Избранные. Гуманитарная фантастика

Чувства и эмоции – то, за чем работники тянулись в Айсберг.

Гнев, радость, удивление, отвращение, интерес, презрение, стыд и другие чувства высвобождались в упрятанном глубоко под землёй Айсберге, без риска оказаться замеченным верхоглазом или одной из зорких камер Диадемы.

Самым популярным заказом считалась радость. Танцы, представления комиков, интерактивные игры, путешествия по виртуальным мирам – всё это невозможно оценить в полной мере без этой, пусть и недешёвой, покупки.

Прижимистые могли, конечно, скоротать время, ничего не купив, однако такой досуг не только оказывался унылым, но мог сыграть в обратную сторону: невольная эмоция каралась штрафом, а при отсутствии возможности оплатить следовала двухнедельная отправка на неимоверно жаркий Пронизь-С14.

– Что надо? – лениво спросил на входе тучный кредитёр с лоснящимся лицом.

– Абонемент, на всё, – мажорно ответил Лирк и широко улыбнулся, от чего кредитёра заметно передёрнуло. Он впился в Лирка прикрытыми от света фонариков глазами, давая понять, что за выражение эмоций до их приобретения накладывался штраф. Но веское «на всё» заставило его опустить руку в карман пиджака, вынуть чип-билетёр и оставить на шее Лирка заветное «БЕСПРЕДЕЛ».

– Добро пожаловать в Айсберг, – пробасил тучный. – Тебе что?

– Мне… – стушевался Куар. Он вообще не планировал идти, к тому же вываливать почти все заработанные за год деньги на «беспредел». – Грусть, пожалуй.

– Какая грусть?! – возмутился Лирк. Он уже успел попрыгать, истерически рассмеяться и невесть чего испугаться. – Бери радость!

– Хорошо, грусть и радость, – поддался Куар.

Кредитёр протянул считывающее устройство. Куар провёл над ним чипом, встроенным в ладонь. Послышался одобрительный сигнал устройства – деньги списались. Шею украсили два штриха-пропуска.

В Айсберге было шумно и многолюдно. Белые культурщики, зелёные технологи, серые властители, красные медики, жёлтые развлекатели – весь город пришёл, чтобы как следует отметить День Консорциума Пяти и выразить почтение к его правителям: губернатору Зо, судье Брейзу и недавно занявшей пост корректора эмоций старушке Грюниоф.

Многих сегодняшняя ночь притягивала и снятием запрета на то, что люди таили в себе и за что, порой не выдерживая, изгонялись из Диадемы. Этим магнитом, притягивающим сильнее, чем возможность обхохотаться до упаду, были слёзы. Печаль приходилось встречать с тем же безжизненным лицом, с которым и проживали каждый день в Диадеме. Постоянно следящие, даже дома, датчики эмоций не позволяли пролить ни слезинки.

– Не останавливайся! – вёл за собой Лирк, перекрикивая гремящую музыку.

Куар спешно следовал за пробивающимся через толпу другом, на ходу осматривая помещения спецзалов. В одном, блуждая в сизом тумане, все навзрыд рыдали. В другом, где экраны проецировали лица, должно быть, ненавистных людей, все озлобленно рычали, рвали зубами подушки. Из третьего, где находились дамы в розовых одеяниях, доносился притворный смешок, неискреннее удивление и лживый плач.

– Сейчас начнётся!

Лирк остановился перед пышно оформленной сценой.

– Что?! – прокричал Куар, зажатый между хлопающих в ладоши гостей Айсберга.

– Сегодня Аш-Хойши выступает!

Взоры ликующей толпы были устремлены на сцену. Зрители, судя по лицам, с нетерпением ждали выступления. Сотни балконов занимали, вероятно, лучшие представители Власти. Одно ложе, змееподобной формы, находилось поодаль от других. Оттуда, несомненно, открывался лучший вид на сцену. Хотя ложе было довольно далеко, но Куар сумел разглядеть обожённое, покрытое рубцами лицо губернатора Зо. Рядом с ним сидела – в тех же треугольных очках – Грюниоф, а позади, скрестив за спиной руки, величаво возвышался судья Брейз.

«Началось, началось!» – загудела толпа.

Свет погас. Сцену остались освещать разноцветные софиты. Карлик-конферансье в лимонном костюме и такого же цвета чепчике подковылял к микрофону и прокричал:

– Встречайте! Несравненная Аш-Хойши!

Зрители засвистели. Некоторые, кто не оплатил радость, встречали певицу сухо, без проявления готовых вот-вот вырваться наружу эмоций.

Карлик убежал, а из другого конца сцены, сверкая блёстками на струящемся красном платье, вышла она… Аш-Хойши, богиня песнопения.

– Я безумно рада присутствовать с вами на этом празднике. – Она кокетливо скинула с лица огненно-рыжую прядь. – Пусть наши сегодняшние эмоции послужат во благо будущим успехам Консорциума. А мои песни – согреют душу творцам и жителям Диадемы.

Аш-Хойши склонила голову и, выждав ритм тёплой мелодии, запела. Это была прекрасная песня, восхваляющая труд работников Консорциума.

Куар не умел петь и на миг даже испугался, что датчики могли счесть его выражение лица завистью, которую он не оплатил. Открытый от изумления рот трансформировался в улыбку – так больше походило на радость.

«Вашу преданность оценит город,

Труд наш не напрасен – скоро

Счастье к нам грядёт, бесспорно…»

Аш-Хойши пела третью песню, как Куар вдруг почувствовал, что кто-то взял его за плечи, с силой развернул и впился в него поцелуем. Куар схватил «напавшего» за руки и попытался освободиться. Пальцы вряд ли были мужскими – уже хорошо! Но губы не желали отлипать. Краем глаза Куар заметил, как через толпу, нагло светя фонариками в лица, пробирались трое явно чем-то встревоженных верхоглазов. Целующаяся парочка их не заинтересовала. Продолжая сверкать фонариками, верхоглазы прошли мимо.

Пальцы разжали голову. Губы, наконец, отпустили. Из-за царящего сумрака и от того, что человек напротив испуганно мотал по сторонам головой, рассмотреть его не удавалось. Единственное, Куар заметил, что волосы у него были примерно до плеч.

Удостоверившись, что верхоглазы скрылись, человек приблизился и прошептал:

– Спасибо.

После этого он (она?) нырнул в толпу.

Куар уже не слышал, о чём пела Аш-Хойши. Резонирующее в голове «спасибо» было столь благозвучным, что, зачарованный, Куар последовал за тем, кто его произнёс.

– Ты куда?! Ещё не конец!

Голос Лирка звучал из другой реальности. Сам Куар находился там, где существовала лишь она: исчезающая в толпе незнакомка.

* * *

– Постой! – окликнул Куар фигуру, спешно отдаляющуюся от Айсберга.

– Смотри, куда прёшь! – высунулось из пролетающего мимо «Эребуса» небритое лицо.

Куар перебежал дорогу.

– Извините, извините… – кивал он случайно задетым прохожим, таращившимся на витрины, подсвеченные яркой люминесценцией.

– Куда она… где же?.. Вот.

Предусмотрительно оглядевшись, беглец нырнул в переулок. Куар рванул следом.

От удара в правую скулу отбросило к стене. Что-то холодное упёрлось в горло. Куар сумел вывернуть шею голову и рассмотреть напавшего. Человек в чёрном капюшоне прижимал его к стене продолговатым, похожим на жезл предметом.

– Ты следил за мной? – строго спросила незнакомка. Из-под капюшона, скрывавшего лицо, спадали чёрные волосы.

– Я… – Он попытался убрать удушающее оружие. – Может, отпустишь?

– Говори!