.
А потому, что эта тварь боится света.
Я сбрасываю ширму с клетки, и в этот же момент наши уши закладывает от противного, оглушающего визга. Плотная, густая, зловонная слюна с шипением брызжет на пол.
– Не бойтесь, не бойтесь. Поорет и перестанет. Но близко не подходите.
Огромная, практически бесформенная масса из кусков тел, конечностей и голов двигается в мою сторону.
– Хочет кушать, – подмечаю я, разглядев на лицах детей ужас вперемешку с восхищением. Такая первобытная, дикая эмоция. Эмоция ученого – убийцы и создателя.
Нажимаю на кнопку, и в клетку вываливаются два целлофановых мешка с мусором. Тварь тут же бросается к ним, оставляя за собой гигантские, темные полосы слизи. Конечностями оно разрывает, раздирает мешки и подтаскивает отходы к многочисленным головам на разных частях туши.
Их мать умерла год назад. Причина смерти – последствия интоксикации.
– Мы кормим его мешками с мусором отнюдь не случайно, – сообщаю притихшим детям. – Части этого организма были найдены как раз в подобных мешках. Такое, знаете, бывает, когда одни люди не нравятся другим, нехорошим, людям. Расчленить и затолкать отрезанные и отрубленные куски в мешок – довольно частый и, надо признать, не лишенный эффективности способ избавления от мертвых тел. Проблема тут в том, что мешки разлагаются очень долго. А это вредит природе.
– Они были бесполезны, а теперь живы и помогают нам? – спрашивает Кира.
В секундных перерывах между трапезой тварь довольно рычит.
– Все так, дорогая. Нам передали несколько таких мешков, а мы сшили содержимое воедино и нашли этому применение. Обществу эти несчастные уже вряд ли пригодятся, ведь думать, говорить и творить они не умеют. А вот скармливать им другие мешки – вполне рабочая тактика. Понимаете, все в нашей жизни должно иметь свое предназначение. Все должно иметь собственный смысл. Бессмысленное подлежит переработке.
Кир и Кира, брат и сестра, близнецы. Сейчас они стоят передо мной и, шокированные, наблюдают за обедом колоссального асимметричного монстра. Я их понимаю – в сравнении с паучком из кишок, в данном зрелище значительно меньше того, что понравится им по возрасту.
– А теперь давайте посмотрим, откуда мы берем то, что позволило нам сшивать отжившую плоть в новые организмы, – я накидываю ширму обратно на клетку, оставляя тварь наедине с ее любимым лакомством из целлофана и тухлятины.
Я очень хотел детей. И я очень хотел близнецов.
Чувство неуверенности в собственных силах прошибло меня насквозь, как только я заглянул в большие, наивные, непонимающие глаза Натальи.
– Хорошо, – ответила она.
Первый шаг сделан. Остался второй.
– И потом… тоже можете не приходить. Я планирую целиком и полностью взяться за их воспитание. Я более не нуждаюсь в ваших услугах.
Мы стоим в центре лаборатории. Здесь расположен механизм, изменивший наши представления о мертвом и живом.