Кем и как любима Тамара Зотова

– Нет, – вдруг раздалось из-за двери. – Нет, Яна, у меня не все в порядке. Все плохо.

– Вань, выходи. Давай поговорим.

– Тут не о чем разговаривать. К чему разговоры? Зачем мне твоя жалость, зачем насмешки окружающих?

– Вань, ты…

– Я ошибся! – с надрывом выкрикнул Иван Спасибов из-за двери. – Я ошибся! Зачем тогда мне вообще жить? Ответь – для чего? Смысл? Короче, я перечислил тебе деньги, расплатись за этот обед…

– А ты… Ваня, не пугай меня, выходи!

– Все было напрасно, все впустую! Прощай Яна. И прости, что испортил тебе этот день…

Яна почувствовала, как из-под двери повеяло лёгким сквозняком. Она заколотила в дверь.

– Ваня! Ваня! Открой! – звала она. – Что ты задумал?

– Прощайте! – выкрикнул Иван Спасибов. – Прощайте все!

Яна дергала ручку двери и кричала, на шум подбежал мужчина в поварском халате и отпер туалет.

В туалете было окно. Оно было распахнуто. Стоя на подоконнике Иван не стал дожидаться, когда его схватят – поняв, что больше нельзя терять ни мгновения, он слетел вниз с шестого этажа. Молча. Обыденно.

– Ваня! – закричала Яна и рванулась к окну. Перевесившись через подоконник, она свесилась вниз. – Ваня!!!

Внизу прямо под окнами проходила проезжая улица Урицкого. Яна, морщась от горячих слез, силилась разглядеть с шестого этажа место падения. Она искала распростертое тело с вывернутыми конечностями и расквашенным черепом.

– Ваня… – пробормотала она в пустоту и обернулась к мужчине в поварском халате. – Я его не вижу.

Повар снял колпак, перекрестился и тоже свесился из окна – ни на тротуаре, ни на проезжей части тела не было. Люди шли своей дорогой, автомобили мчались по своим делам. Громко фыркнул тентованный грузовик, оставляющий после себя сизое облачко угарного газа.

– Ваня, ты где? – тихо спросила Яна Гороцкая и подняла глаза к небу, будто надеялась, что её друг мог взлететь подобно птице. Тем временем повар уже со всех ног бежал вниз на улицу. Через пару минут Яна смотрела сверху, как он крутится под окнами, смотрит по сторонам и разводит руками. Может Ваня зацепился за что-то на фасаде здания? Но повар тщательно осмотрел фасад и соседние подоконники.

Иван пропал.

– Эдуард Ильич, Эдуард Ильич, – фальцет из телефонной трубки почти доводил до головной боли.

– Что там ещё? – недовольно проскрипел Фуфланин в гаджет, отрываясь от монитора ноутбука, где смотрел на ютьюбе процесс производства дрожжевых миништруделей. На мониторе у ушлых итальянцев все получалось легко, быстро и без брака. У Фуфланина же не выходило ничего приличного.

– Подойдите к воротам, – задыхался от эмоций принадлежащий кладовщице Вали фальцет. – Срочно подойдите!

– Зачем?

Валя затараторила как из пулемета и с такой непоследовательностью в предложениях, что Фуфланин даже не стал дослушивать. Что-то там случилось с грузовиком, который привез партию джема, вроде как водитель Антон то-ли порвал тент, то-ли попал в ДТП. Отключив связь, Фуфланин тяжело вздохнул и был вынужден встать из-за стола и, покинув кубический кабинет, войти в цех, пройдя через который он выйдет к складу, где разгружались автомобили с сырьем и загружались готовой продукцией. В цеху кипела работа, стучала гильотиной производственная линия по выпуску кондитерских изделий, девушки-работницы собирали готовую слойку с лимонной начинкой, крутились тестомесы, урчали раскатки теста. Кто-то замешивал тесто для кунжутных печений, кто-то отсаживал кекса в силиконовые формы, кто-то резал коржи для пирожных, уборщица терла полы, печник хозяйничал с пятью печками. Напоминающий бритого йети здоровяк-бригадир по фамилии Ящуров как всегда сидел в телефоне и смотрел «ТикТок». Заметив зашедшего директора, работники напряглись, выпрямились, прекратили разговоры. Бригадир убрал телефон и сделав вид, что не заметил Эдуарда Ильича, принялся помогать переливать жидкое тесто для кексов в ведра. Фуфланин опять вздохнул – с некоторых пор его кондитерский цех перестал его обнадеживать. Он тянул этот бизнес как бурлак, ежедневно сталкиваясь с трудностями и всякими проблемами, решение которых полностью нивелировало радость от прибыли. Двигаясь к складу Фуфланин обратил внимание, что один из работников, зайдя в большой холодильник прямо руками лопает из ведра сливочный крем. Уволить бы его за это! Раньше бы Фуфланин так и сделал бы, но сейчас ему стало наплевать на такие мелочи. Пусть лопают, может сильнее обдрищатся. Пусть обжираются готовыми пирожными, с этим легче справиться, чем пытаться найти новых людей по объявлению за двадцать пять тысяч рублей в месяц.

Фуфланин пересек цех, едва не поскользнувшись и не упав на мокром полу. Выругавшись, он стал злобно искать глазами дуру-уборщицу, которая опять налила воды на пол и не вытерла его насухо. Сколько раз уже работники падали, а этой старой курице хоть кол на голове чеши! Пожалуй, сегодня он всё-таки её оштрафует, потому что слов она не понимает. Через склад Эдуард Ильич вышел на улицу, нехотя приблизился к стоящему тентованному грузовику, готовясь к принятию на себя очередной производственной проблемы. Что там ещё с этим автомобилем, который привёз партию джема? У кузова топтались кладовщица Валя и облокотившийся о вилочный погрузчик парень-разнорабочий, ожидающий когда водитель Антон откроет кузов, чтобы разгружать поддоны с вишневым джемом. Увидев шефа Валя подлетела к нему и как истинная детсадовская ябеда подвела Фуфланина к грузовику и, не переставая трещать на высоких нотах, указала на водителя. А бледный как накрахмаленное полотно Антон залез на кабину своего фургона и громко с душой сквернословил.

– Тент разорвался! – доложил он Эдуарду Ильичу, сгорая от стыда. Стоя на крыше кабины, он смотрел то на рваную дыру в верхней части тента, то сверху вниз на своего вскипающего работодателя.

– Как разорвался?! – дрожащим от гнева голосом спросил Фуфланин. – Как ты его умудрился разорвать? Сильно?

– Порядочно, – признался Антон сверху. – Тент менять…

– Менять? Ты же понимаешь, что это за твой счет! Посмотри, можно ли зашить? Заклеить?

– Я не знаю можно-ли… Тут разорвало – дай Боже… – Антон оттянул рваный край тента так чтобы Фуфланину было понятен весь масштаб катастрофы. Край оттянулся больше чем на два метра. Эдуард Ильич вытаращил глаза и взвыл.

– Да как? – вскричал он на водителя. – Как ты это сделал? Ты что совсем дурак! Как?

– Эдуард Ильич, – замялся понурый Антон, – бес его знает как… Тут ещё и доски сломаны… По-ходу что-то упало сверху на машину.

– Ты что городишь, Антоха? – с ехидной усмешкой сказал молодой разнорабочий у автопогрузчика. – Что тебе могло упасть сверху? Метеорит?

– Залепи хлебало, Тощий! – огрызнулся водитель. – Мне, в натуре, что-то упало на тент.

– Так почему же ты не заметил? – нападал Тощий.

– Да потому, что он опять свою музыку слушал! – взвизгнула Валя на такой пронзительной ноте, что поморщился даже Фуфланин. – Врубит своё говно на полную громкость и чешет напропалую! Ничего и не слышит!

– Это не говно, – защищался Антон. – Это «Раммштайн»! А говно у тебя в голове.

– Так, хватит! – выкрикнул Фуфланин и все разом позакрывали рты. – Открывай кузов! Посмотрим сейчас что тебе там упало! И молись за то что бы это был мешок денег, которым ты расплатишься!

Антон спрыгнул с кабины, понуро обошел свой грузовик, отомкнул запоры и распахнул сразу обе створки фургона. Все четверо одновременно заглянули внутрь и вытянули лица. Первое, что бросилось в глаза – липкая алая лужа на полу фургона и забрызганные алым стенки. В кузове было шесть поддонов с картонными коробками, внутри которых находились пакеты с вишневым джемом. То, что действительно упало сверху – упало точно на коробки, многие лопнули, раздавились, содержимое растеклось по фургону, пропитав гофрокартон и влипая в пол и доски тента. Через рваную дыру над раздавленными коробками заглядывали косые солнечные лучи, окрашивая и без того ярко красный цвет вишнёвого джема в аж светящийся. Если бы смотрящие не знали, что это джем, они могли предположить, что в фургоне разразилась кровавое убийство нескольких человек. Но человек был один. Он лежал углубленным в красную жижу на коробках, на поверхности виднелась лишь нога и кисть руки.

Струйка алой жижи тянулась с пальцев ладони и медленно капала вниз.

Прошло несколько дней, обколотый лекарственными средствами Иван почти не ощущал боли. А поначалу боль была сильная, особенно в голове и спине. Помимо сотрясения мозга врачи диагностировали компрессионное повреждение позвоночника, но без перелома. Повторяя: «Парень, тебе повезло, ставь свечку своему ангелу!», – хирург ежедневно всматривался в рентгеновские снимки и ощупывал иванову спину. Ни вставать, ни садиться Ивану было нельзя, да и не было у него для этого сил. Он лежал пластом на кушетке, ходил в судно и терзался мыслями. К нему приходили друзья и родственники, жалели его, желали скорейшего выздоровления. Чаще всех у него была, конечно, мама. Она, плакала, целовала Ивана и свой кулончик-капельку и говорила о настоящем чуде, совершенном по вмешательству ангела. Ивана она одновременно и ругала и жалела, и от этого ему становилось ещё тошнее. Он лежал совершенно апатично, безвольно выслушивая мамины нравоучения, глотая из ложечки еду, посасывая компот из трубочки для коктейлей и смотря над собой в белый как чистый лист потолок. Вот такой ему теперь казалась его жизнь – пустая, ничем не наполненная, не имеющая цели. У него работали руки и он мог бы включить планшет или айфон, но принципиально этого не делал. От экрана его коробило, он устал от него за многие месяцы работы, он не хотел видеть никакой гаджет, ибо отныне они ассоциировались у Ивана с вестниками плохого. Что теперь он будет делать с планшетом, если включит? Играть? Смотреть фильмы или слушать музыку? Он никогда этого не делал, считая это занятие впустую потраченным временем. Искать какую-то информацию? Он уже искал. И нашёл! И ему этого довольно!

– Когда я пропустил в школе прививку от гепатита В мне пришлось идти с поликлинику и делать её самому, – говорил Егор Кошкин, сидя на табуретке в палате у Ивана и как всегда держа ногу на ноге. Он жевал жвачку и от него пахло мятой и манго, – а для этого сперва нужно было получить направление у терапевта. Я пришёл в нашу поликлинику, занял очередь, сижу жду. Передо мной шестнадцать человек, и это только те, кто сидел в живой очереди. А еще были те, кто приходил по назначенному времени. И на каждого терапевт тратит около двадцати минут. Ну, думаю, это на долго. И достал смартфон… А он не заряжен! Всего несколько процентов! – Кошкин сделал протяжный мученический вздох. – Я сидел в очереди четыре с половиной часа… Потом ещё полтора часа в очереди в прививочный кабинет, так как наступило время обеда. Шесть часов жизни, Ваня… Я сидел и смотрел перед собой… На стену, на пол, на бабушек напротив… Начиная со второго часа я начал терять IQ. Я это чувствовал на физическом уровне, я ощущал, как из меня выходит интеллект подобно дымку от тлеющей ароматической палочки. Мне кажется около пяти единиц в час. Я забывал зачем я сидел, чего ждал, что вообще мне надо в поликлинике. Я просто тупел. Когда пришла моя очередь в прививочный кабинет, я вошёл, встал на пороге и опять чего-то ждал. Я просто тупо стоял и чего-то ждал…

Иван Спасибов молчал, ожидая продолжения истории, но Егор Кошкин надул жвачный пузырь, лопнул его и внимательно наблюдал за своим товарищем.

– И что? – наконец спросил Иван.

– А то, что мне жаль тебя, Ванек. Ты уже несколько дней вот так бессмысленно лежишь и смотришь в потолок. Займи чем-нибудь мозг, Вань, иначе рехнешься, как я в поликлинике. Возьми планшет, телефон.

– Нет. Не хочу.

– Почитай.

– Я не читаю художественную литературу, – заявил Спасибов. – Художественная литература – это выдумка одного человека, она не имеет практической пользы.

– Почитай не художественную, – посоветовал Кошкин.

– Зачем?

– Как зачем, Вань? Зачем люди читают?