Неканоническое житие

Когда обвитый горячим воздухом вертолёт экс-губернатора коснулся площадки международного аэропорта Владивостока, Лазарь полузакрыв лицо газетой, совсем впал в прострацию: ему чудился город, окружённый дымом и пламенем, и дикий ор обезумевших глоток взывал к небу о спасении.

Состояния потери перспектив ещё более усилилось, когда он уже сидел в автозаке, в окружении двоих мордоворотов в форме полиции. Глубокие морщины разрезали усталое лицо Лазаря, превратив его в некое подобие маски вуду.

Через четыре дня, которые старец провёл в СИЗО, время удивительно нахально выпивало его соки, терзая струны души высокомерным обращением надсмотрщиков и сидельцев камеры. Один, с наколкой профилей Ленина и Сталина, обходя всякий раз как планер вокруг Лазаря, цедил сквозь жёлтые зубы: "Мать его…а ну его к собачим…"; эти гнусные слова повергали Лазаря в нестерпимый трепет, от чего тоска и жалость к себе самому сменилась страхом потерять управление над своим телом.

В кабинете у следователя, на подоконнике которого мухи смело сделали место последнего упокоения, старец, высморкавшись в платок, составлявший всё его богатство, мыслил как человек, потерявший надежду быть свободным: он улыбался невпопад, тихо говорил и везде вставлял шальное "Спасибо!" Чистосердечное признание, однако, он отказался подписать, не зная за собой никакой вины.

-Но это же Вы спалили усадьбу нашего губернатора – утверждая истину, говаривал несколько раз лысый следователь, туша в пепельнице вонючие сигареты.

Лазарь, прищурив глаза, отвечал:

-Ну что вы, куда мне болезному такие подвиги – я и в молодости Гераклом никогда не был, а вы такое мне приписываете…

Посмотрев на этого человека в авраамовой бороде, где волоски словно черви завивались и мешали друг другу, следователь поёрзал на стуле и начал с другого горизонта:

-Однако, Вы не отрицаете своё участие в этом зубодробительном телепроекте "Неканоническое житие", собирая всех любопытствующих всякий вечер?

-Да, я был посредником между народом и Богом. Разве это плохо? Посмотрите, сколько наркоманов ушли от иглы, а беспризорников обрело новые семьи… Вы располагаете соответствующей статистикой? – еле сдерживая себя, сказал Лазарь.

Следователь пробежал глазами по бумажке и вынул свои козыри:

-Что ж, если Вы считаете себя национальным героем – дело Ваше, но Вы настроили против себя всех власть имущих, даже наш президент возмущён этим шоу, где религию и духовность смешали с откровенным сатанизмом…

-Тут вы ошибаетесь: мне не дано вредить своему народу. А что касается президента – Бог ему судья; мне же необходимо вас уверить, что я всей душой радовался духовному пробуждению России. Часть меня всегда клонила в сторону уйти и заняться молитвой, но большинство души отвечало на это поступком с далеко идущими последствиями. Я страдал: мне было тяжело перед телекамерами обнажать суть себя, но я бесконечно рад и горд тем результатом, который я и губернатор принесли русскому обществу.

Следователь прикрыл штору от назойливого солнца и присел на стол.

-Губернатор скрылся, бежал из России и теперь обитает во французской провинции, а Вас готовы растерзать наши хищные волки. Берегитесь!

-Спасибо – глубоко задумавшись, сказал Лазарь и вышел из кабинета.

Суд состоялся спустя две недели. Весь зал был объят розовым светом, согревавшим осенние души собравшихся. Секретарь, восседавший на высоком кресле, стучал по компьютерным клавишам кресле, составляя летопись одной отдельной трагедии одного русского человека, на которого навешали всех собак.

Женщина-судья, всякий встряхивая высокую причёску, из-за очков разглядывала присутствующих.

-Подсудимый, Вы признаёте своё участие в деле, нанесшем значительный моральный ущерб нашему обществу?

-Мне стыдно об этом говорить, но, простите, вы несёте какую-о ахинею!

Судья грозно метнула молнии.

-Ахинею несли Вы, да ещё почти каждый день на протяжении целого месяца, выдавая свои духовные подвиги сомнительного содержания за учение об истине…

-Что есть истина? – перебил судью Лазарь.

-Истина – это право государства располагать Вашей судьбой по своему рассмотрению. Вам грозить 9 лет лишения свободы.

-За что?

-Вы поставили себя выше государства и причинили ущерб одному высокопоставленному лицу!

Лазарь громко воскликнул:

-Откуда у вас такие убеждения?

-За Вами следил человек, которого Вы видели ремонтировавшим мотоцикл. Все Ваши действия фиксировались в цифровом виде и суд располагает этими материалами. Сбежавший губернатор вывез свои финансы на кордон, однако, бросил своего малолетнего сынка, но мы обязательно вернём беглеца и посадим туда, где Вы будете сидеть. А сидеть Вам, я уверяю, придётся долго. Россия взялась очищать свои гумна от навоза!

Воздух закружился вокруг Лазаря, вбирая его способность слышать, но оставляя право видеть. Этого было достаточно, чтобы превратиться в маленького беспомощного зверка, уничтожаемого более хищным видом. Так, одна большая полноводная вода поглощает собой малую,; так безжалостная система доводит до безумия нежный трепетный дух противника…

…"Элеонора, душещипательная Элечка, мне ли быть раздираемым надвое страстью к тебе? Я всю жить отдал поискам истин, пусть самых мелочных на быстрый взгляд, но я не жалею этих мгновений… И самая долгожданная обновка в моей судьбе – встреча с тобой! Ты обратила мои немощи в преимущество обладания совершенной красотой. Я – полуБог, если такая нимфа вошла в мои покои! Пусть чресла мои горят неутолимым огнём, пусть запах твоих волос сводит меня с ума – я кроток как овен и зорок как ястреб. Бог – со мной! И ты всегда где-то рядом…"

Тебя, мой дорогой читатель, может устроить такой конец этой истории? Думаю, будет неважно, сколько дадут лет наказания нашему старцу, важно другое: то, что он пытался совершить в современной России, наказуемо законом – хотеть принести добро, но вдруг пострадать как всякий спаситель?

Изгой

[битая ссылка] Алексей Суслов

1

Тусклый свет фонарика вдыхал жизнь в величественные развалины одного  из древних городов Греции. Мальчик, еле дыша под одеялом, впился в эти иллюстрации, дающие ему связь с миром знаний, которыми он бредил с самого осознания самого себя. Его всегда влекло к этим местам, где время убило идею, но последнюю до конца истребить невозможно и мысль глубоко вошла в камень, вогналось ветрами и дождями в эти статуи…

Всё же ночь с фонариком под одеялом для мальчика была раем. Но был и ад – то, что происходило днём в простой, но подверженной тленом, школе, по достоинству носящее звание адское, иначе зачем сонные учителя находили удовольствие в этих экзекуциях с близоруким мальчишкой, глухим на одно ухо и ставшим изгоем среди группы отморозков во главе с Лысым, тем, что был очень зол и страшен, а потому девочки его на дух не переносили, за что он мстил всем тем, кто был слабее его.

Лысый  приносил в класс какие-то вещества, после глотания которых помещение наполнялось вонючими миазмами. Бедные девочки не находили себе места, их платья быстро пропахивались этими зловониями, а близорукий мальчик, оплёванный со всех сторон, затаив дыхание, ждал окончание уроков.

Ему никогда не приходило в голову прогуливать занятия, что проходили как в клетке со зверьём. Это было потому, что он очень любил учиться и даже все эти мордования и унижения, заполнившие его пребывание в школе, не отвадили его и получения знаний. Мальчик особо тянулся к познанию родного языка; физика и химия ему давались нелегко; физкультура же сплошь состояла из затрещин и пинков, потому что тут говорить о любви к ней.

Лысый никогда не требовал со своих жертв денег, находя в издевательствах чисто эстетическое удовольствие, как кто его находит среди книг, природы и девушек. Череп Лысого был обезображен шрамами и страшен. Был случай, что он проник ночью на автостоянку и там на него напали сторожевые псы. Сторожа зрелищем крови воодушевились, ни за что не желая прекращать наказания вора и привязали его к одной из будок, но пацан сумел кое-как выбраться под утро и удрать восвояси.

С тех пор Лысый невзлюбил всякого, вставал на его пути, и он вымещал своё унижение от рук сторожей их собак на всяком, кто не набрался силёнок чтоб дать существенный отпор. Близорукого мальчика он гнобил с особым азартом, как угробляет водитель не понравившеюся машину. Очки, сутулость, скованность в движениях – всё это сотворило в Лысом вечное отторжение к этому замухрышнику.  Он не достоин жить – думал всякий раз изверг, когда щурившийся мальчишка входил в класс и садился на своё место. Лысому вторили другие, мало успевающие в учёбе, но набравшиеся силушку на тренажёрах. Этих пятерых мальчик видел даже ночью, в своём доме – они не давали ему спать, завывая и крича в каком-то трансе и эти видения создавали ад. Этих воплей никто, кроме мальчика не слышал – они были миражом, и родители его спали крепким сном. Но этот ад кончался тогда, когда мальчик включал фонарик и принимался в чтение дорогих ему книг.

2

Красивые растения создавали классу вид оранжереи, где случаются попытки познать истину. Близорукий мальчик, съежившись, слушал учителя и заносил выводы в тетрадь. Девочка напротив, играя с телефоном, отсылала между делом пикантные сообщения своему собеседнику. У девочки были золотистые волосы, достававшие до низа спины. На ученице была привлекательная школьная форма, которой придерживались для порядка, в школе, считавшейся лучшей в городе.

Учительница писала алгебраические задачи, на которые класс изыскивал свои ответы. Внезапно дверь приоткрылась и вошёл заместитель директора. Это был импозантный мужчина с косичкой, в коричневом пиджаке с латками на изгибах рукавов, в алом галстуке, которой ему несказанно шёл. Он попросил учительницу следовать за ним, так как кто-то из завучей звал её к телефону. 

Только закрылась дверь, Лысый вскочил, побежал к доке и стал громко говорить:

-У меня важный вопрос. Если человек нам безразличен и мы не видим пользы от него, то что мы обязаны сделать? – голос его вызвал восторг у мальчиков, но ужас у девочек. Мужская половина загудела и некоторые кричали:

-Как говорили гладиаторы: да будет ему смерть!

Лысый выволок близорукого мальчика на середину помещения и поднял его руки вверх. Мальчик застыл взглядом в потолок.

-В этой туше столько бесполезного и вялого, но я позволю себе холод прикосновения к нему. а потом вытеру руки – Лысый выговаривал наболевшее.

-Он, по-видимому, еврей – крикнул верзила с четвёртого ряда – А евреев принято вешать!