Неправильный Египет

Неправильный Египет
Алёна Григорьева

Тамаре думалось, что вместе с кончиной постылого мужа, жизнь заиграет новыми красками. Казалось, даже сыну Петруше, который уже год как болен непонятной болезнью, стало легче. Вот только смерти не заканчиваются. Как связана жизнь обычной российской семьи с магией Египта? Знаем ли мы правду о древних храмах и мистических артефактах? Ответы на эти вопросы вы найдёте на страницах книги «Неправильный Египет». Главное оказывается неглавным, а внеземное диктует свои правила и пишет свою историю.

17 октября 2017

Похороны проходили вежливо. Солнца не было, стоял странный октябрь: теплый, мягкий, почему-то совсем без дождей. Наверное, небо копило, чтобы излить всю злобу в ноябре.

Участок на кладбище был весьма живописным, с двумя породистыми, не очень старыми клёнами, которые осенью выглядели наиболее эффектно: оранжево-красно-бардовые переливы листьев на одном дереве и иссиня-фиолетово-вишневые на другом даже заслужили внимания пары местных пейзажистов, несмотря на место.

Было всего человек тридцать, из которых Тамара знала только половину, остальные присутствующие были из преподавательского состава университета, и студенты, которые хотели пропустить сегодняшние занятия по «ну очень уважительной» причине и бесплатно пообедать.

Тамара скользила потерянным взглядом по пыльной обуви чужих людей, потом переключилась на выкрашенные в чёрное и белое кладбищенские оградки, надгробья разных мастей и времён, и, наконец, тупо уставилась на широкий ствол одного из кленов.

На пожухлой траве у красного клена претенциозно сидел большой черный кот и пристально жёлто смотрел прямо ей в глаза. Потом кот с достоинством поднялся на четыре лапы, вытянув хвост трубой, томно и плавно протер боком ствол дерева и направился (она не сомневалась) к ней.

Тамару передернуло, она почувствовала, как волоски на руках вздыбились. И показалось ей, так явно и четко, что сейчас этот черный кот ускорится, со всего разбегу прыгнет на нее, и, царапая со всей силы ее застывшее лицо, станет грызть ей уши, и в ушах у нее застучат его хищные зубы: «Ты, ты, ты, стыдно, стыд…». И он зашипит, отрывая куски кожи, пытаясь перегрызть ей шею, чавкая её плотью: «Шшшлюххха…».

Она моргнула, и видение исчезло, а кот свернул к ближайшей могилке, его бархатная шерстка отсвечивала на солнце. Он проплыл между прутьев оградки, взошел на свежий бугорок рыжеватой земли, кокетливо понюхал место, аккуратно вырыл ямку и грациозно нагадил на последнюю обитель «Егоровой Дарьи Михайловны 1917-2017 гг.», гласила незамысловатая подпись на временном деревянном кресте.

«Какой пассаж» – подумала Тома и беззвучно, странно, горько засмеялась, только грудная клетка истерично подергивалась, а стоявшая рядом мать Тамары решила, что дочь бесслёзно рыдает.

К стыду своему, Тома совершенно не испытывала чувства горя, она думала о бомжеватых копателях, ожидающих вторую часть оплаты за свои услуги, о том, хватит ли места в автобусе, о том, готова ли уже университетская столовая, и о том, как бы побыстрее со всем этим покончить. С самого утра она ничего не ела, её подташнивало от голода и нервного напряжения, голова начинала ныть. Она посмотрела на стоящего рядом Петрушу, и пришли слезы.

Восьмилетний Петруша не совсем понимал, что происходит и физически не очень хорошо себя ощущал. Он держал за руку бабулю, Людмилу Ивановну, маму Тамары. Людмила Ивановна непрерывно гладила внука по голове и что-то бормотала под нос, какие-то бесполезные обрывки утешений, абсолютно непонятные ребенку. Рука, как робот, повторяла одно и то же движение и тяжелела, тяжелела…Тяжело было и на душе у Людмилы Ивановны. Будучи мамой, тещей и бабушкой одновременно, она всегда думала, думала много, думала много плохого, копалась в деталях прошедших между дочерью и зятем диалогов. Она подозревала нехорошее, порчу, сглаз, кару небесную, невесть что. Всё же было как у людей! Конечно, всё в этом мире держалось только на ней: и дочь, и зять, и тем более внук. Что бы они без нее делали! Сколько советов пересоветовано, сколько указаний ценных дадено, а уж денег сколько вручено, борщей вкусных сварено, бессонных ночей с Петрушей проведено… Петруша…

Этот год с Петей было странно. Вроде и любила она его без памяти, а в последнее время, как стал болеть, ей было с ним неуютно. Хотелось ему помочь, но не получалось, а так как основной целью ее жизни с самого рождения внука стало его воспитание, Людмила Ивановна сильно страдала душой, чувствуя себя неполноценной и бесполезной.

В этом году Петя часто пропускал школу. Не свойственные его возрасту перепады давления, необъяснимые головные боли, слабость в ногах. То всё вместе, то по отдельности. Ни в местной, ни в областной больнице четкого диагноза никто не ставил, Людмила стала подозревать, что знакомые врачи уже и вовсе прячутся от их семьи. В доме появилось странное слово – «истощение».

17 октября. Тот же день

На похоронах вся семья была в сборе, кроме кота Васьки, который имел в жизни своей крайне негативный опыт с мертвяками, усопших не любил, частенько сбегал, шарился неведомо для хозяев где, и предпочитал при погребениях не маячить.

Позади Томы мял в руках тёмную, парадно-выходную кепку дед, Николай Андреевич, Тамара стояла рядом со своей матерью и ребёнком, и со стороны, человеку, который их не знал, могло показаться, что Людмила Ивановна и Петруша – это мать и сын, а Тома – просто какая-то посторонняя. В 48 лет Людмила Ивановна Капцова выглядела лет на десять моложе своего возраста, стройная, отчасти из-за «породы», то есть по-научному генетики, но в большей мере из-за исключительно здорового образа жизни и благодаря «стальным яйцам». Тома, к сожалению, пошла в отца, и от матери не взяла ни внешности, ни характера.

Невзрачная, как шторы в учительской, совершенно незапоминающаяся обладательница скромности, которая не украшает человека, а портит жизнь, Тома себя не ценила. Девочка класса с восьмого стеснялась своей не по годам развитой груди и широких бёдер, не умела пользоваться косметикой и не любила её, а сейчас, в свои 30, выглядела совсем блёкло на фоне эффектной, несмотря на траур, Людмилы Ивановны.

Усопший муж Томы и отец Петруши, Альберт, лежал в гробу в новом костюме и накрахмаленной сорочке, безмятежный и аккуратный. Казалось, он доволен тем, что его сейчас опустят в землю, которую он всегда любил. При жизни его глаза озарялись радостной искрой только в предвкушении поездки на раскопки.

Альберт уважал землю, которая бережно хранила ценнейшие и интереснейшие свидетельства прошлого, мурашки счастья пробегали по его спине, когда удавалось добыть хоть что-то мало-мальски заслуживающее внимания университета или музея. Ну, или, на худой конец, достойное занять своё место на одной из его книжных полок.

Похороны – удивительный ритуал. Светлана, университетская подруга Томы, задумчиво и медленно рассматривала пришедших проститься с Альбертом людей. Она искоса посмотрела на Людмилу. Красивая, ухоженная женщина. Из-под траурной кружевной косынки выбивались светло-русые волосы с медовыми переливами, твёрдый, но очень тревожный взгляд. Почему природа дала ей такую неказистую дочь?

Странные чувства читала Светлана в лицах гостей: вот интерес, любопытство, скука, озабоченность, вот этот, должно быть, думает, когда настанет его черёд уходить. Не было следов горя и отчаяния. Никто не скорбел. Альберт и при жизни не вызывал у кого бы то ни было ярких эмоций, такой уж был человек.

Декан факультета размышлял о том, где же он теперь найдёт нового египтолога, археолога и преподавателя одновременно, который будет готов, как Альберт Матвеевич, самоотверженно, без интриг, вопросов и взяток просто делать свою работу. Декану очень хотелось выпить, а если точнее, натурально напиться, и второй основной мыслью, которая его сейчас терзала, было то, что этого, пожалуй, нельзя делать при студентах, тунеядцах или ботанах. Ничего, позже вот эти, которые тунеядцы, с ним рассчитаются за все его неудобства: далее он внимательно занялся мысленной оценкой телефонов, одежды и обуви молодёжи, логическая цепь притянула его к думе о своих собственных детях и о том, на какие новогодние подарки ему хватит после поборов на зимней сессии…

Тамара под монотонное бормотание батюшки, как загипнотизированная, пялилась на место где недавно нагадил чёрный кот. «Я просто кучка кошачьего дерьма» – с остервенением накручивала себя она.

Гроб стали заколачивать, неожиданно сильный и резкий поток по-осеннему холодного ветра поднял в воздух женские юбки и столб пыли, сильно фыркнули клёны, выпуская в ясное небо тучку мелких воробьёв, и несколько ярких алых листьев рывком упали на белоснежную рубаху покойника. В голове у Тамары что-то вспыхнуло и взорвалось, она потеряла сознание. «Земля еси – и в Землю отыдеши» – глухим эхом отдавался в ее голове низкий стон батюшки. «Дерьмо еси … и в дерьмо отыдеши…». Лицо батюшки расплылось, громыхая жутким хохотом, осталась только бездонная дыра на месте, где был его рот, дыра стала приобретать очертания головы черного кота, кот хохотал, изрыгнул кусок деревянного креста и стал его грызть, плюнул опилки Томе в лицо и широко улыбнулся: «Я Бегемот, я Бегемооот… Алиса, ешь мое дерьмоооо»…

Тома посмотрела вниз и увидела, как ее ноги увязли в оранжево-коричневатой кладбищенской земле, она попыталась выбраться, но лишь погрузилась глубже, в метре от нее, прямо на могильном холмике сидела сухонькая старушка в грязно-серой длинной юбке и с видом штатного философа шустро вязала спицами.

– Пошто ты, Тома, житие свое так похерила? – причмокивая и покачивая головой, беззубо шамкала старуха, – гниль в душу свою впустила, веру православную от ся отодвинула? Издохнешь як собака на чужбине.

Тома протянула к ней руки в спасительной мольбе, а старушка протянула ей спицу в ответ и ехидно прищурилась, больно уколов руку. Глубже и глубже затягивало Тому, земля, засасывая, жгла, все тело горело в склизкой жиже, со всей мочи Тамара крикнула и очнулась.

1998 год. Тома и Альберт

При жизни Альберт был человеком тихим, спокойным, начитанным всякой разной ерундой, которая позволяла назвать его мужчиной интеллигентным, но в реальной жизни никак не помогала. Много лет он исправно ходил в университет, из которого выпустился, с одним и тем же потертым дипломатом, чередуя одни и те же три костюма, два из которых достались от отца, а третий был куплен на его выпускной. Археолог, он в какой-то момент погрузился глубоко в историю и, вероятно, так из нее и не вынырнул. Таких людей немало, и люди мирские их часто считают «лопухами» и «неудачниками». Их легко обмануть, они никогда не пересчитывают сдачу в супермаркете, считают книгу лучшим подарком, они часто одиноки и не поняты в своей религии.

Всё школьное последетство Альберт был жутко неуверенным в себе. В этом ему очень помогли родители, которые боготворили Эйнштейна, и не подумали о том, что сын их, Альберт Булкин, будет до конца своих дней тихо ненавидеть это имя и свою фамилию, а еще больше их сочетание.

Альберт от природы был умён, пытлив, усерден и трудолюбив, вырос замкнутым, закомплексованным идеалистом. Он ожидал от коллег честности, от начальства – справедливости, от своих студентов – искреннего рвения к учебе, в общем, он жаждал несуществующего, вследствие чего принципы и надежды его с завидной регулярностью разбивались о действительность.

Тамара заканчивала магистратуру и совершенно не знала, что делать дальше. Вернее, она точно знала, чего хочет, но это «что-то» все никак не наступало. Тамара была девушкой, по мнению ее окружения, невзрачной…

В садике, в возрасте шести лет, услышав чьи-то перешептывания «нирыбанимясо» она интуитивно сообразила, что говорят о ней. В школе, а потом в университете, она мечтала, что вот-вот появится ОН и разглядит в ней совершенно необычную женщину, ну или позарится на её тургеневскую красоту, и мир перевернется. Подходил к концу последний год обучения. На практике, выездных раскопках, она его сразу присмотрела и сообразила, что нужно немедленно действовать. Её тело поднывало, требуя мужских рук, а объект был не испорчен женским вниманием. Представлялось возможным отмыть и откормить его, а потом рожать, быстрее рожать и окунуться с головой в ощущение нужности, погрязнуть в материнстве и оправдать свое существование. Спокойный и тихий Альберт наверняка останется верным. Напрягая всё своё небогатое воображение, Тома уже мысленно впечатывала в книгу своей жизни стандартные женские заблуждения: она сделает всё, чтобы его перевоспитать, научить жизни, поможет продвинуться по службе, расскажет, как еще можно заработать. Говоря короче – хороший материал в умелых руках.

Альберт, погруженный в себя и древности, не ожидал. Она покорила его плавными роскошными линиями своего избыточно женственного тела и пирожками с капустой. Альберт сдался быстро и без боя, не до конца осознавая, что происходит. Тамара в качестве законной супруги въехала в трёхкомнатную квартиру, которая досталась Альберту Булкину от почивших с миром родителей. Тихий район, на первом этаже спа-центр, совсем рядом продуктовый, детский сад и школа.

Рьяно взявшись за холостяцкую берлогу историка и археолога, обросшую мелким и крупным хламом, Тома вплетала в мужской хаос нити порядка. На кухне поселился запах сдобы, салфетки и скатерть, а запылённые сковородки узнали, что помимо глазуньи ещё существуют котлеты. Заниматься работой Бертику никто не мешал, и он находил присутствие в своей жизни жены весьма милым. В первую же неделю Тома обратила внимание на приклеенный к стене меж книжных полок разворот, вероятно вырванный из середины какого-то журнала. Репродукция картины маслом современного художника Николая Бессонова «Ночной полёт», 1991 год. Профиль юной ведьмы, летящей на метле. Красиво. И Тома, тщательно сложив листок несколько раз, запихнула его подальше в одну из советских энциклопедий.

1991 год. Николай Бессонов. Где-то в Подмосковье

Ему приснился сон. В это неясное время, когда радио плевалось песнями «Агаты Кристи», а страну финансово бросало из стороны в сторону, ему часто снились яркие, живые сны. Ведь реальность была печальна, бесперспективна и тревожна. И он изобразил. Назвал «Ночной полёт». До этого он тоже много писал. Но эта картина стала почему-то особенной, проникновенной. У художника Николая Бессонова энергия била, выплескивалась как искры из цыганского костра. Девушка на картине вышла крайне удачно, писалось легко, тело на холсте отливало перламутром, будто вместо крови по венам её нёсся лунный свет. Тонкий профиль, свежее, одухотворённое дыханием ночи лицо с намёком на улыбку. Гибкое тело на метле. Казалось, можно услышать шорох её простого платья, длинные волны светлых волос нежно треплет ветер. Глубокий, художественно бездонный фон и ничего лишнего…

Апрель 2017. За пять месяцев до похорон Альберта. Светлана и Тамара.

Это была вроде бы непонятная дружба. С первого курса университета. Лучезарная, звонкая Светлана и Тамара. Просто Тома.

Света была наполнена жизнью и не терпела одиночества. На самом деле, Тамара ей подходила просто идеально, потому что Светлана хорошо понимала, что Тома ею восхищается, а осознание такого любому человеку приятно. Кроме того, Света много говорила и очень любила, когда её слушают. Тома завидовала Светке и сама, если честно, не знала, белая ли это зависть, или чёрная. Тамара очень ценила эту дружбу и искренне не понимала, что Светлана в ней нашла, и почему они вместе. Тамаре нравилась Светкина наглость, самоуверенность, умение себя подать, способность угадывать и понимать людей. Тома гордилась тем, что Света выбрала именно её себе в подруги. Кроме того, ей нравились совместные веселые походы в кафе, боулинг и караоке, за которые в основном платила Светка, а ещё бесплатные процедуры в Светкином спа. В целом, невероятно активная жизненная позиция Светланы вселяла в Тому какой-то светлый лучик надежды на… На что именно, Тамара сформулировать могла, а если бы и смогла, то ощутила бы стыд. Тома как будто жила не только своей, но и Светкиной жизнью.

После магистратуры, выйдя замуж за Альберта, Тома никак не могла найти применение своей бесталанности, и имела несчастье поработать кассиром, продавцом, кладовщицей, специалистом в пенсионном фонде, и всё это в течение одного года. Скромный преподавательский бюджет мужа не позволял ей быть просто домохозяйкой. Но потом появился Петруша и Людмила Ивановна, плотно войдя в их жизнь, взяла семью на своё обеспечение.

Света не представляла себя сидящей дома, сочувствовала положению Томы и очень хотела помочь подруге. Видеть перед собой изо дня в день страдающего ребёнка, и практически не иметь возможности общаться…

– Свет, не могу больше дома сидеть.

– Слушай, ты говорила миллион раз, что вы практически сидите на маминой шее и что тебе это не нравится. Дома ты постоянно в депрессии, так нельзя! Давай ко мне в салон администратором, я уверена, ты справишься!

– Нет. Разругаемся, точно это знаю, я видела какая ты на работе, я тебя терпеть не смогу, плохая идея.

– Ну не знаю. Не хочешь у меня, сходи устройся в налоговую. Прямехонько у тебя за домом, там всегда нехватка кадров, зарплата маленькая, зато ответственность большая – всё как ты любишь! – засмеялась Светка.

– Завтра пойду, резюме доделаю и схожу. Не могу больше дома, я там с ума сойду – закатила глаза Тамара.

– Ты серьёзно?