Чиновник категории «Ё». Рассказы

Нужный корпус. Электронная очередь. Заветный талончик. Но, на «через месяц», в 15:30. Вспомнились мытарства матери. А раньше нельзя? Можно. Через три недели, но без указания времени. Прием осуществляется на усмотрение врача, если будет свободное «окно». Нет, лучше подожду.

За месяц боли ушли и в больницу поехал, ощущая себя в некоторой степени симулянтом.

Знаете, что самое интересное в больнице? Нет, не отсутствие кондиционеров в августовскую жару.

Очередь и сам прием.

Люди озлоблены. Локоть к локтю сидят и те, кто с талончиком ко времени, и те, что без указания времени, и те, что платные. И все в одну дверь, к одному врачу. И всегда найдется неврастеничка, которая отымеет, отвампирит, возбудит всех окружающих, пытаясь влезть без очереди.

А что сами врачи? С утра и до трех часов они оперируют. А уже потом, в этом кабинете, ведут прием, который является некой нагрузкой и не оплачивается.

У меня на руках результаты компьютерной томографии, магнитно-резонансной томографии, УЗИ. Доктор просит раздеться. А где новообразование? Его нет. Наверное удалили? Удивленно развожу руками.

На самом деле, понять, что со мной стряслось помогла девушка, делавшая УЗИ в Боткинской. Что есть фибра? Рубцовая ткань. Это может быть спортивная травма? Могут быть порванные связки? Может и так, но диагноз ставят специалисты. Где их найти?

И вспомнил я случай полугодовалой давности.

Зима. Поздний вечер. Выхожу на улицу. На полу в тамбуре подъезда спит парень, сосед по лестничной клетке. Видимо, сильно пьян.

Вообще-то он мне безразличен, но как-то неправильно оставлять его здесь. Звоню в дверь соседке, чей сын замерзает. Из квартиры выбегает она и ее «мутный» мужчина, полуотчим лежальца. Почему «мутный»? Потому, что имеется такая категория людей.

Деточка, что валяется на кафельном полу, весьма росла и крепка. Мамка, видимо неплохо кормит.

Ну, и стали мы с тем мужиком детинушку поднимать. На «три-четыре». Я-то уперся и тяну, что есть силы, а кладь, вижу, – ни с места. Взглянул мельком на напарника, а он, сучонок, поверх очков на меня осторожно снизу вверх посматривает, а руки, то есть ладони, спокойно так, на пальтишке отпрыска лежат. Рявкнул я на него, обматерил. Помогло. Поставили мы паренька вертикально.

Но с тех пор рука у меня стала плохо слушаться. Видимо мышечную ткань на спине порвал. Со временем проблемы с рукой прошли, а вот фибролипома осталась.

А позже и она рассосалась.

Август 2019, Москва.

Б Ы Т О В А Я У С Л У Г А

Петр Иванович Скобочкин лежал в комнате на диване и созерцал через оконный проем голые ветви деревьев на фоне серого безрадостного неба. Он размышлял о природе и о том, почему сейчас, в середине марта стоят холода и не случилось ли какой климатической войны. Разные мысли роились в голове Скобочкина. Вообще-то, по-большому счету, он ждал пенсию, причем занимался столь уважительным делом уже давно. Лишившись работы по сокращению и походив по разным предприятиям, пытаясь обрести занятость, он с грустью осознал, что специалисты его профиля никому не нужны, да и возраст не позволял надеяться на востребованность. Однако, страховое довольствие намечалось к начислению не ранее, чем через два года, да и то, если в правительстве не отсрочат пенсионный возраст. О грустном думать не хотелось. Требовалось переключиться на нечто более приятное и интересное.

Он вспомнил, что утром жена пожурила его за неряшливый вид и, уходя на службу, оставила на прихожей пятьсот рублей на стрижку. Вот это следовало обдумать. Пенсия все равно ближе не станет. А сколько раз он посещал парикмахерскую за свою жизнь? Какие прически носил?

Устроившись поудобнее и вполглаза наблюдая за вороной, треплющей что-то съедобное на ветви старого клена, что рос напротив дома, Петр Иванович предался воспоминаниям и размышлениям.

Раньше, когда был еще совсем маленьким, его стригли «под чубчик». Это когда вся голова лысая, а на темечке, ближе ко лбу, оставлялся небольшой чубчик. Позорная, надо сказать, была причесочка. Или может родители так издевались над маленьким? Чисто по приколу, чтобы посмеяться?

Позже, уже в школе, все стриглись «под скобочку». Можно было, конечно, и «бокс», и «полубокс», но в этом случае могли и «лысым» прозвать. Ну и, конечно, никак не «полька». В школе, где в авторитете были пацаны, чьи родители ударно трудились на кирпичном заводе, прическа с таким названием вряд ли могла вызвать уважение.

В старших классах начались «лохматые годы». «Битлз» и другие длинноволосые кумиры одним своим видом призывали бороться за собственное самовыражение. И Петя стал стричься и подравнивать волосы самостоятельно. К сожалению, человеческий организм так устроен, что в зеркале хорошо видно только анфас. Да и руки растут так, что над затылочной частью самостоятельно не очень поработаешь. Однажды, с помощью расчёски с лезвием, а такие продавались в галантерейном отделе местного универмага, он несколько увлекся и выбрил по бокам две проплешины. Небольшие. С пятак. С помощью клея «БФ» удалось приклеить пучки волос на прогалины, но вид получился не очень. Спасла золотистая повязка трехсантиметровой ширины. И некрасивое удалось прикрыть, и, вообще, получилось прикольно. Но, если классная руководительница и завуч после объяснения и внимательного рассмотрения просто тихо поржали и носить украшение на голове разрешили, то два милиционера на привокзальной площади Бутово юмора не поняли и повязку отняли. А, казалось бы, ну какое им дело?

А в десятом, выпускном классе, Петя и два его одноклассника сделали то, что в их возрасте делать не очень правильно. Поспорив «на слабо», они пошли и постриглись наголо. Да, они привлекли к себе внимание. Кто-то даже зауважал. Но не из женской части. Девочкам лысые не очень нравятся.

В институте до третьего курса опять была «лохматая пора», да и дела до их причесок никому не было. А вот военная кафедра определила, что студенты должны быть коротко подстрижены.

В армии лейтенанта Скобочкина стриг единственный в гарнизоне мастер Борух Кельманович. Было ему за семьдесят и он уже немного дружил с Альцгеймером. По окончании процесса, непременно подносил второе зеркало, дабы клиент мог оценить качество работы сзади, и спрашивал, все ли устраивает? Если, как обычно, – да, то предлагал: «Шипр», … «Красная Москва?» Был он фронтовиком. В сорок первом ранили в правую руку. В Москве на Ярославском вокзале, когда после госпиталя ехал в часть, ещё с рукой на перевязи, был задержан военным патрулем за неотдание чести. В комендатуре ему посоветовали в следующий раз исполнять воинское приветствие левой рукой и перенаправили в дисбат. Потом было ещё ранение, потом контузия… Грустная история.

Да Скобочкин и сам оказывал услугу в армейском общежитии и время от времени брал в руки ножницы. Не то, что молодые офицеры пытались сэкономить, но некоторые, однажды попробовав, обращались к Пете с целью привести себя в подобающий вид. Как правило, стрижка превращалась в некое театрализованное представление с актерами и зрителями. То ломались ножницы и клиенту предлагалось пойти на утреннее построение с наполовину подстриженной головой, то, вдруг, кто-то сообщал, что объявлена тревога и достригать некогда… Во всяком случае, каждый раз, если не повторяться, получалось смешно. А если учесть, что в процессе, как правило, участвовало человек пять, то досуг вполне себе был неплох.

Ворона доклевала своё и пересела на соседнюю ветку. Перемена пейзажа оторвала мысли Петра Ивановича от армейских воспоминаний и вернула к размышлениям более практического характера. А интересно, сколько раз лицо мужского пола за свою жизнь посещает парикмахерскую? Ну, если отбросить первые три года от рождения и с этой поры педантично следить за внешностью, то один раз в два месяца стричься нужно. Кто-то делает это чаще, другие вообще предпочитают длинные волосы и ровняют их редко. Но если исходить из шести раз в год, то получается, что к своим пятидесяти восьми… Скобочкин достал смартфон и открыл окошко калькулятора… К пятидесяти восьми годам он посетил парикмахера 330 раз. Так, а теперь умножаем на пятьсот рублей… Результирующая цифра впечатлила. Сто шестьдесят пять тысяч!!! Ого! А если, к примеру, стричься за триста рублей? Получилось девяносто девять тысяч. Разница показалась существенной. Понятно, что в детстве услуга стоила сорок копеек, но остались позади и девальвация, и деноминация, и инфляция…

А ещё вспомнилось, что где-то с начала девяностых, усаживая клиента в кресло, мастера спрашивали: «Вам «по-простому» или «модельную?» Именно с того времени он на долгие годы определил свой стиль и отвечал, что там, где сзади и на висках – чтобы уходило в «ноль», ну, а то, что сверху – слегка подкорректировать. К сожалению, в последнее время то, чему ранее было позволено вольно кудрявиться на макушке, порядком поистрепалось.

В начале двухтысячных Москву оккупировали парикмахеры. Не было, наверное, ни единого дома, на первом этаже которого бы не разместился салон красоты или парикмахерская. Они были повсюду. Но, при кажущемся обилии предложения, воспользоваться услугой стало не проще, а порой и сложнее. Несколько раз, когда он заходил в подобные заведения, Скобочкина встречали отказом. Высокомерные администраторши интересовались, записан ли он предварительно? И, несмотря на пустующие кресла и скучающих от безделья мастеров, приходилось пристыженно ретироваться.

Когда же, наконец, страна встала с колен и гордо напрягла ягодицы, выяснилось, что городу более не нужны салоны красоты. Вернее, если и нужны, то не в таком количестве. И заведения стали одно за другим закрываться из-за отсутствия платежеспособного спроса. Видимо таким образом было решено укреплять семьи. Теперь мужья помогали женам красить волосы в домашних условиях, а те, в свою очередь, обзаведясь машинкой с насадками, кромсали любимых, всякий раз мысленно подсчитывая, успеет ли окупиться инструмент до того времени, как перестанет работать ввиду недоброкачественности деталей.

Вместе с тем появились дешевые парикмахерские. Осанистых девушек, окончивших профильные колледжи, заменили среднеазиатские пареньки. Работали последние споро и умело. Скобочкин про себя называл их «штукатурами». Они особо не заискивали перед клиентом, пользовали по большей части машинку, а ножницы и расческу – редко. Что такое филировка, видимо, и не знали. Да и зачем Петру Ивановичу всякие изыски, если с кудрявостью у него – не очень? Бывало, однако, порою, брезгливо. Особенно, когда, вместо того, чтобы воспользоваться пушистой кистью, обрезки волос с него смахивали куском серо-грязного поролона. Или, когда, прочищая машинку, мастер дул на механическую часть, не жалея слюны.

Именно в такое заведение, находившееся на достаточно дальнем от дома расстоянии, Петр Иванович и направился. Он справедливо полагал, что жена вряд ли определит, сколько стоит стрижка, а сэкономленные двести пятьдесят рублей можно будет всегда использовать на какие-нибудь тихие радости.

От метро ещё надо пройти минут десять пешком. Вот и нужное здание. По узкой лестнице он поднялся на второй этаж. Прямо на входе в заведение, громкоголосый словоохотливый пенсионер обстоятельно объяснял администратору, что в кресло мастера он сел без пяти одиннадцать, а до этого времени объявлена скидка в пятьдесят рублей, поэтому более двухсот он платить не намерен. Та уныло смотрела на часы, показывавшие десять минут двенадцатого, но с клиентом соглашалась.

Единственный мастер Ашот усердно трудился над крупным мужиком с тугим загривком. Придется подождать. Однако, освободился женский мастер. У нее дама на передержке в процессе окраски в уголок отсела. Пауза образовалась. И Скобочкина пригласили в кресло.

Даже не так. Администратор попросила проследовать в нужном направлении. Петр Иванович остановился у вешалки, чтобы повесить куртку и шарф, когда услышал сзади:

– Мужчина, что мы там копаемся? Проходим в кресло.

«Хрена? себе начало», – пронеслось в голове. Он обернулся и уткнулся в высокую дородную тетку старшей возрастной категории. Рабочих мест было два и оба пустые.

– Куда прикажете? – он старался придать голосу учтивости, чтобы как-то нивелировать недружелюбный прием.

– Что непонятного? Сюда садитесь, – так было указано место предстоящей процедуры, – Как стричься будем? – парикмахерша уже накинула на него клеенчатое покрывало и обмотала вокруг шеи белую эластичную повязку.

– Ну, – как обычно начал Скобочкин, – сзади и на висках «уходим на «нет», а сверху немного подравниваем…

– Мужчина, – строго перебила его мастер, – Вы, что, в первый раз стричься пришли? – в углу дама, что с окрашиванием, угодливо подхихикнула, – я спрашиваю, Вас как? «Бокс», «полубокс», «канадка»?

В глазах у Петра Ивановича потемнело. Как она смеет так разговаривать? Отчего такой хамский тон? Давно он не испытывал подобного унижения. Да, было, было уже такое. Когда лет десять тому назад он зашёл в небольшое кафе при каком-то рынке и заказал у стойки чашку кофе. Когда напиток подали, к нему подошла, пьяненькая, несмотря на раннее время, местная достопримечательность:

– Ну, что, горяченького захотелось? – дама говорила громко и вызывающе, явно провоцируя скандал.

– Могу я спокойно, за свои деньги, чашку кофе выпить? – незлобиво огрызнулся Скобочкин.

– Вы поглядите на него! – радостно завизжала навязчивая собеседница, более обращаясь к аудитории, – А ты, чо хотел? Чобы те здесь бесплатно наливали?

Она и ещё много чего говорила, пока Петр Иванович допивал напиток, уже не вслушиваясь и не придавая смысла услышанному. В ушах гудело. И что поразило, когда он развернулся и пошел от стойки к выходу – в зале за столиками сидело человек двадцать, среди них два охранника. И все они улыбались, радуясь развлечению. Вот она национальная скрепа, русская забава и потеха…

Скобочкин сорвал с шеи эластичную белую повязку, скинул клеенчатую накидку, встал с кресла, подошёл к вешалке, взял шарф, куртку и вышел в коридор. Уже оттуда, остановившись и стараясь справиться с разыгравшимися чувствами, услышал, что на вопрос администратора, что произошло, парикмахерша со спокойной насмешкой ответила, что не поняли друг друга, после чего принялась звонить по-сотовому, а Петр Иванович слушал:

– Ну, чо, в магазин сходил?… А молока купил?… А капусты?… А майонеза?… – видимо ей просто срочно нужно было позвонить, а тут этот со своей стрижкой…

Обратные три остановки метро прошел пешком. Хотелось успокоиться, но мысли неотвязно возвращались к случившемуся. Уже в пяти минутах от дома он зашёл в «Салон красоты». Клиентов нет. Четыре кресла. Один мастер. Ухоженная женщина на ресепшене аккуратно предупредила, что работа стоит пятьсот рублей. Скобочкин понимающе кивнул. Его долго стригли ножницами, время от времени увлажняя из пульверизатора, потом слегка машинкой, затем филировочными ножницами, после чего опять выравнивали и тщательно выискивали неточности. По-окончании подсушили феном.