Избранные. Химерная проза

– Так вот откуда эти дурацкие разговоры о чистилище?!

– Да, Черман! Эта книга – знак! Её обронила после себя семейная пара. Крестьянская семья из Копача проезжала тут днем и заходила пообедать. И их дочка, гимназистка, оставила книжицу на столе. Прочтя первые десять страниц, я поняла всё!

Это уже переходит все границы, подумал Натко. Неужели пришла пора применить кулаки, как делали это другие мужья в Дурдиче по отношению к своим отбившимся от рук женам? Или просто оттаскать негодницу за волосы и бросить в озеро освежиться? Хотя, ночное купание могло закончиться горячкой, и тогда точно пришлось бы закрывать таверну впервые за триста лет.

– Я – пленница этой кухни. Раба сотен господ, что бесконечной вереницей пользуются мной, как бульварной девкой, – сказала гневно Миланка.

– Какой девкой? – переспросил Натко.

– Бульварной, – повторила Миланка, но Натко это слово было неизвестно, хотя общий смысл Миланкиных сентенций он уловил.

– Хочешь, отвезу тебя в Дурдич? – зашел Натко с козырей.

Миланка подняла на него полные недоверия глаза и покачала головой:

– Ты не сможешь.

Натко скользнул усталым взором по выбившимся из-под платка чернявым локонам жены, по её широкому, с небольшой горбинкой, носу, усыпанному веснушками, по подрагивавшим от горестного волнения плечам, по вздымающейся под передником груди, и вспомнил постояльцев, что с таким вожделением глазели на её формы.

«Да как такую можно за волосы таскать или кулаком в лицо бить?» – подумал Натко возмущенно и решительно тряхнул головой.

– Прямо сейчас отвезу. Сядем в лодку и поедем.

– Темно же, – возразила Миланка.

– Луна вона какая, – хмыкнул деловито Натко, в котором взыграл вдруг юношеский запал.

– Идем, – со смесью страха и восторга отозвалась Миланка.

– Куда это вы собрались на ночь глядя? – со вполне однозначным недоверием спросил один из поверенных греческого банкира, перегородивший супружеской паре выход из таверны.

– В Дурдич, – честно ответил Натко, глядя на поверенного сверху вниз и чувствуя, как жена тянет его за руку назад.

– Зачем ночью вам обоим в Дурдич? – холодным, как озерная вода, тоном спросил поверенный.

– У жены горячка. Её надо срочно показать доктору.

– Родовая? – уточнил совершенно лишенным иронии тоном поверенный

– Да какое вам собственно дело, куда мы едем? – разозлился вдруг Натко, которого этот вечер и так уже порядком достал. – Мы – люди свободные! Хотим – в Дурдич едем, хотим – в Рим махнем, к Папе Римскому!

– Или к местному атаману в горах, – хмыкнул второй поверенный, подошедший сзади, – чтобы он нас прирезал и денежки забрал, что мы в Загреб везем.

– Вот-вот, приметил небось сумку с золотишком, паскуда, – процедил сквозь зубы первый поверенный, выхватил из-за пояса короткий нож и приставил его острие к горлу оцепеневшего от страха Натко.

Ночь супруги провели привязанными друг к другу и запертыми на собственной кухне. Однако поверенные греческого банкира оказались людьми хоть и подозрительными, но не разбойниками. Они утром развязали хозяев таверны и даже не забыли расплатиться за ночлег и корм для лошадей. После чего вскочили на своих кляч и удалились вверх по западной дороге.

– А вот теперь – в Дурдич! – воскликнула Миланка, как только фигуры всадников скрылись за лесом.

– Куда?! – взревел Натко, бешено вращая красными от недосыпа глазами.

– В Дурдич, – неуверенно повторила Миланка, – ты же обещал.

– В Дурдич! – повторил громко её разъяренный муж.

– Гав! – отозвался из кустов Савка.

– Хорошо! Марш в лодку! А я запру таверну!

– Я ведь тебе говорила. Из чистилища нет пути, – произнесла загробным голосом Миланка, когда они оказались на берегу.

Непрестанно богохульствуя, Натко обошел жену и встал перед причалом, возле которого лежала на дне озера лодка, чье днище было раскурочено топором. Побогохульствовав для приличия еще немного, Натко развернулся и пошел к таверне, у дверей которой уже стояли крестьяне и телега, запряженная волом.

– У жены горячка, – пояснил хозяин таверны недоумевающим путникам, отпирая тяжелый амбарный замок.

– Гав! – произнес озадаченный Савка, провожая взглядом Миланку, которая, подобрав полы платья, стремительно убегала вверх по западной дороге.

– Ой дура, – пробормотал Натко, глядя вслед убегающей жене, и отправился выполнять свои непосредственные обязанности, оставив сумасбродную женщину наедине со своими проблемами. Савка поняв, что хозяин ничего предпринимать не будет, флегматичной рысью захромал следом за хозяйкой. Но не прохромал он даже сотни своих, собачьих шагов, как увидел хозяйку, бегущую обратно. Следом показался взлохмаченный волк, который в нерешительности замер, почуяв близость человеческого жилища, и преследовать улепетывающую добычу не стал.

– Савка, родненький, – прошептала задыхающаяся после неистовой погони Миланка, падая на колени возле старого пса.

– Гав! – ответил он понимающе и угрожающе посмотрел на волка, который, чуть поразмыслив, исчез в своей чаще.

Превозмогая законы природы, Натко умудрился сварить суп из булгура за каких-то полчаса, и, когда он принялся его разливать по мискам, в таверну ворвалась запыхавшаяся жена в изодранном и запачканном платье. Она окинула диким взором зал и издала странный вопль. После чего исчезла на кухне.

– Горячка, – пояснил смущенно Натко, расставляя миски перед мужиками, озадаченными столь необычным поведением хозяйки таверны. – Доктора жду уже второй день.

– Так давай мы её до Дурдича подкинем, – предложил самый старший из крестьян.

– Да, давай, – согласились его товарищи.

– А и впрямь, – кивнул Натко.

– А то баба-то у тебя хорошая, – сочувственно сказал старший, – сколько лет уже ездим через ваш двор, так готовит очень вкусно. Жаль было бы такой сгинуть от горячки.– Да, видная баба, – согласились его товарищи.

– Эй, Миланка, – окликнул Натко жену. – Поедешь с мужиками в Дурдич?

Миланка не отзывалась. Натко зашел на кухню и увидел, как его жена уперлась лбом в стену под сербской иконкой Девы Марии, и хриплым шепотом умоляет её вызволить рабу Божью Миланку из чистилища.

– Миланка, там мужики в Дурдич едут…

– Даже волк не пустил меня в Дурдич, – произнесла, нервно дыша, жена Натко, поворачивая к нему раскрасневшееся лицо, по которому разметались растрепанные и мокрые от слез и пота волосы.

– Волк? – испугался Натко.

– Да, Черман, волк. Он прогнал меня из леса и остановился, когда понял, что я снова возвращаюсь в чистилище.

– Хватит называть нашу таверну чистилищем, – обиделся Натко. – Вон, прыгай на телегу к мужикам и к вечеру будешь в своём Дурдиче.