VIP PR

Сейчас Плотникова в цеху не было и Шмюльц мог расслабиться. Он сел на мешок с сырьем и активировал смартфон, мгновенно сузив окружающий его мир до размера экрана. Нет, Петр Степанович Шмюльц не играл в игры и не увлекался литературой, совсем не владел соцсетями, но он жадно интересовался новостями шоу-бизнеса. Он чутко следил за жизнью зарубежных и отечественных звезд и каждое даже мало-мальски значимое событие смаковал с удовольствием посетителя ресторана, пробующего заказанные блюда. Будучи обыкновенным оператором линии по производству пластиковых стеновых панелей с дряным слесарным образованием, с тусклым и порой глуповатым прошлым и туповатым настоящим, гражданин Шмюльц, очень охотно интересовался жизнью чужой, звёздной, богемной. Если бы Петр Степанович был-бы более образован в области психологии, он бы заключил, что из обыденности, в которой он прибывал более полувека своей жизни его подсознание, предсознание и надсознание тянется к той искрящейся и полной интересного насыщения жизни VIP. Он догадывался, что в глубине души хотел бы стать таким как они – лицом с глянцевых страниц. Да, хотел-бы. В детстве и отрочестве он представляя себя где-то на одном уровне с Жаном-Полем Бельмондо и Кларком Гейблом, грезил о невероятной популярности, мечтая о том, что его-бы возили в такси бесплатно, кормили-бы в ресторанах чем-то вкусным и сытным, а поклонницы преследовали-бы его по пятам и вешались на шею по очереди или все сразу.

Но судьба распорядилось иначе и гражданину Шмюльцу приходилось только завидовать жуткой завистью тем более удачливым везунчиком, кто вместо него украшает собой обложки глянца и наполняет интернет-сайты, посвященные звездной жизни.

– Здорово, Петро! – хлопнул его по плечу пришедший наладчик Эльмир Зекоев. – Че не работаешь, а?

– Здорово, Эльмир, – Шмюльц пожал Зекоеву руку и убрал смартфон на котором с жаждой всматривался в фото английской знаменитой киноактрисы, сделавшей подтяжку лица и шеи и тем самым придав своему неюному лицу немного другое выражение. – А че работать-то? Мне-ж не за работу платят, а за время!

– Вот это правильно! А чего читаешь?

– Да херь всякую. Вон написали, как приведенье одного дрессировщика оттрахало чучело гепарда.

– Ни фига себе! – театрально поразился Зекоев. – Чучело гепарда? Обалдеть! Ладно, хватит мозги засорять. Пошли калибратор на первой ставить.

– Его нет. Надо заказывать.

– Все есть! Кого ты слушаешь? Ригину не охота было самому ковыряться, он его и не искал. Все есть, пошли ставить! – и Зекоев показал калибратор, держащий в руке.

Наладчика Эльмира Зекоева называли в цеху волшебником. Он мог починить все и делал это быстро и качественно. Зекоев всегда улыбался и был очень уважаемым человеком в цеху, его звали при каждой поломке. Другой бы на его месте, ворчал и матерился. А Эльмир только широко улыбался, раскрывал раскладной чемоданчик с инструментами и принимался починять. При этом он не терял хорошего настроения и старался шутить при каждом разговоре. Эльмир Зекоев был единственным человеком на которого Плотников никогда не орал. Даже полоумный Игорь Валентинович понимал, что Зекоевым надо дорожить, ибо тут повторялась история с Ригиным. Как ни крути, но Плотников понимал, что Ригин оставался лучшим специалистом-оператором подобных линий (он даже ездил в Астрахань смотреть и учиться местному производству), точно так же он понимал, что без золоторукого Эльмира Зекоева цех попросту встанет.

Московская область. Поселок «Бояринское-1»

Ухоженная ручка с гибкими пальчиками двигалась на источник мелодии. Телефон играл бодрящую модную на этой неделе музычку и одновременно с этим отвратительно вибрировал. Кристина Веерская искала смартфон не открывая глаз и не просыпаясь. Она только слышала сквозь сон мелодию и искала телефон на ощупь, ориентируясь на звук. Так-так-так, он должен быть где-то здесь, совсем близко… Ага, она его нашла на прикроватной тумбочке, накрытый сверху упаковкой прокладок.

– Да? – выдохнула она в трубку.

– Хэлло, Кристин, ты проснуться?

– Почти. Ты чего так рано?

– Кристин, для тебя даже вечером будет рано. А кто рано вставать, тому бог помогать.

– Клифф, не умничай! – Кристина потянулась под одеялом. – Я вчера пришла в третьем часу, у меня была тяжелая съемка. И ты все равно мне звонишь чуть свет, хотя прекрасно знаешь, что мне нужно выспаться. Ты хочешь, что-бы я появлялась перед камерами с красными глазами?

– Нет-нет-нет, – перепугался Клиффорд, – красный глаза нам нельзя! И морщина нам нельзя. Ты, Кристина, должна быть молодой и красивой. Но у меня есть что сказать. Новый предложение.

– Какое?

– Ледовый шоу. Танцы на коньках. Мне звонить с телевидения и предлагать тебе участие.

Кристина Веерская наконец открыла глаза. Она лежала в спальной комнате своего особняка под дорогим балдахином. Бежевый шелк ее простыни за ночь местами смялся. Веерская и сама не знала почему предпочитала именно шелк, ведь он холодный и мялся. Но ей нравилось к нему прикасаться.

– Какое еще ледовое шоу? – переспросила она у своего продюсера Клиффорда Лоу.

– Танцевать на льду, – пояснил Лоу. – Шоу!

– Я не умею стоять на коньках, Клиф.

– Научат. Это не… это не… – американец запнулся, подыскивая нужное слово. – Это не сложность.

Кристина опять закрыла глаза. Меньше всего ей сейчас хотелось выходить на лед и тем более танцевать. Лед – он же холодный и жесткий! А если она упадет? А если она получит травму? Хотя с другой стороны – это же отличная реклама. Две ее подруги-артистки уже принимали участие в этих ледовых шоу и после этого сумма их гонорара за съемочный день значительно поднялась.

– Клифф, я подумаю, – ответила она продюсеру.

– Для чего думать? Надо соглашаться! Другие специально деньги платят, чтобы там танцевать. А тебя так зовут!

– Но я не могу прямо так сразу ответить, Клифф. Я еще сплю! У меня в голове пустота, понимаешь? Я подумаю.

– Ну хорошо, – ответил Лоу почти без акцента. – Окей, отдыхай дальше. Но такой шанс пропускать нельзя, Крэстин. Это есть хороший шанс.

– А как же Куба? – спросила актриса. – Ты же не забыл, что скоро я улетаю на съемки в Гавану? Меня месяц не будет.

– Подготовка к шоу начнется в месяце октябрь. Ты как раз вернешься. А зимой, когда будут активные выступления на льду, у тебя будет меньше съемок на картине «Ваша Себестоимость». Ты могла бы…

– Я подумаю и перезвоню.

Кристина отключила связь и посмотрела сколько время.

– Боже мой, только восьмой час утра! – пробурчала она вслух. – Клифф совсем с ума сошел, что ли? Какое еще к чертям ледовое шоу в такую рань?

Она положила гаджет обратно на тумбочку и опять наткнулась рукой на пачку прокладок. На секунду она удивилась их присутствию именно на этом месте, ведь они должны быть в сумочке или в ванной комнате. Но ни как ни здесь. Да и этих дней у нее сейчас не было, тогда какого черта они тут лежат на самом видном месте? А если она приведет сюда мужика и он это увидит! Ладно, она уберет упаковку когда встанет, а сейчас она сквозь сон стала думать о предложении Лоу. Точнее о предложении с телевидения. Клиффорд не сказал с какого канала ее приглашают и как называется шоу. Да и какая разница? Она догадывалась, что в названии этого шоу присутствует слово «звезда». Кристина видела отрывки этих шоу, однако не различила между ними разницы. Скорее всего она откажется, ей это совершенно не интересно, к тому же у нее и без того практически нет времени. И еще она боялась получить травму, упав на лед. У нее и без того травмированный локоть и она не могла левой рукой поднимать тяжести.

– Шоу-Лоу, – пробубнила она. – Лоу-Шоу…

Кристина Веерская опять нашла смартфон и выключила его, что бы Клиффорду не пришло в голову ей снова позвонить. После этого она незаметно уснула и ей приснилось, что она занимается любовью с Брюсом Уиллисом в бассейне с зеркальным кафелём, а рядом, опустив ноги в воду, сидел ее только что звонивший продюсер и советовал ей не напрягать мышцы лица.

– Это будут морщины, – объяснял он, смешно натянув плавки почти до пупка. – Морщины тебе нельзя, ты должна быть молодой и красивой… И улыбайся. Улыбайся!

Пенза

Зекоев и Шмюльц налаживали поломанный калибратор на первой линии не торопясь. Спешить им было не куда. Один раз прибегал Плотников, таращил глаза и пытался давать советы, но Эльмир Зекоев вежливо дал ему понять, что бы он не вмешивался. Игорь Валентинович не мог оставаться в стороне, его натура требовала отдавать приказы и контролировать каждое действие своих подчиненных. Он нетерпеливо топтался над душами Зекоева и Шмюльца постоянно что-то говоря. Его советы были неверны, потому что он не очень хорошо разбирался в калибраторах. Петр Шмюльц мысленно рычал и очень хотел прогнать своего босса. Эльмир Зекоев, оставаясь совершенно спокойным, улыбался и делал по-своему. Игорю Валентиновичу в конце концов надоело бестолково крутиться под ногами и он как всегда внезапно развернулся и исчез из цеха. Шмюльц и Зекоев облегченно вздохнули.

– Давай побыстрей закончим, пока он не вернулся, – сказал Шмюльц.

– А чего он тебе? Плюнь на него и все.

– Он меня бесит!

– Он всех бесит, – улыбнулся Зекоев. По его виду, однако, нельзя было сказать, что его что-то может бесить. Эльмир был всегда всему рад. – И его все бесят. Подай ключ на двенадцать.

– Когда-нибудь кто-нибудь не выдержит и врежет ему промеж его глаз!

– А попробуй ты! – на это Шмюльц ничего не ответил. Зекоев не переставая улыбаться затягивал необходимые гайки. – А торопиться не стоит, Петро. Сиди ковыряйся потихоньку. Плотник все равно в этом не шарит. Если сделаем быстро, он найдет мне другую работу, а нам с тобой это нужно?

С этим доводом Шмюльц спорить не стал. По этому принципу и строилась вся работа в цеху. Трудную работу надо делать быстро и кое-как, а легкую долго и тщательно. Как говориться – растягивать удовольствие. Шмюльц и сам так же делал. Чем быстрее ты сделаешь одно задание, тем быстрее начнешь другое. Никому кроме Игоря Валентиновича Плотникова это было не нужно.

Наладка калибратора заняла у них почти три часа, хотя Зекоев сказал, что мог бы все сделать за час. Теперь за дело взялся Шмюльц. Он стал настраивать починенный станок, крутить датчики, задавать температуры, скорости, массы и так далее. Шмюльц достал специальный блокнот и перелистав несколько страниц, остановился на необходимой. Тут были записаны все настройки аппаратуры. Ага. Шмюльц подошел к панели настройки и принялся набирать соответствующие цифры, записанные в блокноте. Итак, сырье которое сейчас будет засыпаться в бункер сделано не из дробленки, а из чистого ПВХ с добавлением мела и некоторых других компонентов. Приготовитель этой смеси уже прилепил заметку с процентным соотношением ПВХ и мела в данной смеси.

Шмюльц поморщился. По приказу Плотникова приготовитель смесей опять добавил мела около сорока процентов! Хотя по правилам мел должен составлять в смеси всего тринадцать процентов. А это значит, что Шмюльц теперь будет мучиться, пытаясь из этой смеси сделать конфетку. Хорошо, что хоть у него есть все необходимые записи, добытые в ходе многочисленных мучительных экспериментов. Глядя в блокнот, он настроил температуры нагрева на разных стадиях, скорость вытяжки, давление и еще несколько параметров. После того, как датчики зафиксировали настроенную температуру, зажглась зеленая лампочка и Шмюльц включил линию. Пошло полотно. Но сначала его надо было вручную вытянуть на несколько метров, пока его не ухватит вал в середине линии. Шмюльц с упаковщиком в тяжелых ботинках, обжигая пальцы, вытянули горячее полотно и сунули в станок-ламинатор, покрывающий полотно пленкой с разнообразными рисунками. Так, нормально… Шмюльц включил пилу и путем настройки приказал ей резать полотно на куски, длинной 2,7 метра. Это была стандартная длинна стеновых панелей, но часто выпускалась и так называемая «трешка», то-есть панель, длинной три метра. А по заказу панель можно было отрезать любой длинны. Потом он одел рулон пленки-ламината с рисунком и ламинатор стал приклеивать на панели рисунок, называемый «Идилия». Рисунок «Идилия» представлял собой бессмысленное сочетание геометрических фигур пастельных тонов. Почему это называлось именно «Идилия» не знал даже художник-дизайнер, придумавший этот рисунок. Просто каждый рисунок должен иметь название, это лучше привлекает покупателей, чем обычный порядковый номер типа «А53В2». Итак, полотно шло ровное, беленькое, без дыр и морщин, пила резала все исправно, рисунок «Идилия» не навевал никаких ассоциаций. Петр Шмюльц взял в руки одну готовую панель и отнес ее на весы. Весы, однако, показали, что панель на сорок семь грамм тяжелее, чем надо. Вообще-то для панели это было хорошо, чем она тяжелее, тем крепче. Но Игорь Валентинович экономил на каждом грамме и строго следил, что бы каждая панель весила минимально возможно. Что-ж… Шмюльц убавил вес и кивнул молодому упаковщику в тяжелых ботинках. Наладив все что нужно было, Шмюльц мог расслабиться неспеша пройтись мимо всех четырех линий.