Дело ведь нехитрое. Главное – это коптильня, плотно закрывающийся металлический чемодан с решетками внутри. Лучше, если коптильня сделана из нержавейки, а решетки из титана. Под решетки на дно ящика кладут веточки ольхи или ивняка (возможны и другие варианты) слоем пять-десять сантиметров, поплотнее. Вставляют решетки с выложенной на них рыбой на спинки, чтобы сок не вытекал, закрывают крышку на защелки и ставят чемодан на костер, используя подставки. Лучше, если костер уже прогорел и в нем угли. Минут через десять-пятнадцать из-под крышки начинает струиться дымок. Уже минут через тридцать от запаха дымка начинает течь слюна. Обычно к этому времени рыба и готова. Сняв чемодан с огня, торопиться открывать крышку нельзя, надо дать остыть, а то полыхнут обугленные ветки, что на дне. А солить для копчения рыбу надо так: чистим от внутренностей, обсыпаем солью, укладываем в полиэтиленовый пакет и плотно заворачиваем (да не в один, а в 3—4 пакета) и закапываем в песок на глубину 35—45 см – под гнет, чтобы рыба просолилась, но лишней соли не взяла. Через 2—4 часа, в зависимости от размера, выкапываем, промываем в воде, подсушиваем на солнце и ветерке и начинаем коптить.
Коптить рыбу это просто, а какая она вкусная…
Съеденная рыбка, как известно, водички просит, вот нам и приходилось постоянно ходить на расположенные неподалеку бахчи за арбузами и дынями, а по дороге еще заходить на помидорные поля. Выращивали здесь знаменитый сорт «Бычье сердце» – огромные, мясистые и очень вкусные помидоры. Сорванные с куста, они имели особенный аромат. И не было ничего лучше, чем съесть такой помидор с солью и черным хлебом. Больше я нигде таких помидоров не ел и не видел.
От этих воспоминаний у меня всегда выделяется слюна. Многие мои знакомые так и продолжают ездить в отпуск в те края, прикипев на всю жизнь, а я вот наловился на всю жизнь и больше рыбалка меня не интересует, только как грузина: «Ты помидоры любишь? Кууушать да, а так – нэт!».
В памяти о тех местах еще сохранились пыльно-песчаные бури, небольшие смерчи и кустики «перекати поле», за движением которых можно наблюдать бесконечно, как за огнем. А ещё суслики, стоящие вдоль дорог по стойке смирно, прижав передние лапки к груди, и провожающие каждый автомобиль. И их злейшие враги – степные орлы, сидящие на телеграфных столбах в ожидании добычи. А какие там комары! Они вылетают из крон деревьев и кустов точно по часам около пяти вечера, жрут всех подряд и с заходом солнца прячутся в листве. Во время их активности нельзя быть раздетым – искусают так, что несколько дней в себя приходить надо будет.
А вот и Алексей до нас добрался
Вернулся Боцман ни с чем. Сухо, дождей не было больше месяца, какие тут грибы. Золотистые от копчения сиги выложены на блюдо. Запах распространяется по округе и сводит нам животы судорогой. Садимся в тени сосны, источающей аромат смолы, и начинаем пробовать рыбу. Жир течет по рукам, нашим восторгам нет предела.
Меня многие считали бесшабашным пофигистом, потому что я постоянно бросал работу и семью на пару месяцев, чего очень многие себе позволить не могли. Каждый является рабом чего-то в какой-то степени, вот и я не мог бесконечно бороздить на яхтах. Семья и работа требовали моего присутствия. Постепенно жизнь и взгляды меняются. Сейчас многие мои знакомые купили яхты и держат их в Турции, Греции, Хорватии, Испании и весь сезон занимаются «извозом» – катают клиентов за деньги. А сезон-то длится по 6—9 месяцев. У многих это бизнес, о котором более подробно расскажу потом.
С Онеги мы спокойно за 9 дней дошли до Твери и оставили там яхту в яхт-клубе у речного порта, что в устье реки Тверца. Встречал нас с Алексеем и Боцманом Сергей на своем гоночном «Рендже» и развез по домам – ох и натряслись мы. В «Труде» стоять стало не очень удобно, а в Твери налаживались связи и ходить там было где, да и ехать было в Тверь три часа, а в «Труд» два часа. В Тверском яхт-клубе мы простояли до ухода в яхт-клуб на Ладоге.
Мне вот подумалось, что с годами все труднее оторваться от насиженного места и устремиться в неизведанную даль или даже повторить уже пройденный когда-то путь. Проще сидеть у камина или перед телевизором за пивом и осуществлять эти путешествия мысленно в мечтах. Похоже на онанизм, не правда ли? Похоже, что мы боимся утратить то, что имеем и к чему привыкли. Просто надо преодолевать в себе слабость подняться, страх и сомнения перед неведомым, ведь каждый способен дойти до цели, если идет. Иногда судьба предоставляет нам шанс, приоткрывая ворота на время, и нельзя его упускать, надо выйти и найти свой путь и познавать этот мир снова и снова. Чем чаще мы уходим от привычного в неведомое, покидая зону комфорта, тем скорее мы приходим к простым истинам и законам жизни. Мир больших городов искусственен, придуман нами, чтобы возвыситься над миром и природой, а это невозможно, поэтому некоторые из нас, смельчаки, интуитивно пытаются хоть на миг вырваться из него на природу, туда, где никого нет. А кто не может преодолеть себя, не может бросить что-то, расстаться с чем-то, тот накапливает в себе негатив и нереализованность. Часто такие люди, не имея возможность изменить действительность, начинают менять восприятие, и для многих это кончается печально.
К вашим услугам, ребята…
Не живите прошлым
Этот совет самый важный из всех: забудьте и живите дальше. Больше всего злости, разочарования, несчастья и отчаяния в этом мире происходит от людей, держащихся за прошлые обиды и проблемы. Чем больше вы будете прокручивать их в уме, тем крупнее они вам покажутся, и тем хуже вы будете себя чувствовать. Не боритесь с несчастьем – это всего лишь наш опыт. Забудьте и живите дальше. Сделайте это, и тем самым лишите его силы ранить вас. Невозможно быстро ехать вперед, смотря в зеркала заднего вида! Прошлого нам не изменить, но мы можем выстроить «правильное» будущее согласно нашему опыту и пониманию. Наше сегодня – это наши Мысли и Слова вчера, а наши Мысли и Слова сегодня – это наше ЗАВТРА. А это означает, что мы можем, если захотим, выстроить наше Завтра. Наши Мысли сильно определяют наши Мечты, Желания и Цели – если мы хотим иметь положительный Результат и наладить с кем-то Отношения, надо идти навстречу друг другу и не пытаться домысливать за Человека и думать о нем плохо, скорее всего, вы не знаете и не понимаете логики его мыслей и действий, к тому же Правда у каждого своя, и она может не противоречить Истине, а быть одной из её сторон.
Жизнь несправедлива и Правды нет! Но это не означает, что мы своими поступками должны нести неправду и несправедливость! Мы не можем изменить Мир, но можем изменить себя!
Время больших надежд и разочарований. 2004-й год
…а с небосклона бесшумным дождем падали звезды,
Вон снова упала, и я загадал живым вернуться из…
Владимир Высоцкий
Оставалось сделать последнее усилие – всё бросить, подняться с дивана и отправиться в Тверь, где у причала яхт-клуба в устье Тверцы стоит яхта, а Боцман Володя ждёт моего приезда, чтобы тут же отдать швартовы и уйти на Онегу подальше от этой суеты… Положение дел в Стране в целом и в бизнесе было не очень. Многие так и не могли оправиться от дефолта 98 года. С избранием Путина появилась надежда, что что-то начнет меняться в лучшею сторону – тогда мы еще думали, что все зависит от Президента.
Вот и у нас дела были не супер. Работу Клуба (ROSC) фактически прикрыли налоговые органы и изменившееся законодательство, и я болтался без дела; супруга как финансист, аудитор и налоговик была востребована и работала на серьезных должностях в крупных компаниях, но огромная нагрузка, ответственность и стремление всех обходить Закон подталкивали к уходу и созданию семейного бизнеса. «Микруху» и швертбот «Мева» пришлось продать. На черный день оставил виндсерфинг в полном комплекте и параплан с мотором – рука не поднималась. Надо было на что-то содержать «Дюфур», дачу и осуществить летний поход на Онегу – нет смысла держать яхту на кильблоке, она должна рассекать воду, а платить так и так приходится. Многие считают, что можно что-то купить (машину, дачу, яхту, квартиру …), но не пользоваться – нееет, от этого сужается время возможностей, останавливается развитие жизни и утекает ваш потенциал. Вещи дешевеют, не принося ничего. А длительные походы на яхте в места безлюдные дают возможность уйти от всего негатива жизни, переключиться, взглянуть на все со стороны, подумать, набраться сил и новых идей. Недельные туры в Европу – это просто развлекуха.
Надо было как-то зарабатывать и окупать расходы. Решили начать развивать «чартер» на Онеге или Ладоге. В Клубе был такой проект, и мы возили все документы по проекту во Францию и Германию, предлагали чартерным компаниям продавать наши лодки с капитанами на Ладоге и на Онеге. Люди там отказались, сочтя, что мы недооцениваем риски хождения по этим водоёмам, обеспечение лодок и людей всем необходимым и не можем гарантировать быстрой спасательной операции. Иностранцы опасались к нам приезжать, а наши нет, и мы решили пригласить людей и покатать их на яхте на Онеге. Совершенно неожиданно, уж и не помню кто, рекомендовали нас двум девчонкам из Белоруссии. Катя была начальником юридического отдела у Лукашенко, а её подруга Наташа кем-то там в дипкорпусе. Зачем они поперлись в Россию на Онегу пройти «парусную» практику, нам было с Боцманом не очень понятно, но на безрыбье, как говорится… А тут еще и мой одногруппник по МИФИ Никита изъявил желание поправить нам финансовое положение, а там подтянулся и начинающий яхтсмен Андрей, которому я помог купить Французскую яхту «Beneteau Fist-211», чтобы пройти практику переходов по каналам и шлюзам и походить на Онеге. Так получалось, что с походом из Твери на Онегу и обратно и хождению на Онеге с «клиентами» выходило около 50—55 дней. Небольшое участие каждой стороны, и все вопросы решались. Яхта – это здорово, но всё стоит денег, и немалых. Например, за стоянку лодки, как моя, в яхт-клубе в год надо выложить 60—120 тысяч рублей. Плюс расходы на кран минимум два раза в год, на техническое обслуживание (ТО) всех систем и агрегатов, на сезонную консервацию и расконсервацию и на судовую кассу для осуществления крейсерских походов. Питание на яхте обычное трехразовое, как дома, вот и считайте, сколько это стоит.
Готовим лодку к спуску на воду и походу
По тем временам сети продовольственных магазинов по стране не были так развиты, как сейчас, и нам приходилось основные продукты закупать в Москве. Наши шмотки и куча продуктов на два месяца загружались в мою «АУДИ-А6» в салон под крышу и ехали с нами на лодку, которая стояла тогда в Твери (стоянка дешевле) уже на воде у причала. Я привез всё это и Боцмана в Тверь и уехал в Москву – оставлять машину на неохраняемой стоянке в Твери не решились.
Потом до Твери я добирался электричкой. Для меня это было экзотикой (я с пятого курса института я не вылезал из машины) и не рассказать о том, что творилось тогда в электричках и о чём говорили совершенно незнакомые люди, я просто не могу. Напомню – это был 2004 год.
На платформу нас не пускали и держали перед турникетами до прихода электрички – лавочек не было, приходилось стоять и толкаться с соседями. Раньше такого никогда не было – электричка, как правило, приходила минут за 15—20 и пассажиры неспешно шли и занимали места, раскладывали ручную кладь на полки, сидели и смотрели в окно или читали, вагоны были чистые. А тут: пришла электричка, пассажиры вышли, и нас запустили в душные грязные вагоны. Электричка набилась до отказа и отошла практически без опоздания. Мне удалось занять место у окна, работая локтями внаглую – с моим позвоночником стоять часа четыре до Твери не вариант. И так поступали все, кто посильнее. В результате молодняк сидел, а старики и старушки торчали в проходе. Сразу же, один за другим, стали появляться женщины и мужчины с огромными сумками через плечо, разных возрастов, на все лады рекламирующие и продающие свой товар. Они пробирались по проходу и совершенно беспардонно теснили стоящих людей, не взирая на их возраст и пол, демонстрируя свой товар. Они шли нескончаемым потоком и сменяли друг друга в хорошем темпе. Провезли инвалида с гитарой, исполнившего с надрывом песню про Афган. Все это напоминало телевизионную рекламу, только более навязчивую и менее профессиональную. Это действо быстро достало меня, но ничего не поделать: в руках не было пульта, нажатием кнопки которого можно сменить картинку или выключить звук. Потом мне подумалось, что если сделать картинку черно-белой, то всё это вкупе с грязью, духотой и нагло ведущими себя подвыпившими пассажирами напоминает мне картинки из документального или художественного кино про годы революции и гражданской войны – докатились, блин.
В вагоне было жарко, душно и шумно. Поезд тащился уже три с половиной часа вместо двух сорока пяти по расписанию. Народ таращил глаза и хватал ртом воздух, хоть окна некоторые и были открыты – кондиционеров не было. Все громко разговаривали, стремясь перекрыть говор других и шум из открытых окон. Особенно отличалась молодежь, стоявшая и сидевшая кучками, пьющая пиво и ругающаяся матом. На них никто не обращал внимания. У окон сидело две группы неопределенного возраста и бандитского типа, они играли в карты, ругались матом, два человека из них курили. Народ возмущался, но его посылали на… просто и откровенно. Творился беспредел, пришедший к нам в 90-х вместе с перестройкой, демократами и либералами и с их теорией толерантности и либеральных свобод – вседозволенности, а на деле откат далеко назад. Контраст с тем, что я привык видеть в электричках во времена студенчества, поразил и ошеломил меня. Перемещаясь на машине, я не видел такого падения нравов. Раньше, в СССР, в вагонах было чисто, и никто не мог себе позволить ничего лишнего – народ бы одернул, да и милиция ходила и следила за порядком. Людей пожилых уважали, им уступали места, а тут они были стороной слабой, все были вынуждены стоять. Мне стало стыдно, что я сам, работая локтями, пробрался к окну. Но потом подумал, что боролся за место с наглыми парнями, что остались без мест, и теперь зло смотрят на меня из прохода. Моё удивление заметил опрятный старичок напротив, по виду профессор времен 50-х, и подождав, когда я перестану проглядывать журнал, завязал беседу:
– Кхе, кхе, Вам, видно, не часто приходится на электричках ездить? Удивлены? Большие перемены, да? Понимаете, что происходит?
– Стараюсь понять, да не все удается!
– Кхе, кхе, вы мне скажите: почему все перевернулось, особенно, для нас, для стариков? – он наклонился ко мне, чтобы не орать на весь вагон. – Вот я, участник войны, на свою пенсию не могу ничего сделать: ни крышу в доме починить, ни по хозяйству чего-нибудь купить, ни поехать к врачу (а своих-то в деревне теперь нет), а мне на автобусе, электричке и метро полдня ехать надо, а это полпенсии, да еще не принимают врачи! Я вот по здоровью вынужден был из Москвы в деревню податься, там сейчас работается легче.
– Ты, дед, того, небось, в Куликовской битве ещё участвовал, так, значит, не положено тебе, не заслужил, не за то воевал, – «шутят» стоящие в проходе пацаны, которым я не дал сесть к нам на лавочки, и ржут на весь вагон. – Надо было к немцам топать, сейчас бы на мерине ездил бы, а не в электричке трясся, а то непонятно, чего вы для нас отвоевали?
Старик, не обращая внимания на молодняк, продолжал:
– Мы горбатились в полях, в КБ и на заводах, умирали на фронтах, а подонкам все досталось. Лучшие люди полегли в окопах и в застенках. На их костях все построено было. А кто мы теперь и наши дети, и внуки? Никто! Мы отдавали всё, чтобы наши дети и внуки жили лучше, а на деле?
В глазах у деда появились слезы. Ответить было нечего, и все молчали, только один из пацанов со злобой заметил:
– Ничего, скоро мы всех в сортире замочим (крылатая фраза Путина)! – потом он допил из горлышка пиво и кинул бутылку в открытое окно, окатив пеной сидящих на лавочках.
Мужчина, уже в годах, сидевший рядом со старичком, неожиданно оторвался от газеты и вступил в разговор:
– Вот послушайте, что пишут в газетах: «… партии, лидеры и их команды приходят и уходят, делая путь развития извилистым, а аппарат остается… реально, властные функции находятся у аппарата, который заинтересован только в стабильности своего положения и его качественного улучшения» – и не более того, понимаете! Рука руку моет, вот как это называется, и никакого развития!
– Открутить башку можно лишь отдельно взятому зарвавшемуся чиновнику, – продолжил человек с газетой, – да и то тому, кто ворует не по чину, но победить аппарат, то есть систему невозможно!
– Да, скорее всего, это так, – вступил в разговор старичок профессорского вида, – этот аппарат себя воспроизводит из числа родственников и их близких, отторгая всех чужаков. Из недр аппарата выходит правящая элита, которая и определяет, как и куда развиваться стране, как жить всем остальным и куда расходовать материальные ресурсы. А ведь наши интересы сегодня с их интересами не совпадают!
У мужчины в руках была газета «Аргументы и факты» и он цитировал отрывки из статьи про властные элиты.
– А что такое правящая элита? – спросил тот пацан, что кинул бутылку в окно.
– А это та часть общества, над которой не каплет ни при какой погоде, и которая паразитирует на всех остальных! А все остальные – просто рабы, создающие материальные блага, – вступил мужчина с соседней лавки, опережая тех, кому был задан вопрос.
– Возможно, они и правы, – сказал старичок напротив меня.
– У нас прав тот, у кого больше прав, кто сильнее и у кого больше денег и связей, – заявил пацан в проходе и разразился громким смехом, явно довольный собой.
– Вот-вот, – сказал кто-то рядом.
– Чего вот-вот? – продолжил пацан. – А как иначе? Слабаков, что ли, вперед пускать?
Перед бурей
– Причем тут слабаки! – опять вступил пассажир с газетой. – Умные, совестливые люди, способные к созиданию и развитию общества должны всем управлять, а не второгодники и бандиты, ведущие нас в тупик.
– Ну, ты загнул, отец, прямо как лектор общества «Знание». Что скажешь, раньше лучше было? Ничего нельзя, туда не ходи, этого не делай, заграницу нельзя, машину, квартиру не купить, а как жить? Вот, сейчас, бля, все можно, главное, чтобы бабло было. И никто вопросов не задаёт, откуда деньги, Зин? Ха-ха-ха…
– Да, раньше лучше было! Люди были добрее! Раньше как было: каждый входил в положение других, уступал, помогал, уважение к заслугам человека было. Мы не уважаем друг друга, не уважаем Президента, правительство и депутатов, мудаками их называем. А раньше они для нас богами были бы, потому что заботились о людях, а сейчас им плевать на нас!
– Ага, заботились! В лагеря половину народа посадили, поубивали! Эти хоть не убивают! За что тех уважать-то?