Лагерь

– Тогда садись вот так, – я убрала из-под спины Антона подушку, а сама села напротив, вытянув ноги вперед, – начинаем вращение головой. Раз, два, три. Теперь в обратную сторону. Раз, два, три. Прекрасно. Следующее упражнение: разминка ладоней и ступней.

Антон все выполнял старательно и предельно сосредоточенно. Он внимательно разглядывал процесс вращения собственных рук и ног. После пятнадцати минут физкультуры на его лбу проступила испарина и появилась одышка. По его исказившемуся лицу стало понятно, что ему больно выполнять определенные упражнения. В особенности поочередное поджатие под себя ног. На мое предложение закончить на сегодня занятие он ответил категорическим отказом. Спустя еще полчаса он рухнул на землю с блаженной улыбкой.

– Все, хватит, – произнес он устало и довольно.

Я поднесла к его рту бутылку молока, из которой он с жадностью отпил половину. Сделав сама пару глотков, я уложила подушку на живот Антону и легла на нее.

– Так я совсем скоро поправлюсь, – его рука легла мне на волосы.

– Точно, – согласилась я, чувствуя горечь на душе. – Расскажи, как тебя сбили?

– Меня не сбивали. Я сам упал. Неисправность в самолете. На самой границе. Я зацепился парашютом за сосну, и меня подобрали ваши.

– Ну ты неудачник! – засмеялась я, но Антон меня больно схватил за ухо, так что я вскрикнула.

– Но-но! Попрошу! – весело сказал он, и его рука вновь стала ласково гладить меня по волосам.

– Антон, – произнесла я серьезно.

– Что?

– Ты сбрасывал бомбы?

– Да. Я уничтожил несколько ваших складов.

– А людей сбрасывал?

Ладонь Антона замерла. Наступило долгое и мучительное молчание. Молчание, которое послужило мне ответом. Молчание, в котором я слышала рев турбин, видела летящих вниз граждан моей страны. Перед глазами сидели на коленях на тротуарной плитке плачущие родственники.

– Сколько человек ты сбросил? – спросила я, чувствуя затылком напряжение моего друга.

– Мне не приходилось сбрасывать людей, – резко ответил Антон, – я сидел за штурвалом. На казни вылетал только два раза.

– Почему ты не отказался?

– Мне отдавали приказ. Я солдат, который любит свою страну.

– А я свою, – сдерживая негодование, ответила я.

Между нами вновь воцарилось тягостное безмолвие. Некоторые время мы пролежали, блуждая каждый в своих собственных темных коридорах разума, то и дело заходя в тупики. Мне казалось, что меня кто-то обманул. Подсунул когда-то ложную истину, которую я приняла на веру, и теперь не могу понять, кто во всем этом прав, а кто виноват. А этот кто-то стоит надо мной, растерявшейся, не понимающей, что все-таки происходит, и хохочет. Антон, думаю, тоже ощущал себя отбившейся от отары овцой и плутавшей по склонам гор, которая не может разглядеть даже собственного носа из-за осевшего на землю густого тумана.

Вдруг я почувствовала, как рука Антона сильнее прижимает к себе. Я пододвинулась к нему всем телом и ощутила воздух, гуляющий по моим волосам, от его тяжелого дыхания. Мы лежали, тесно прижавшись, и не произносили ни слова. Словно испугавшись собственных тупиков, мы стали искать утешение друг в друге. Его большая рука крепко обхватила мою ладонь, отчего сделалось непередаваемо тепло в груди. Желая быть как можно ближе, я прижималась к нему сильнее. Мне было невероятно хорошо. Чердак словно стал моим домом, а Антон – любящим супругом. Мы долгое время пролежали так, пока Антон не произнес:

– Не будем сегодня расстраивать твою маму. Тебе пора.

Я повернулась под его рукой к Антону лицом. Он продолжал меня обнимать. Я встретилась глазами с его ласковым взглядом. Его губы были приподняты в легкую добрую улыбку. Мне захотелось его поцеловать. Вдруг он сам потянулся ко мне губами. Я застыла. Он прикоснулся своими мягкими губами к моему носу.

– Тебе пора, – повторил он, ослабляя объятия.

С переполненными от счастья глазами я выскочила из подъезда и понеслась вниз по лестнице, звонко цокая каблуками по ступенькам. Я вспомнила, как Антон рассказывал про полет, когда весь мир создан для тебя. За окном солнце полностью скрылось, оставив наш город на растерзание беззвездной ночи.

Выйдя из подъезда, я оцепенела – у дверей стоял тот же старик и пристально смотрел на меня. Он словно не сходил со своего места и ждал, когда я вернусь. Старик заглянул в мои ошарашенные глаза и произнес с некой усмешкой:

– Нашла котенка?

– Нет, – коротко ответила я.

Старик заулыбался. Моя эйфория сменилась беспощадной оторопью. Мне хотелось убежать, но что-то меня останавливало. В голове закипали мысли. Что думает старик? Почему он молчит? Он понимает, что на чердаке я провела несколько часов?

– Вы здесь живете? – спросила я, собрав все свое самообладание.

– Уж шестьдесят лет, – ответил старик, – скажи, где живешь ты.

– Зачем это вам?

– Если найду котенка, то принесу, – может, от страха, но в его взгляде я заметила нотки холодного коварства.

– Гвардейская, 67, – сказала я старику адрес Даника, – мне надо идти.

Я пустилась со всех ног домой. Мне хотелось поскорей оказаться там, где тишина и спокойствие, где я просто школьница и от меня ждут лишь прилежного поведения и сделанных уроков. Где от меня не зависит жизнь человека.

«Надо будет рассказать об этом старике Антону, он должен знать», – в конце дня перед сном подумала я.

12

Этой ночью я учила стихотворение. Помня о позоре, что устроил мне в школе Даник, еще днем я хотела выбрать совсем далекое от романтики произведение. Однако к вечеру впечатления сгладились. Поступок Дани уже не казался таким страшным. Даже забавным и трогательным. А прекрасное окончание дня с Антоном вконец убедило, что стихи должны быть о чувствах. И я их нашла. Точнее, не так. Они сами меня нашли. Открыв в гостиной шкаф, переполненный книгами, с верхней полки на меня грохнулся небольшой том в мягком переплете. Это оказался сборник любовной лирики. Веря в предначертанное, я аккуратно, заложив страницу, на которой открылась книга, пошла к себе в комнату. Мне достался стих, от некоторых строк которого замирало сердце.

С первых слов я поняла, что это стихотворение для меня, хоть оно и от имени мужчины.

Я понимаю, что должна быть с Даней. И я буду с ним. Просто мне надо отправить моего друга к себе домой. Мне кажется, что я ему нужна. Я буду с ним до тех пор, пока он не уедет, а потом вернусь всей душой к Данику. Я полюблю его еще отчаяннее и безрассуднее, так как буду перед ним виновата. Но этот груз вины навеки должен остаться со мной.

Я приняла решение, что, когда буду рассказывать стихотворение в классе, ни в коем случае не посмотрю на Даню. Во-первых, это будет неправильно. Точнее, не совсем правильно. Сейчас я мыслями с Антоном. Во-вторых, это будет еще и такой элемент кокетства с Даней. Не стоит забывать, что я в первую очередь девушка и поиграть с чувствами мужчин у меня в крови. К тому же я сильно обидела вчера Даню своим безразличием к его поступку. Стоило бы изящно извиниться. Он обязательно поймет, что эти строки для него. Словом, со всех сторон я окажусь в выигрыше.

Через пару недель Даник будет отмечать свое шестнадцатилетие. Надо будет обязательно придумать для него нечто особенное. Заставить его расчувствоваться от моего сюрприза. Ха, представляю себе всегда сдержанного Даню с влажными от восторга глазами, когда я вручаю ему подарок. Последнее время он, наверное, ощущает, что я к нему охладела. Надо исправить это и показать, насколько он мне дорог. День рождения – прекрасный повод это сделать.

Я вдруг представила, что убегу вместе с Антоном. Мне кажется, его встретят на родине героем. Он ведь вырвался из плена! И меня начнут обхаживать в его стране. Я помогла ему! Меня обступят журналисты, покажут по телевизору. Мы станем с ним звездами!

13

Погода день за днем стремительно неслась к теплу. Апрель в этом плане особенно прекрасен. Кожа впервые за долгое время может понежиться на солнышке. Только голодному по-настоящему известен вкус хлеба. Только после лютой зимы и склизкого марта ощущаешь всю прелесть первых ласковых лучей солнца, нежность теплого ветерка, мягкость зеленого ворса под ногами.

Уже совсем скоро праздник пятилетия независимости и наше выступление. За эти пару недель в моей жизни произошло несколько занимательных событий, о которых сейчас расскажу.

В школе мы решили взять в хор десяток детей помладше. На совместном собрании (ух, как же я обожаю все эти совещания под руководством нашей Люды) мы пришли к мнению, что возраст нашего класса не играет нам на руку. Всех взрослые пятнадцатилетних подростков считают грубыми, непослушными, порой даже агрессивными. Как таким хором из подрастающих бунтарей и нигилистов вызвать умиление? Как бы мы ни старались, какую бы чувственную песню ни выбрали, едва ли у нас это выйдет. А вот шестилетние дети с их светлыми еще незамутненными глазками и оголенными чувствами – это беспроигрышный вариант. Уже после первой репетиции мы поняли, что все сердца на площади будут завоеваны. Дети были очаровательны. Но самое превосходное, что взяли даже моего Славика! Он еще только учится разговаривать, но его миловидность отметил каждый. Он так старательно подражал нашему пению и легко запоминал мелодию, что со стороны не замечалось, что он совсем не поет. Самого Славика переполняли эмоции от происходящего. После каждого окончания песни он начинал лучезарно улыбаться и хлопать в ладоши от радости. Мы все понимали, что во время выступления он будет самой главной звездой. Для пробуждения еще больших чувств у публики на последнем куплете я должна буду, взяв за руку Славика, выйти на передний план и пропеть одна последние две строчки. Все выступление, как выразилась Василина, выходило чрезвычайно душепронизывающим. Как нам объявили, вместе с последним куплетом начнется военный парад. В общем, мы уже предвосхищали грандиозное зрелище и триумф.

Я ожидаемо отдалилась от Даника. Но несильно, чтобы вскоре сблизиться с ним уже навсегда. Благо момент можно считать подходящим. Мой Даник особо не замечал охлаждения наших чувств, поскольку пребывал в невиданной эйфории. Людмила Петровна переехала к ним жить! У Дани появилась настоящая, искренне любящая его мама! Моя мама рассказала, что дядя Никита и наша Люда даже свадьбу собирались сыграть. Настоящую, пышную, с гостями, воздушными шарами и шампанским. Мне кажется, если бы я увидела на нашей Люде белоснежное воздушное платье и фату, то от восхищения сердце бы остановилось. Она и так у меня ничего, кроме восторга, не вызывает, особенно сейчас, когда так влюблена. А тут в платье невесты. Но планам не суждено, судя по всему, сбыться. Злость наших врагов последнее время обострилась. Держава с остервенением, которое наблюдалось у нее только в первый год войны, стала нападать на наши границы. Боевые действия разгорались в разных точках со всех сторон страны. Это сказывалось на благосостоянии и настроении всех. Поэтому дядя Никита решил скромно обручиться с Людмилой Петровной у главнокомандующего в Доме Правительства в присутствии только нашей семьи. По законам военного времени главнокомандующий имел право заключать браки. Обручение назначили на следующий день после майского праздника независимости и сопротивления. Я с нетерпением жду этого дня. Пример дяди Никиты и нашей Люды вселил в меня веру в неминуемое счастье для хороших и порядочных людей.

Антон за это время совсем поправился. Простые упражнения, поставившие его на ноги, мы выполняли с ним ежедневно. Иногда я приходила к нему в гости, а он уже лежал изнуренный оттого, что, не дождавшись меня, позанимался самостоятельно. Но, немного отдышавшись, он вновь начинал тренироваться вместе со мной. Словом, физкультура и мамины оладушки его полностью восстановили. Здоровый, сильный и жизнерадостный, он еще больше вселял чувство обожания. Выздоровев, Антон вычистил почти до блеска чердак. Теперь здесь вся пыль и мусор лежали в противоположном углу, паутина с крыши была убрана, строительный хлам выстроен таким образом, чтобы полностью закрывать от постороннего глаза тайное жилище. Я была даже против такой кристальной уборки – больно это подозрительно смотрелось, но потом поняла, как трудно ему который месяц чахнуть в этой сырости и грязи.