Записки на разбитой коленке

– Что я не могу, занят.

– Дурак! – сказала она, мне сразу стало неуютно, такого оборота я не ожидал.

– Почему? – немного ошеломлённый. – Мы и так каждый день вместе возвращаемся домой.

– Потому что теперь, тебе придётся всерьёз провожать меня. И что она тебе ответила?

– На, читай, – бросая записку на парту, на которой было размашисто написано – ДУРАК.

Я оглядываю мой класс. Все чем-то заняты, здесь всё перемешалось, дружба, зависть, любовь, отличники, двоечники. Все сидят рядом парами, кто пишет в тетрадке урок, кто рисует. Иногда учитель поднимал голос, чтобы обратить на себя внимание, наступало короткое затишье на пару минут, и снова галдёж. Никитин встревоженно поднял свои серые водянистые глаза, посмотрел на меня и опустил их, продолжая рисовать свои кораблики. Все эти парни, девушки – мои одноклассники, они кушают в школьном буфете, ужинают дома, курят украдкой в туалетах, рассказывают пошлые анекдоты, играют футбол, потягивают пиво за гаражами после уроков.

А тем временем Александр Сергеевич рассказывает о высоте горы Джомолунгма, и всем наплевать на его урок и на гору тоже, и ему тоже, наверное наплевать на нас. За свои отработанные часы в этой несчастной школе он получит свою мизерную зарплату, купит себе водки, колбасы и будет её глушить вечером один на кухне, пуская слезу, вспомнит жену, которая умерла в прошлом году от рака, и он не ходил в школу целую неделю, к нашей великой радости, вспомнит сына, погибшего в далёкой стране исполняя свой интернациональный долг, поникнет головой.

Вчера Никитин после урока географии, видимо, пытаясь произвести на меня впечатление, сообщил, что средний вес небольшого облака примерно пятьсот тонн. Когда я замечаю подобные странности в людях, мне становится грустно, очень грустно, на грани тоски. Если это правда, то какой чудак первым сказал – лёгкий, как облачко?

Мы вместе возвращаемся домой после школы, разговор не клеится, такое впечатление, что между нами произошло что-то серьёзное. Я с умилением смотрю, как она заправляет прядь выбившихся волос за ухо, мне хочется что-то сказать, но, как всегда, не знаю, с чего начать. В такие моменты я ненавижу себя.

– Когда я стала тебе нравиться ? – спрашивает она, смотря в сторону.

– Разве это так важно?

– Для меня да.

– А я тебе?

– Дурная привычка отвечать вопросом на вопрос, так когда?

Мы проходим рядом с кучкой пацанов, которые с интересом смотрят на нас. У одного из них бутылка с пивом в руке. В руках начинается нервная дрожь, я знаю его, это Слон.

Самый говнистый из всей компании, за свой маленький рост и огромный нос, его в шутку прозвали – Слон. В детстве его засылали на проходящего по их улице подростка. Он начинал сквернословить, опешивший от наглости паренёк ещё не успев отвесить звонкий подзатыльник наглецу, как сразу около него вырастала бригада пацанов. Его боевые награды, синяки и фингалы под глазом – как трофеи юности. Теперь Слон вырос и сам мог любого обидеть, разозлившись не на шутку.

Словно поняв моё волнение, Рузанна переложила портфель в левую руку и прижалась ко мне, взяв меня за локоть. Слон просто пожирал нас глазами. Мы прошли мимо. Раздался звон подзатыльника, я обернулся – Слон, принимая поджопник, уронил из рук бутылку, которая со звоном разбилась вдребезги. Сзади кто-то хорошо поставленным голосом учил его:

– Завтра ты будешь с девчонкой идти и кто-то скажет тебе вслед, как тебе такое понравится, мудак?

Я развернулся, чтобы подойти к ним, но Рузанна удерживая меня за локоть, шептала

– Не надо, пойдём, пойдём отсюда.

Это было так неожиданно для меня, её глаза, полные мольбы, дрогнувший голос, я решил оставить разборки с носатым на потом и, повинуясь её просьбе, пошёл рядом. По дороге, где кончались дома, под раскидистыми ветками ясеня мы сели на скамейку. Пользуясь благоприятным случаем, я обхватил рукой её за талию, она доверчиво прижалась ко мне, губы слились в поцелуе. Она не сопротивлялась, показывая в улыбке белый ряд ровных зубов после каждого поцелуя. Моя рука потянулась к груди.

– Не надо, – прошептала она, поднимая глаза, они горели, лицо преобразилось, обрамлённое тёмно-каштановыми волосами, подчёркивающими мраморную белизну её кожи, стало ещё красивее. Впервые вдруг захотелось стать птицей и взлететь вместе с ней ввысь, забыть уроки, школу, родителей, лишь бы быть рядом с ней, упиваясь радостью свободы, навстречу небу и облакам, всё выше и выше, аж к самому господу Богу.

– Пойдём, – предложила она спокойно и честно, – уже поздно, – слегка улыбнувшись уголками губ.

– Пошли, – с сожалением ответил я, чувствуя свою неловкость.

Не спеша возвращаемся домой, неимоверно велико желание оттянуть час расставания, мы идём по теням деревьев, лежащих от заката в дорожной пыли, в чьём-то окне прыгает солнечный зайчик, охапки красно-жёлтых цветов повсюду, мы смеёмся, теплота её мягкой ладони греет мою. Я чувствую жар её тела, упиваясь торжеством ощущения быть рядом с ней, что-то важное, неизвестное доселе жмётся в груди, а может, в душе, если она где-то около сердца.

Отец дома читал газету, посмотрел исподлобья на меня, ничего не сказав, мать варила борщ, помешивая деревянной ложкой пахучее варево.

– Сынок, кушать будешь? – с подозрением оглядывая меня.

– Нет, я не голодный.

– Ты посмотри, может, он у тебя того, – с ухмылкой отец.

– Если здесь кто-то того, так это только ты.

– Ладно, ладно, не кипятись, может, он влюбился.

– Оставь его в покое, слышишь, – угрожающе. Я зашёл к себе в комнату, чем закончился их разговор за дверью, не знаю. Да разве это важно, когда я лежу на диване, смотрю на дырявый носок, из которого торчит большой палец, на картину «Утро в сосновом лесу», трещинку на потолке, букет полевых цветов в хрустальной вазе, а думаю только о ней.

Записка от Лиды ушла на второй план, вот только щас её почему то вспомнил, зачем я про это сделал, незнаю. Иногда хочется забыть, всё, что неприятно вспоминать, но всякий раз, как назло оно выходит наружу. Поставить бы в мозг корзину для мусора, наподобие компьютера и выбрасывать всё неприятное, оставляя в голове только доброе и светлое. Наверное где то там далеко, в Тибете есть такие монахи, которым это под силу.

Игра в индейцев

Я вспомнил эту историю, когда увидел играющихся котят, под деревом, в саду у соседей. Их было шестеро, игрались они около небольшого глиняного кувшина поочередно залезая внутрь. Тот, что оказывался внутри, ни за что не хотел вылезать, его брат, нетерпеливый сорванец бил пушистой лапкой по морде. Казалось бы невинная забава котят, но это только так кажется со стороны, на самом деле, это первые уроки жизни которые познаются в игре.

Начитавшись книг про индейцев, Серьгей начал серьёзно сожалеть, что появился на свет в не тот век, в не то время и не на том месте. Эх если бы я родился в индейском племени гуронов или апачей, в Северной Америке, сокрушался он, был бы храбрым воином, спас мое племя от бледнолицых колонизаторов, заключил мир с ковбоями, охотился на бизонов, а потом бы стал вождем, курил трубку мира со своими храбрыми воинами или с шерифами соседних фортов, обсуждая региональные проблемы, их решение на взаимовыгодных условиях.

Мечтать ему пришлось недолго, именно в тот момент когда он освобождал жаркую креолку, которая лежала связанная по рукам и ногам в почтовом дилижансе, предназначаясь для утех местного шерифа, тяжело дыша вздымая роскошной грудью, со словами благодарности – из сладких грёз его вернул на землю окрик

– Индеец хренов, ты уроки когда делать будешь – кричала мать с кухни, под ехидное хихиканье сестры. Ну вот, вместо того чтобы изучать следы животных или как найти дорогу в ночь по звёздам, сиди и изучай таблицу умножения с геометрией – удрученно подумал он. Но хранительница домашнего очага не унималась:

–Ты опять в носках спал, а зубы чистил сегодня утром, двойку по математике исправлять когда думаешь? – кричала она. Быстро сообразив по интонации, что дело принимает худой оборот, отбросив книжку в угол он открыл учебник по математике и стал усердно что-то писать в тетрадке. В дверях появилась, голова матери, которая быстро оценила обстановку, а потом резко подошла и перевернула книжку, чтобы убедиться, что это учебник, а не очередной роман Фенимора Купера.

– Молодец сына – с угрызением совести – занимайся родной, занимайся в наш век неучем ходить стыдно. После её ухода он положил Следопыт на учебник математики и продолжил читать, держа ухо востро от риска повторной ревизии.

– Сержик, сынок ты чем занят, может за хлебом сходишь?

Во дворе у порога, на возвышенности сидел чёрный кот по имени Черник, во дворе его никто не любил за скверный характер и он отвечал всем тем же, морда у него была всегда расцарапана, пол уха оторвано в боях за подконтрольную территорию от конкурирующих котов. Жизнь Черника была не проста, он получил эту кличку, вполне оправдывающую его внешность, вдобавок людское суеверие к чёрным котам, и рос конечно не ухоженной домашней кошечкой, которую кормят по несколько раз в день, а настоящим дворовым котищем умеющим постоять за себя. Когда он появился в округе, не помнил никто. Пожирал он всё подряд – птиц, мышей, воровал колбасу и сосиски на соседнем складе, при магазине. Почтенный слесарь дядя Вася из дома напротив утверждал, что именно он и забрюхатил ихнинию породистую кошечку Сильву, когда пропала в марте на две недели и окатилась на целых десяток пушистых котят, когда его поправляли, спрашивая – что может окотилась? Он раздраженно прерывал оппонента со словами:

– Да какая разница, я замаялся их потом раздавать.

Спал он где попало и под чем попало, имел устойчивую репутацию драчуна и задиры, даже собаки обходили его стороной.

– Чёрник, Чёрник кись, кись гаденыш – позвал его Серёга – кот недоверчиво смотрел на него не сдвинувшись с места ни на сантиметр – не хочешь как хочешь, а зря – засовывая руку в карман. Кот привстал и недоверчиво оглядываясь пошёл к мальчику, с хрупкой надеждой получить лакомство. Когда он подошёл совсем близко, Серёга вынул руку из кармана и показал ему кукиш прямо в морду, секунды две кот внимательно смотрел на композицию из трёх пальцев, пару раз мяукнул, а когда понял, что там нет ничего съедобного, мурлыкнул  последний раз и хлопнул лапой с выпущенными когтями по руке, расцарапав до крови. Сергей вскрикнул от неожиданности присев от боли, кота и след простыл:

– Ну проклятая пантера, я тебе устрою сладкую жизнь, ты ещё не знаешь ярость воинов навахо.

– Серега, ты куда идти собрался? – объявившийся ниоткуда, однокашник Славик, с соседнего двора.

–За хлебом послали – посасывая кровь с большого пальца

– Слышал новость, пацан палец засунул в бутылку и не мог снять, пришлось палец отрезать

– А, что бутылку разбить, ума не у кого не хватило – подозрительно прищурив правый глаз