VIP PR

Но все эти мелочи были ничто по сравнению с той фотографией в интернете. Это надо же было такому случиться! Почему сайт загрузился именно в ту минуту, когда в комнату вошли гости? Почему она не выключила компьютер или хотя бы не вышла из интернета? Потому что она не знала, что именно должно было там открыться. А там ТАКОЕ!

Старый пердун – Юдин! Как же он ей не нужен! Как же она мечтала от него избавиться! А ведь родственники не знали про их с ним отношения, об этом не знали даже ее родители. Это был секрет, которого она стыдилась. Как стыдятся некоторых болезней или комплексов. Веерская поморщилась. Автомобильная пробка, в которой они стояли ее угнетала. Когда же это все кончиться, когда же пройдет эта черная полоса?

Из головы не выходили осуждающие взгляды ее родственников, увидевших фото. Она не знала, как и что им говорить в свое оправдание и в конце концов пролепетала что-то насчет того, что на фотографии не она. Это просто похожая женщина. Но родственники все равно сурово косились на нее. Поминки прошли не хорошо, все быстро ушли. Родители молчали.

Она, конечно, соврала им всем. На фотографии была самая что ни на есть она самая собственной персоной. И Виктор Владимирович Юдин – известный архитектор. Только этой фотографии было уже несколько лет от роду!

В тот давний вечер они были приглашены на день рождения одной музыкальной радиостанции. Это было время, когда она только познакомилась с Юдиным и их отношения только начинали развиваться. Никто из них не знал, что псевдолюбовь продлиться так недолго. Очень недолго, потому что этот вечер был, пожалуй, единственным, на котором она веселилась с Юдиным. Они выпили абхазскую «Хванчкару» и пошли танцевать. Радиостанция была музыкальная и понятное дело, что музыка на празднике была что надо! Устроители праздника сумели подобрать правильные зажигательные треки. Наверное, она в тот вечер выпила лишний бокал вина или коктейли оказались крепче чем следовало, а Иван Владимирович был слишком настойчив. Она танцевала много, Юдин же был более старшего поколения, потому под такую музыку веселиться не умел. Все его веселье сводилось к тому, что он старался прижаться к Кристине ближе и ближе, обнять ее, поцеловать. Она тогда еще не понимала, что не стоило ей подпускать Юдина слишком близко и в какой-то момент…

Хорошо, что она знала того внезапного папарацци, что мелькнул справа от них. Это был молоденький парнишка из одного небольшого журнальчика. Насколько она поняла, парнишка сделал несколько снимков, где она с Юдиным вместе. В тот вечер она подошла к нему, позвала выйти в фойе и по-хорошему попросила парнишку показать ей отснятый материал. Парнишка оробел, но показал. Увиденное не понравилось Кристине. Она потребовала от папарацци, что бы его журнал напечатал только те фото, где «ничего такого нет», а другие удалил. Паренек пообещал это и они разошлись мирно. Он не обманул актрису, его журнал напечатал фотографию, где они с Юдиным смеются и чокаются бокалами вина. Да, тут «ничего такого нет» и Веерская претензий не имела.

А теперь…

Те провокационные фотки, которым уже несколько лет, были выложены в интернете. Это молоденький гаденыш-папарацци, все-таки обманул Веерскую. Он ничего не удалял, все это время фото были у него, ожидая своего выхода в свет! А ведь она с ним по-человечески говорила, просила как друга. Этот «друг» продал фотографии «Яркому Созвездию»! И редакция выложила в свободный доступ самую откровенную. Веерская загрузила выпуск позже на своем смартфоне. Вот что там было:

«Популярная актриса Кристина Веерская (наст. фамилия – Ермолова) не смогла добиться своего и скосить на редакции нашего журнала один миллион рублей за публикацию в одном из номеров ее фотографии, где она в нетрезвом виде поет песни на балконе своего немыслимо дорогого особняка. Госпожа Ермолова настаивала на том, что данные фотоснимки не соответствуют действительности и порочат ее репутацию. Что она имела в виду – неизвестно и осталось загадкой для нас и наших уважаемых читателей, но то, что у нее проблемы с алкоголем – это бесспорный факт, о чем вы можете судить по этой новой фотографии. Госпожа Ермолова, взявшая себе псевдоним «Веерская», ошибочно надеялась, что на отсуженные у нас деньги сможет купить себе столько спиртного, сколько хватило-бы что бы залить глаза и не видеть своей прошлой репутации гулящей девицы. Все мы знаем о ее романе с бизнесменом Леонидом Патцуком (см. «Яркое Созвездие» №8 за 20… г.), а также еще с армией небедных людей, которых она, разумеется, сразу бросала, как только чуяла, что выжала из них все возможное и пора переключаться на следующего финансового донора. Годы берут свое, актриса стареет, ее «талант» актрисы усыхает как осенний лист, на госпожу Ермолову «клюют» все меньше и меньше, она уже не может подцеплять богатеньких буратин, а от малоизвестного адвоката Анатолия Максименко, с которым она закрутила очередной роман, много не высосешь (хотя тут другой случай – вероятнее всего, это ему надо было крутить с Ермоловой любовь, чтобы раскрутиться самому). Как мы знаем эта сладкая парочка решила заработать на нас деньги, но, конечно, потерпели очевидное фиаско.

Что ж, госпожа Ермолова и господин Максименко, вы не на тех напали! Мы вам не маленькие дети, у которых так легко отнять конфетку, как вы полагали. Что вы скажете об этой новой фотографии? Что и она тоже не соответствует действительности? Опять подадите в суд за клевету или придумаете еще что-нибудь?»

Кристина сразу позвонила Максименко. Тот последнего выпуска еще не видел и для него эта статья была настоящим шоком! Он пообещал немедленно созвониться с «Ярким Созвездием» и разобраться что это за безобразие!

Она звонила Лоу, но тот был недоступен.

Зато минут через десять перезвонил Максименко.

– Кристина, – говорил он ей, – плохие новости. Я только что созванивался с редакцией журнала. Разговаривал с самой Тантановой… С этой гидрой! Она настоящая мразь!!!

– Неужели она… – Веерская стояла в тот момент на улице родного города Орла. Ей хотелось немедленно спрятаться в своем автомобиле от орловчан. Странно, что ее до сих пор не узнали и не подошли за автографами.

– Кристина, Кристина! – Максименко сбивался с речи от возбуждения. – Вы… Ты знаешь, что мне ответила эта старая дрянь?

– Она… говори как есть, Толя! Говори пока меня кондрашка не схватила!

– Эта сволочь рассмеялась! Рассмеялась! И сказала, что нельзя быть такими доверчивыми! Я убью ее!

Окружающая среда поплыла перед Веерской, в висках усиливался звон… Ей становилось дурно, затошнило…

– Значит она… нас…

– Обманула! – крикнул Максименко. Актриса вздрогнула, словно ее пристрелили.

– Обманула… – повторила актриса одними губами, пробуя на вкус каждый звук этого слова и прикидывая чем эти срашные звуки обернуться для нее в дальнейшем. Это был крах! – Значит она не болела? У нее был рак или нет?

– Был! На тарелке в Берлинском ресторане! Она сфотографировала его на свой смартфон и только что прислала мне эту фотографию! Тантанова нас обманула, провела вокруг пальца! Не было у нее ничего! Она была в Германии не на лечении, а на кинофестивале, а заодно прошвырнулась по бутикам Берлина, Парижа и Милана! У нее был шоп-тур!!!

Ноги актрисы стали быстро терять устойчивость и чтобы не осесть на родную Орловскую землю, Кристина как совершенно бессильно села на ближайшую, попавшую в ее поле зрения, скамейку у чужого подъезда неродного дома. В детстве она играла вот в этом дворе, возилась в этой песочнице, даже карусель осталась прежней – советской с тяжёлыми грубыми сидушками на длинных осях их сваренных из водопроводных труб. В детстве Кристина считала слои красок на этих эпичных каруселях и на скрипучих качелях. В разное время их было от четырех до восьми, сейчас, должно быть, не менее пятнадцати. Кристина любила этот двор и сейчас любит особой ностальгической любовью и как-то ревностно воспринимает местные новоделы – новая горка, парковка там, где в бытность ее беззаботного детства росли дикие груши. Женщине было горько смотреть на свой родимый дворик с непривычной точки обзора и она, наполняюшимися слезами глазами перевела взгляд на хорошо видимые окна родной квартиры. Кухня и застеклённый банков из зала. Кристина увидела передвигающуюся фигуру женщины на кухне – мама. Родная мама… И где-то там за силикатным кирпичем стен – отец, наверняка дающий советы матери чем и как успокоить нервы, потому что – Кристина могла поклясться – мама в нервической манере обсуждает с отцом выплывшие из интернета фотографии любимой доченьки.

– Но как так можно? – пролепетала Кристина в трубку и сама не узнала своего трагического голоса. И на этот раз ее скорбь была не театральной, а самой что ни на есть настоящей. – Как можно было шутить с таким заболеванием! Это был беспроигрышный ход! Она знала, что сможет развести нас на жалость! Я права?

– Права, Кристина. Будь прокляты те, кто играет с онкологией! – кипятился адвокат, – Рак – это самое страшное, что может случиться с человеком, а то, что Тантанова использовала этот прием – в очередной раз доказывает, что в этой твари нет ни капли совести! Ни грамма!

– Вот они и написали сегодня… – Веерская понуро сидела на скамейке.

– Это месть, Кристин. Мы на них напали и обязательно бы выиграли! Но правительственный указ был подписан как раз не вовремя, когда тебя не было в стране, ты была далеко! Тебе было не до этого, а я повелся на обман! Тантановой это сыграло на руку, но чтобы протянуть время до вступления закона в силу им нужен был месяц вот они и придумали этот бессовестную ложь. Сама Тантанова укатила, а за нее врал Носов, этот паразит, эта глиста! Чтоб их обоих рак…

– Толь, не надо так говорить.

– Чтоб их обоих раком! – поправился Максименко. – Закон вступил в силу и они сразу осмелели! Они знают, что им за это теперь больше ничего особенного не будет. Теперь они будут поливать грязью и нас с тобой и всех других кого захотят!

– Значит, заткнуть им глотку нельзя?

– Теперь я не дам стопроцентной гарантии, Кристин. Прости, шанс очень мал. Ситуация в корне изменилась не в нашу пользу…

На глазах у Кристины в окне ее родной квартиры появился силуэт отца. Одинокая слеза актрисы пробила себе горький курс от глаза сразу до нижней челюсти.

– Толь, что нам теперь делать? – прозвучал одинокий голос в сгущенной дворовой тишине.

– Я пока не знаю, Кристин… – тихо ответил адвокат. – Надо разбираться в ситуации… Но в любом случае я это так не оставлю…

– Толь, позвони Клиффорду, я сама не могу… Мне нехорошо… – дальше она говорила с закрытыми глазами. – Я в Орле, но уже выезжаю в Москву. Как приеду – позвоню.

– Тебя встретить?

– Нет, Толь… Я хочу побыть одна. Если ты найдешь какую-то перспективку – звони.

– Да. Но видимо мне придется проконсультироваться с людьми из моей фирмы. Завтра же я соберу совет по этому делу. Приходи с Клиффом часиков в десять в мою контору.

Этот разговор прокручивался у Веерской всю дорогу от Орла до Москвы. А теперь, стоя в пробке на третьем транспортном кольце эти слова Анатолия Максименко звучали в ее голове с новой силой. Осмелели… Заткнуть глотку нельзя… Отныне могут публиковать все что пожелают.

Ее «Рено Флюэнс» глухо урчал на красном сигнале светофора, освещая фарами суетную московскую безвыходность. Телефон начал оживать – начались звонки. Первый от представителя одного банка, с которым Лоу начал переговоры о рекламе кредитной карты. Второй от самой близкой подруги – Юли Головачевой актрисы дубляжа. Следующий – от знакового по съемкам фильма «Ваша Себестоимость». Далее – два незнакомых номера, после них – один пронырливый журналист с ютьюб-канала. Ещё кто-то. Представитель банка, извинившись, сказал, что совет директоров принял решение сделать лицом банка другую актрису. Головачёва долго и сочувственно утешала подругу. Знакомый актер недоверчиво переспрашивал и, наверняка, определился с дальнейшим их общением. Незнакомцы тоже чего-то хотели выяснить. Ютьюб-проныра звал ее на интервью, но, Веерская положила трубку на категоричном «Нет!».

Веерская зажмурилась и замычала, показав зеркальцу заднего вида гневно сжатые зубы. Кажется, у нее начинаются негативные последствия. Быстро! Проклятье, как быстро! Она даже не успевает опомниться и делать какие-то защитные действия.

На очередном светофоре она отстегнула ремень безопасности, резко вышла из «Флюэнса и, громко цокая острыми каблучками, подошла к автомобилю, стоявшему позади.

– Слушай, ты, лошадь! – заявила она водительницы. – Какого х… ты мне сигналишь, у меня от тебя уже голова разрывается! Я стою в той же пробке, что и ты! Или ты меня хочешь чему-то научить? Заткись, поняла! И помаду смени, выглядишь как сельская проститутка!

Садясь обратно во «Флюэнс», Кристина Веерская почувствовала некоторую психологическую разрядку. Но этого было мало.

Телефон теперь уже не умолкал и ей пришлось сперва поставить его на бесшумный режим, а потом с отчаянным визгом швырнуть его в окно об оранжевый борт проезжающего «КаМАЗа».

Пенза

Шмюльц сидел на лавочке в сквере возле дома культуры имени Дзержинского, известного также как Дворец Культуры. Ни дворцом ни культурой в этой бывшей церкви даже и не пахло, но название, вроде как, прижилось.

Он сидел возле памятника войнам-освободителям. Ссутулившись, положив руки на колени, опустив голову, сильно задумавшись. Была глубокая ночь, стрекотали ночные насекомые, тощая псина что-то вынюхивала в кустах, ветерок едва касался крон деревьев. Начинающаяся луна и редкие звезды придавали бы пейзажу романтики, если бы со Шмюльцем сидела какая-нибудь стройная девушка с открытыми коленками. Но никакой девушки не было, вообще никого не было. Если в сквере и появлялись люди, то либо подвыпившие, либо в конец пьяные. Почему-то не было полицейских, это было странно, ведь их хлебом не корми, дай пьяненьких пособирать на вечерних улицах.

Романтики было мало. Ее, пожалуй, совсем не было ни на грамм.