Захарьин (к Годунову).
Борис Феодорыч! Ты что ж доселе
Не вымолвил ни слова? В трудном деле
Ты выручал нас часто из беды —
Скажи, как мыслишь?
Годунов (встает).
Мне ль, отец названый,
Мне ль говорить теперь, когда исхода
Напрасно ищут лучшие из вас?
Но если вы мне речь вести велите,
То я скажу, бояре…
Голоса.
Громче! Громче!
Не слышно!
Годунов.
Мне казалось бы, бояре…
Голоса.
Не слышим! Громче!
Захарьин.
Да зачем ты сел
Так далеко и ниже всех, Борис?
Иль места ты не знаешь своего?
Не слышно нам! Ступай сюда, поближе!
(Берет его за руку и подводит к середней лавке.)
Вот где тебе приходится сидеть!
Годунов (кланяется на все стороны).
Бояре, вы великих предков внуки!
И ты, названый мой отец, Никита
Романович, наставник мой любезный!
Я б не дерзнул мое вам молвить слово,
Когда б вы сами мне не приказали!
Салтыков.
Куда он гнет?
Нагой.
Хвостом вертит, лисица!
Салтыков.
А забрался-таки на середину!
Нагой.
Небось он даром на конце сидел!
Голоса.
Тс! Тише! Смирно! Слушать Годунова!
Годунов.
Вам ведомо, великие бояре,
Какие на Руси теперь настали
Крутые времена: король Батур
За городом у нас воюет город;
В его руках Усвят, Велиж и Полоцк;
Великих Лук уж взорваны им стены,
И древний Псков, наш кровный русский город,
Бесчисленным он войском обложил.