– Вот тебе и ответ: почему мы их сокрушили так быстро.
– Они знали, что больны… и сделали все что бы нас заразить. Вот же твари. – бессильная злоба звучала в каждом слове поляка.
– Заслуженная кара. Мы подняли мечи на братьев крестоносцев, обуянные алчностью. Тамплиеры знали, что умрут и приняли достойную смерть, с оружием в руках, как и подобает воинам. А нам осталось только молиться о спасении своей души. Все в руках Всевышнего. – русич подкинул полено в костёр. – Ему решать…
Веселье стихло. Гробовая тишина повисла над воинским станом. И лишь дрова трещали в ночных кострах, да глухо булькала брага в глиняных чашах.
Воинство пыталось залить алкоголем дикий ужас поселившийся в их сердцах.
– Заколотите ворота, никто не выйдет до конца болезни. Я буду молиться за вас!!– пролепетал Епископ и скрылся в своей палатке, не разрешая войти даже пономарю.
Запах мирта и ладана доносился из его шатра.
Де Крусак же наоборот утащил к себе бочку вина и сомн девиц.
Все мы боимся смерти. И каждый бороться с этим страхом по своему.
Добрыня убрал за пазуху дарственную бумагу и снял с груди деревянный крест.
Его вырезал ему на именины дед. А бабка тайком от всех что то нашептала на него, и потом отрезав клочок волос с чуба Добрыни что то долго творила с водой и воском. Взяв с внука слова что ни кто об этом не узнаёт.
Мысли о доме немного успокоили душу.
– Да чего я боюсь? Все мои там, поди заждались давно…
Добрыня надел крест на шею и осенил себя знамением.
– Что? —Переспросил Вовжик.
– Говорю живы будем не помрем. Устал я чего-то. Утро вечера мудрёнее будет. Я спать.
* * *
Жар пришёл в туже ночь. Тело пылало словно в адовом котле. Странная сухость осушила рот. Язык высох и опух. Дикая боль опутала все тело, выкручивая суставы. Измотанное тело погрузилось в сон. Но и сон не принёс покоя. Странные дикие кошмары рвали душу на части.
Ужасные всадники мчали по дорогам в погоне за Добрыней. Мертвые кони. Пустые глазницы. Блеск смертоносной, не знающей милосердия, стали.
Ноги провалились и увязли в грунте отказываясь подчинятся разуму. Всадники настигали его. Бежать не получалось. Страх неменуемой смерти сжал душу ледяными тисками. Добрыня развернулся лицом к преследователям. Четыре всадника остановились в метрах десяти от русича. Скаля зубы, внимательно рассматривая жертву. Первым двинулся всадник на белом коне. Он натянул свой лук и выпустил стрелу в русича.
Добрыня увернулся от выстрела. Ярость обреченного проснулась в груди.
Русич намотал бечёвку нательного креста на ладонь. зажав сам крест между пальцами.
– Помирать —так с музыкой.
Добрыня поднял руки готовясь к схватке. Крест в руке преобразился в сверкающий меч.
Лучник выстрелил ещё раз. Добрыня отбил стрелу мечом. Остальные кавалеристы сгруппировались для совместной атаки. Справа восседал мечник на огненно-багряном коне. Обнажив огромный двуручный меч. По центру стоял огромный богатырь на мертвецки пепельном коне размахивая грозным трезубцем. Воин на чёрном скакуне крутил в руках длинный цеп похожий на весы. Всадники окружили славянина, готовясь атаковать разом со всех сторон.
Сердце воина стало биться ровнее. Меч наполнял его силой. Спокойствие и бесстрашие растеклись по жилам Добрыни. Тетева взывала ещё раз. Добрыня снова сумел увернуться от выстрела.
– Хватит игр – взвыл тот, что вертел цеп и всадники ринулись в бой.
Заскрежетала сталь. Посыпались удары. Русич устоял. Всадники отошли, готовясь к новой атаке. Но глас с небес остановил их. Вспыхнул солнечный луч, разорвав пелену тяжелых туч и всадники, и их лошади растворились в этом свете, словно туман на ветру. Единственное, что запомнил Добрыня. из слов молитвенной песней летящей с неба, было:
– Докажи, что достоин.
Ему очень хотелось доказать это.
Славянин открыл глаза. Он все так же лежал у давно потухшего костра во дворе старой крепости Тамплиеров среди почерневших трупов крестоносцев.
Полуденное солнышко скрылось за набежавшее облако.
Русич поднялся и обвёл взглядом двор, засланный гниющими трупами. Смрад и запах разложения саданули по мозгам не хуже клевца.
Было холодно. Озноб обрушил на славянина свои чары. Застучали зубы, выбивая неведомый ритм.
Добрыня встал на ноги и двинул в сторону зияющих чёрной брешью ворот цитадели.
Но сделав пару шагов буквально задохнулся от не хватки воздуха. Пошарив у своей лежанки он нащупал длинный бердыш с широким лезвием. Русич оперся на оружие. Дыхание восстановилось. Добрыня шёл по скрюченным, закостеневшим телам бывших саратников, когда увидел мелькнувшую тень. И услышал причитания и стенания.
Призрак молодого рыцаря плакался на свою судьбу плача над поверженных телом. Потом проявился ещё один призрак. Потом ещё. И вскоре перед Добрыней предстало не упокоенное воинство крестоносцев. А между ними мелькнуло что-то совсем чёрное и мерзкое. Странный хохот огласил округу. А потом истерический смех сошёл на шёпот:
– Если ты думаешь, что спасся, ты ошибаешься. Самое интересное только начинается.
Мрачная тень ещё раз мелькнула в толпе призраков и замолкла.
Порывистый ветер унёс облако дальше странствовать по небесным тропам, а
Солнечный свет залил крепостной двор, растворяя видения призраков.
Добрыня толкнул двери и вошёл во внутрь замка.
Промозглый ветер остался с наружи и Озноб отпустил. Постепенно вернулась способность мыслить. И голод. Ужасный опустошающий голод. Русич снял со стены пропитанный маслом факел и сткукнул кремнием по огниву. Искры посыпались дождем, а промасленная тряпка вспыхнула ровным пламенем.
– Кто там? Призраки не зажигают факелов. – Голос был до боли знакомым.
– Вовжик… это я Добрыня. Я живой. Наверное. Хотя и не уверен.
Шаги ускорились, а в голосе звучала радость.
– Живой курва. А думал я один тут остался.
Поляк подошёл к русичу и потряс его за плечи.
– Живой…
– Пожрать бы чего. А то брюхо, аж к спине прилипло.