Здесь русский дух…

Старец с укором посмотрел на атамана.

– Купала! – передразнил он его. – Да вы, казаки, из всего можете повод для пьянства отыскать. Пьете, пьете – никак насытиться не можете, а только забыли, насколько вино уму не товарищ. Пропьете ведь ум-то, чего тогда? – ворчал старик. – Ладно, празднуйте, но без мордобоя, слышишь меня? Ведь вы не можете по-человечески гулять на праздниках. Обязательно шуму наделаете. Что ж за люди такие, ей-богу! – сокрушенно покачал головой Гермоген, а потом подслеповато глянул на атамана и строгим голосом сказал: – Завтра все должны быть на литургии, ты меня понял? С вас станется. Говорю, нельзя православному человеку идти против церковных правил. Сам не забудь прийти в церковь, – предупредил старец. – Запомни: не с кого-нибудь, а с тебя люди берут пример.

Что и говорить, казаки – народ буйный, особенно в подпитии, но такими уж они, наверное, сотворены. Зато лихие и смелые мужчины!

Никифор твердо пообещал старцу обойтись на этот раз без шума, а если кто-то из его товарищей вздумает махать кулаками, то того он самолично перед всем казацким строем отстегает плетью.

…Вечерело, и на берег Амура высыпал народ. Тут были и албазинские, и из Московского государства, и пришедшие из ближних сел. Молодежь уже загодя натаскала хворост для кострищ. Теперь все ждали только темноты.

Казаки, как водится, гуляли отдельно ото всех. Подобрав по-турецки ноги, они сели кружком на траву, достали кисеты с махоркой и кремни, а потом, попыхивая трубками, стали ждать своего часа. Чуть поодаль расположились их жены и дети. Тут же двое кашеваров готовили тавранчуг – уху из разнорыбицы. Из-под крышки стоявшего на тагане большого медного котла, в котором, побулькивая, варилась уха, вырывались убийственные запахи, вызывая у казаков голодную слюну.

Как только на берегу запылали костры, атаман велел казакам открыть заранее приготовленный бочонок меда, после чего назначенный им прислуживающий по столу наполнил большую атаманскую чашу. Взяв ее в руки, Никифор поднялся с земли. Казаки последовали примеру атамана, готовящегося к речи.

– Братья мои, казаки! Товарищи и боевые други! Первый кубок на этом празднике я хочу поднять за нашу родную отчизну. Если не она, то кто тогда мог праздновать Ивана Купалу! А, братцы? За Русь-матушку, – начал Никифор.

– Любо! – дружно грянули казаки, заставив всех находившихся на берегу вздрогнуть.

– Так вот, товарищи мои. Без нашей державы мы вообще ничто, возможно, обыкновенные черви, а потому мы должны как зеницу ока охранять Русь-матушку и беречь от любых врагов, – продолжил атаман.

– Любо! – снова бурно согласились казаки с атамановой правдой.

– Тогда выпьем же, братья, за нашу любимую державу, а еще за вольную волю, без которой нет казака!

– Любо-о! – пронесся мощный казацкий глас над озаренной светом костров рекой, повторяясь эхом где-то в бездонной глубине звездного неба.

2

Покончив с речью, атаман с чувством перекрестился и, сделав жадный глоток, пустил кубок по кругу.

Тут же кашевары разнесли по деревянным чашкам и супным горшкам уху. Достав из-за пояса припасенные для этого случая березовые ложки, казаки сели вокруг большого стола, покрытого расшитой цветами скатертью, на котором покоились приготовленные их женами праздничные яства – фаршированные желудки животных, калачи с чесноком и с маслом, пироги с остатками мяса и рыбы, пельмени с грибной начинкой, лаваши, сладкая редька с патокой, лепешки из пресного теста, – и принялись жадно есть. Глядя на казаков, потянулись за ухой и женщины с ребятишками.

– Еще бы ухи! – первым справившись с горшком супа, попросил Иона.

– Что, святой отец, гляжу, понравилась тебе наша уха-то? – улыбнулся пожилой кашевар Гордейка Промыслов.

– А то!.. – облизывая языком ложку, ответил тот.

– Тогда подставляй посудину, – доброжелательно предложил Промыслов.

– И мне давай, – потянулся со своей чашкой молодой розовощекий казак Мишка, сын убитого маньчжурами в одной из стычек доброго казака Остапа Ворона.

И снова гуляет братина с дешевым алкоголем по кругу.

– Эх, хорошо! – сделав долгий и жадный глоток, блаженным басом заметил диакон Иона и вытер рукавом своей видавшей виды рясы мокрые от меда губы. Душа у него шире блина на сковородке.

– Господи, прости меня грешного! – перед тем как сделать глоток, покрестился псаломщик Мирошка, замечательно читавший шестопсалмие.

– Пусть не в последний раз, – следом, осенив себя крестным знамением, припал губами к чашке казак Васюк Дрязгин.

– Нет браги, нет и отваги! – принимая у него из рук чашу, бодро сказал пожилой казак Нил Губавин.

Гуляет, гуляет товарищеская выпивка по кругу. Повеселели казаки, зарумянились. Хмельная кровь заиграла в их жилах.

– Эх, раз, по два раз, расподмахивать горазд, кабы чарочка винца, два бидончика пивца, на закуску пирожка! – пели мужчины застольные.

– Давай, братцы, еще по одной! Нельзя казаку в праздник быть трезвым и болезненным.

Кравчий не успевал наполнять ходившую по кругу кружку атамана, а тут еще и казаки, которым надоело пить с детьми квас, стали подходить со своими бидончиками и стаканчиками. Пот тек ручьем по лицу бедного виночерпия. Уже и рубашка взмокла, и душа запарилась, а казаки все время кричат одно:

– Давай!

Так продолжалось долго, пока казаки не набили свои желудки едой и не покинули стол. Тут же задымили набитые ядреным табачком трубки, начались обычные пьяные речи. Казаки наперебой рассказывали о своих подвигах, где-то стараясь приукрасить отдельные факты, а где-то и приврать. Как говорится, во хмелю – чего хочешь намелю. Кто-то вспоминал лихие походы на турок, другие – на крымского хана, третьи – на шведов. В основном же недобрым словом поминали маньчжуров, которые непрестанно совершали набеги на русские селения, сжигая их дотла и убивая или уводя в плен местных жителей. Маньчжуры хитростью ловко уводят в плен, воруя врасплох людей, потому-то люди и боялись их. «Лучше быть убитым, чем попавшим в плен», – говорили албазинцы.

– Вот неймется бесам! – пьяно возмущался кто-то из казаков.

– Пойдем на них войной, тогда и расквитаемся! – восклицал другой.

– Да нет, братья, война нам не нужна. Нужно сохранить мир на державных границах. Так царю-батюшке угодно, – говорил атаман.

– Если царю угодно, тогда ладно, но надо проучить чужеземцев, – воинственно заявил сидевший возле атамана пожилой казак.

Неожиданно кто-то из казаков запел:

Как у нас на свадьбе
Хмель да дуда-а.
Ду-ду-ду…
Хмель говорит: я с ума всех сведу!
Дубовая бочечка, бочечка, бочечка…
Верчена в ней дырочка, дырочка, дырочка.
Кто вертел, тот потел да потел.
Стенько, ты не потел, да свое проглядел.
Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду.
Тут и другие подхватили знакомую им песню:
Гей, у Дону камышинка заломана.
Старым дидом девка зацелована.
Ду-ду-ду-ду-ду-ду,
Дубова бочечка, бочечка,
Верчена в ней дырочка, дырочка!..

С земли поднялся Игнашка Рогоза. Он тряхнул своими черными кудрями и, топнув ногой, крикнул: «Эх, забодай меня коза! Давай-ка плясовую!» Рогоза запел:

Эх, свинья цыпленка высидела,
Поросеночек яичко снес!

Казаков не надо было долго упрашивать. Мужики тут же вскочили на ноги и, шатаясь, пустились в пляс. Завидев пляшущих мужей и женихов, к ним присоединились бабы с девками. Пошла плясать казачья душа! Долго танцевали, пока, устав, не повалились на траву.

– Что же ты стоишь – наливай! – поднимая над головой стакан, шумел запыхавшийся атаман. – Помянем наших товарищей, сложивших голову на поле битвы.

В который уже раз алкоголь идет по кругу. Потом пили за будущие победы, за родителей, жен и детей, а также за хороший урожай, здоровье и благополучие. В конце казаки так нагулялись и напились, что принялись ругаться, пустив в ход кулаки. Кто там начал первый – теперь никто и не вспомнит. Только били друг другу отчаянно морды, при этом не понимая происходящее. Бабы и девки визжали, глядя на бойню, но поделать ничего не могли. Знали, в таких случаях казаку лучше не попадаться под руку – ненароком убьет. Слава богу, Гермоген всего этого не видел, а то не миновать атаману сурового разговора. Он за все тут в ответе. Тем более, атаман обещал старцу, являвшемуся непререкаемым авторитетом на всем Амуре, следить за порядком. Чего тут поделаешь: во хмелю и во сне человек себе не волен. Тогда какой спрос с казака?..