11 сентября

Перед сном Варя отошла в лес, как вдруг недалеко хрустнула ветка. Варя подняла голову: прямо на нее шел Степан.

– Пройдемся по бережку, Машута.

– Поздно, Степа.

В плечо больно вцепилась сильная рука.

– Пойдем.

– Уйди. Закричу.

– Куда ж тут уйдешь, тут остров, – прошептал Степан, мягким кошачьим движением зажимая Варе рот. – Развлекаешься, девочка? В бродяжью жизнь захотелось поиграть? Ты Тоньке-подстилке про детдом и бедную маму заливай.

Иголки впивались Варе в кожу, она провалилась в черноту, но неожиданно кто-то очень тихо, как зверь, так, что сучок не хрустнет, шедший по лесу, негромко позвал:

– Степан!

– Тс-с.

– Ты что там делаешь, Степан?

– Не вздумай вякнуть, – прошептал Степа и крикнул: – Что люди в лесу делают, дядя Тимофей?

– Поди к костру, разговор есть.

Варя не спала всю ночь. Рядом храпели уставшие мужики, девочка смотрела на полог, слышала, как поднялся ветер и пошел дождь. Дождь стучал по тенту, струи воды стекали на землю, воздух наливался сыростью, но в спальнике было тепло. Происходящее показалось муторным сном, из которого нужно было проснуться и только сделать для этого усилие, но усилие оставалось недостижимым, и вместо знакомых стен она видела полог и слышала, как раскачивались, стряхивая воду, деревья.

Медленно рассвело. Встали Антонина и ночевавший с ней Виктор, самый скупой и работящий из заготовителей. Они долго разводили под дождем костер, тихо и привычно переругиваясь, как муж и жена после тридцати лет общей жизни. Потянулись к завтраку мужики, лагерь наполнился голосами, кашлем и запахом табака. Варя тоже хотела встать и помочь Антонине, но Тимофей ее остановил:

– Спи, Марусенька, спи.

Вечером Степан не вернулся. Никто не говорил про него ни слова, как если бы никакого Степана на острове не было. Варя чувствовала себя виноватой, хотя и не была уверена, что его исчезновение было связано с ней.

С отъездом Степана – или же просто так совпало – жизнь на острове переменилась. Из-за дождей и холода собирали меньше клюквы и чаще оставались в лагере. Только двое продолжали ходить на болото, остальные сидели у костра и пили самогон. Однажды Тимофей стал вспоминать пустыню Атакаму, по которой шел несколько дней и едва не умер от жажды.

– Днем от ветра и солнца там трескается кожа, глаза воспаляются от пыли и блеска солончаков. А ночью невозможно согреться даже в пуховых спальниках.

На сыром острове рассказ про далекую пустыню прозвучал довольно странно, но заготовители привыкли к мемуарам своего предводителя.

– Ты еще расскажи, Тимоша, как тебя там чуть не подстрелили, – захохотал один из них.

– Зубы-то где потерял, Васильич?

Однако Варя Тимофею верила и любила его расспрашивать. Иногда вечерами они выплывали на плотике в озеро и рыбачили.

– А ты где родилась?

– В Калининграде.

– Странно, – произнес Тимофей задумчиво, – у тебя совершенно не калининградский говор. Не могу только понять какой. Есть одна интонация в общем вопросе… Ты, верно, плохо помнишь.

– Это потому что моя мама много ездила.

– Она что же, и за границей бывала? – спросил Тимофей, не сводя глаз с поплавка.

– Нет-нет, – произнесла Варя испуганно. – Она по Прибалтике в основном перемещалась. А Прибалтика – это ведь заграница. Тащите же, дядечка Тимофей.

– А я в Белграде родился. После войны родители вернуться вздумали, границу переехали, и больше я их не увидел.

Варе вдруг стало нехорошо. Сиротливо, как если бы она осталась одна на этом плотике.

– А меня вовсе и не Машей зовут, – сказала она. – Маша – моя сводная сестра. Я, дядя Тимофей, в Сантьяго родилась.

– Где? – воскликнул он, и что-то болезненное почудилось ей в его обыкновенно невозмутимом голосе.

– В Чили. Тогда там президентом был Сальвадор Альенде. Может, помните, его фашисты убили в бою. У нас в газетах писали.

– Не было там никакого боя. И его не убили вовсе, а он сам покончил с собой.

– Вы откуда знаете? – подозрительно спросила Варя, и сердце у нее сжалось, как бывало всегда, когда она слышала о самоубийстве.

– Сам видел. Поплыли к дому, не будет сегодня рыбалки.

Сказал глупость, чушь нелепую, точно отвязаться хотел, и не стал ничего больше ни рассказывать, ни спрашивать. Даже смотреть перестал в ее сторону, будто она чем-то его обидела или напугала и не хотел он ни с какой Варей знаться, а только с Марусей калининградско-рижской. А почему?

На берегу девочка поймала темный взгляд Антонины, а ночью Тимофей ушел в шалаш. Варя сидела до самого утра у огня и едва сдерживала слезы. Что был ей этот непонятный человек с неясным прошлым и еще более туманным будущим, нелепыми историями и байками? Она смотрела на воду, на леса, где смешивалась по берегам желтизна берез и зелень сосен, встало солнце, уже совсем осеннее, не разогревавшее, а только утешавшее землю и ее обитателей. Варя плакала долго и сладко, давая волю слезам, и уже не знала, плачет ли из-за Тимофея, из-за сапожек, из-за мамы, Пети, сестры или непоступления в университет, и не слышала, как маленький человек подкрался и встал у нее за спиной, не видела, что за ним следом шла черноглазая женщина, и не понимала, что их связывает и что может произойти, если вдруг этот человек к ней подойдет. Все это осталось за спиной у Вари, как невидимая тень.

Глава одиннадцатая

Куколка

Варя немного томилась затянувшимся пребыванием на острове и обрадовалась, когда ее послали в город за продуктами. После нескольких недель островной жизни Себеж показался ей огромным, как столица. Девочка вздрагивала от шума машин и толкотни, гудки поездов на железнодорожной станции навевали на нее дорожную тоску, а в магазинах было пусто, продукты продавалось по талонам и спискам, кое-где толпился за свободным товаром народ. Варя тоже отстояла очередь, купила крупы, подсолнечного масла, соли, конфет, печенья и шоколада, зашла в промтоварный, выбрала подарок Тимофею, вспомнила про остальных заготовителей и под скорбными взглядами сумрачных себежских мужиков купила бутылку шотландского виски. Она истратила почти все общественные деньги, добавила свои, оставшиеся от продажи сапог и куртки, и уже собиралась возвращаться в лагерь, как вдруг на улице ее окликнули.

– Девушка, вы не в Москве в библиотеке работаете?

– Вы ошиблись.

– Ну как же! Я вас очень хорошо помню. Я книжки у вас брал.

– Молодой человек, я вас никогда не видела и ни разу не была в Москве, – отрезала Варя.

– «Молодой человек»! Вот видите! – обрадовался он. – Конечно, это вы.

– Не смейте меня преследовать! Я милицию позову.

– Не позовете вы никакую милицию. Она сама вас ищет. Да подождите же! Я все равно за вами не могу угнаться. У меня сердце больное. Я ведь главного не сказал. Вас мама ваша ищет. И бабушка. И сестра.

– Какая еще сестра? – Варя остановилась на безопасном расстоянии от задыхающегося читателя.