Неканоническое житие

1

Лето в этом году было так себе, а вот дождь преуспевал в действии как никогда.

Двое суетливых человека, разных по возрасту и мировоззрению, но объединённые одним воровским делом, возились с замком одного из дачных домиков.

Игорёк, весёлый и озорной, не смущающийся ничем, присматривался давно к этому домику, а второй, его напарник,которого звали Сергеем, был в не в ладах с этой затеей: его интуиция что-то ему шептала. "Могли бы и другой погребок грабануть – размышлял он,– чтобы там брюхо набить и жить сытой жизнью,но Игорьку этот дом подавай…" Долго отговаривал последнего Сергей, но сошлись на том, что всё делать будут не впопыхах, а по-серьёзному.

Когда замок спал под жёстким напором гвоздодёра, Сергей бросил свои мысли о каких-то потаённых страхах и первым вошёл в строение, пахнущее сыростью и лаком, как в старой столярке.

-Ну вот, а ты говорил, что пятница – не лучший день воровать… – пробурчал Игорёк, вешая кепку по-хозяйски на вешалку в прихожей – Здесь даже мышей нет, значит вся еда в порядке, а потому, ух, набьём мы свои утробы, мать великая! – Он весело сел в кресло у правого окна, выходившего в дивный сад и закурил.

Сергей, тощий от перловки и жиденького чая, и то через день, стоял в пороге и всё думал, как же Игорёк решился вылезти из своей берлоги, когда у него ящик тушёнки и копчёная колбаса, пахнущая мясным заводом? Ему хотелось есть до зарезу, а тут ещё тучи заволокли небо и ветер стал качать деревья за окном, так, что в животе Сергеевом бурчало как в медном котле.

-Посмотри, что там за тетрадь торчит в двух шагах от тебя? – небрежно сказал ему Игорёк. Сергей  вытер глаза от слёз и открыл полузапертую дверцу шкафа. На аккуратно сложенных простынях и пододеяльниках лежала тетрадь, обёрнутая синей клеёнкой. На обложке значилась запись: "Лето 2010. Дача". Сергей стал пролистывать записи и понял, что делала их женская рука, чистописание которой приятно бросалось в глаза.

-Это дневник. Хочешь, почитаю, пока ты куришь – тягучим голосом произнёс Сергей, облокотившись об стену в жёлтых обоях.

-Валяй – бросил Игорёк и закрыл глаза.

-Сергей противным голосом начал:

"Такое-то число, понедельник. Ягода в этот год поспела рано, а потому мой безумец ворчит, что она будет кислая. Ну, и пусть бормочет, меня давно уже не волнует его дикая озабоченность своими пустяковыми проблемами. А вот сосед, офицер, хорош стал в это лето: статный, молодой, подтянут и галантен с женщинами. Все его ритмичные движение, ох, как бойко действуют на наше бабье сердечко! Вот бы и мне молодость вернуть…

-Ага, хорошо начало! – зевнув, пробормотал разомлевший Игорёк. – Слышь, Серый, залезь в погреб, найди что пожрать.

Первым попалась банка вишнёвого варенья.

-А давай поедим – махнул рукой Игорёк. Его утроба требовала чего-нибудь сладкого, а по тому варенье пришлось как раз кстати.

Хорошенько полакомившись, Игорёк отошёл от стола, вытер руки об полотенце на шифоньере и снова сел в кресло.

-Продолжай, Лермонтов – командно рявкнул он.

"Следующие число, вторник. Нарвала ягод, а тут сын подъехал. Я ему: привёз что говорила? Он: а как же, а сам даёт бутылёк и смеётся. Говорит: только побольше сыпь, чтоб не мучился…

-Не понял. Это она о чём? – подскочил Игорёк и бросил сигарету, уже вторую в окно. -Ну, читай живее!

"Когда варила варенье, значит, вишнёвое, бросила к котёл пол баночки того порошку, так что скоро, дорогой мой муженёк, будем заказывать тебе деревянный футляр в полный рост. Ах, хорошо сынок пристроился патологоанатомом, все следы этого яда уйдут в могилу вместе с моим благоверным. А пока…

-Подожди, ты, что, не понял? – вскричал Игорёк и подскочил к напарнику.

-Нет.

-Она же отравить хотела мужа, ну, этим чёртовым вареньем! О, какой я дурак! Отравила!

То, что произнёс Сергей, было не книгопечатно.

2

Самое, что может по-настоящему напугать человека – это когда он поймёт, что то, что он задумал – уже не исполниться; по-разному он относиться к потере лет и годов, но одинаково – к полной утрате жизни и дорогих ему сердцу идей.

Игорёк клял судьбу, что успел мало что совершить в череде дней, отпущенных ему. У него когда-то была семья, но ненастное тюремное бытие перечеркнуло всё то, о чём он заботился много лет – о жене и детях. И теперь, он вещал Сергею о тех днях, что жестоким прессом легли на сердце.

-Не забыть мне того дня, когда я свалил всю вину за убийство на невиновного, с той животной страстью, что делает из человека волка. А он, этот мальчик – он как  овца, что идёт на заклание,  получил ещё больший срок, хотя был не виноват и в первом, он по вере своей баптистской, а возможно, по благородству человеческому принял ярмо на шею. – так рассказывал Игорёк о минувших днях и глаза его заволокло туманом воспоминаний.

На виду те мгновения, как в нашу камеру вошёл тот мальчик, голубоглазый и весь сопатый как лось. В руках его была Библия и он сразу принялся её читать вслух, будто мы просили об этом. Но мы на дух не переносили все эти вычурные слова о спасении и благодати небес, но слушали как зачарованные. Карты отвлекали слегка наше внимание, но я уже тогда понял, что это человек спасённый, а значит великий. Иногда, кидая карты, я задавался вопросом: а ему за что эта собачья жизнь? И сам отвечал: не знаю,ибо я человек убогий, а он. в свои 19 или 20 – всё знающий, что по голосу этому слышно.

Игорёк слегка отдышался и продолжил:

-Я любил играть до упаду, ведь широка моя душа, находя в этом нескончаемое удовольствие и упоение. А в тот день фортуна была при мне, так что Щуплый быстро начал заводиться. Щуплый любил мухлевать, а потому – "играй, колода, но я смотрю в оба!" Совсем не хотелось есть баланды и мы быстро сыграли пять партий, перекурили последние окурки – и снова! В вечер вошли с сильной усталостью, но глаза горели адским огнём. И тут мы заспорили о чём-то, и возникла свалка наших тел. Это мы, значит, подрались. Я что силы толкнул Щуплого на шконку, а тот возьми и ударься головой об угол. Потекла кровь и мне сказали, что я теперь убийца. Но знает Бог – не хотел я этого! Явились мне мамины глаза и внутренний голос вещает: забудь меня, душегубец. Вошли охранники и спрашивают: кто? Я что есть духу тычу в баптиста, а тот молчит. Его и взяли. Ночью я не спал, а только катался по одеялу и твердил: не я, не я! И стояли его голубые глаза, как небо в погожий день…

Игорёк встал и вышел во двор. Сергей пошёл за ним.

3

Сергей вобрал воздух как рыба и выдохнув его с силой, ощутил всю горечь своего существования. Да, быть отравленным столь нелепо, закончить свою жизнь от вишнёвого варенья, предназначавшееся какому-то старикану, а он даже не был женат. И теперь, когда пошли последние часы жизни, в него вошло свободомыслие, с грустью, отравляющей душу.

-И у меня есть свой скелет в шкафу – начал Сергей – Несколько лет мне сниться один и тот же сон, где трое мужиков в оранжевых робах насильничают над бедной женщиной, а я стою рядом, захолодевший и ничего не делаю. Я не знаю, кто эти негодяи и кто эта женщина, но я знаю за себя что я – трус, слизняк, ничтожество. Доктор мне сказал: это от того разночасового засыпания, которым грешат многие, но мне то что от этого? Я хуже собаки; голос женщины рвёт меня на части.

Вся моя жизнь наполнена страшилками, будто я боюсь всего: грозы, пауков, машин, пьяных и громкоговорящих… Часто сознавая свою никчемность, я задумывался о своей исключительности ( я безумно легко разбираюсь в математических задачах высокого уровня, превосходно играю в шахматы), но эта исключительность больше всего бьёт по нервам. Я живу в ожидании чего-то мрачного, загромождая разум чертополохом гнусности.

Стоило Сергею закончить, как у Игорька открылась рвота. Рот исторгнул мутную вишнёвую массу и тело покрылось судорогой. Тоже самое пошло и у Сергея, с тем лишь отличием, что потекли и сопли.

Дул жаркий воздух с полей. Кукушка наслаждалась своим прогрессирующим награждением годов, а тела двоих преступников валялись у старой яблони. По ним ползали муравьи и жуки; одна из собак мелкой породы даже справила нужду на тело Сергея.

-Серый, чтобы ты сделал с миллионом баксов, если бы их тебе дали в данный момент? – шепнул Игорёк.

-Я бы купил бутылку водки и пошёл на могилу матери.

-А я бы нашёл сотню рабочих и выстроил на месте тюрьмы парк аттракционов. Пусть дети радуются детству.

4

Жара стояла неожиданная, так что листья кустарников и растений спали до земли. И если бы не крона яблони, наши двое героев сгорели бы от солнечных палящих лучей.

Эти охотники до чужого добра медленно, но угасали в силу своего чувствительного воображения. Рожа Сергея была пунцовой, а Игорёк стонал и харкался красной слюной.

Такими их и застал хозяин домика, Степан Кузьмич, и хотел бы звонить в полицию, но сжалился по душевной доброте. Его седая бородка всё время манила пальцы и блестела в свете отблесков от машины, на которой приехал поработать и отдохнуть наш горожанин.

-Ну, бедолаги, говорите: кто хозяин сего добротного места?

Двое замычали: не знаем.

Степан Кузьмич пробурчал:

-И что ж вас так разморило?

Пошёл, нарвал табаку да приложил к лицам этих несчастных. Немного полегчало, но тошнота не прекращалась.