– Стоп, не водки… кажется спирта! Да, точно! Две бутылки спирта!
– Выводы?
Громов смотрит себе под ноги, потом говорит:
– Я спалился…
– А что я вам каждый день говорю? Кто вспомнит?
– Делайте что хотите, только не палитесь… – тихо шепчет Громов.
– Правильно. А ты спалился. В казарму бегом марш! Строится на цэпэ!
Мы поднимаемся в казарму. Строимся. Сейчас начнется самое интересное… Громов выводится из строя. Стоит, опустив голову.
– Помнится, ты мне обещал, что больше ничего криминального совершать не будешь! – говорит ротный.
– Когда это было? – Вася пучит глаза.
– Когда ты на кичу ездил. Вспомнил?
– А при чем здесь это?
– Как при чем? Ты же дал клятву, что больше ничего криминального…
– Товарищ майор, вот тут вы не правы! Я тогда обещал больше дихлофос на голову себе не лить, кроме этого ничего я не обещал! А вчера я дихлофос в руки не брал, а спирт на свои кровные покупал!
Ротный аж рот открыл.
– Ух ты, выкрутился… хорошо, тогда поклянись сейчас, что с твоей стороны на роту никаких залетов больше не обрушится!
– Не, так не могу… – Громов качает головой.
– Почему?
– Так это… ведь даже страховые компании сразу от всего не страхуют! Страховать надо от чего-то конкретного! Например, могу поклясться, что больше в тот поселок не пойду… а от всего сразу не буду!
– Какой боец нынче умный… – усмехается ротный. А рота уже вся держится за животы. – Ладно, составлю к вечеру тебе список залетов, от которых ты будешь страховаться! Будешь по каждому конкретно присягать на верность Родине! Понял?
– Понял.
– Встать в строй.
– Есть встать в строй! – Громов предельно четко выполняя строевые приемы, возвращается в строй. Эта четкость в исполнении поворота и строевого шага добивает роту. Некоторые уже не могут смеяться, а плачут.
Ротный ходит перед строем.
– А знаете, ребятишки, что в этой истории самое плохое? А самое плохое это то, что Ломиков вчера напился как свинья и наблевал на мою машину. Чья косвенная вина лежит на этом проступке?
– Что, моя? – Громов поднимает голову. – Я ему пойло в рот не заливал!
– Считай, что заливал, – говорит ротный. – Теперь на будущее: если еще раз чужие роты будут напиваться за наш счет… то я сильно расстроюсь! А когда я расстраиваюсь, то для успокоения бегаю марафон. Только побегу я не один, а с вами. А вы со всем вооружением роты. Договорились?
– Договорились… – кивает только Громов.
– Да, хотел же вас обрадовать…
Рота напряглась. Все знали, чем может «радовать» ротный.
– В связи с установлением устойчивой низкой температуры, утренняя пробежка пока отменяется!
– Ура! – одиноко крикнул вроде прощенный преступник.
– Поэтому сейчас мы все идем в спортзал заниматься рукопашным боем! Попробуйте угадать, с кем сегодня я буду работать в полный контакт?
Молчание прервал Громов:
– Товарищ майор, у меня голова что-то разболелась…
– После вчерашнего?
– Нет, хронический менингит…
– Ничего страшного… обещаю в голову не бить.
– Может, не надо… – голос становится жалобным и писклявым.
– Надо, Федя, надо…
– Я не Федя, а Вася…
– Тем более…
– А у меня еще вот нога болит…
– Ничего страшного…
– И гланды, кажется, воспалились…
– Рота в спортзал бегом марш!
– Мама!!!
Ракетчики
На полигон приехали с утра. Это даже было как-то необычно – в ППД на полигон мы попадали исключительно своими собственными ножками, а тут на машинах. В кузове. Красота.
Стоял теплый сибирский апрель. Солнце уже пригревало так, что расстегнутый бушлат казался сейчас не признаком «дедушковости», а острой необходимостью. Было приятно осознавать, что зима наконец-то закончилась, и скоро будет лето. Корежило только от осознания того, что собрались мы на полигоне совсем не для детских забав, и что через несколько дней, по решению командования, нам предстояло ехать в командировку в одну маленькую горную республику.