Грязные девяностые

Грязные девяностые
Алена Москвитина

Скоро окончание школы, но на дворе 1991 год. Самая красивая девушка в классе попадает в очень неприятную историю, из которой не видно выхода. Беспринципным и жестоким юношам, которые «поняли время», противостоит лишь один ученик – Генка Белов.

Глава 1

Март 1991 года показался одиннадцатикласснику Генке Белову самым грязным из всех месяцев, которые он когда-либо видел. Урны у подъездов домов и из парка растащили, видимо, чтобы сдать в цветмет. Дворников уволили, так как было нечем платить. Появилось много бродячих собак и кошек, следы деятельности на снегу которых очень навязчиво бросались в глаза.

Когда он с потрепанным советским портфелем, ранее принадлежавшему отцу, бежал в школу, то старался не смотреть на желтые овалы на снегу с дырочкой посередине, безобразные коричневые кучки и разнообразные бумажки.

Светило весеннее солнце, пели птицы, и «+5» на термометре воспринималось как красное лето, поэтому Генка не соизволил набросить на плечи пальто, а бежал прямо так – в одной школьной форме с эмблемой на рукаве в виде раскрытой книги.

Общеобразовательная школа №3 была совсем близко к его дому, в каких-нибудь 50-ти метрах от подъезда. Надо было обогнуть детский садик, помойку – и вот уже ворота третьей.

Он учился во вторую смену, с часа, так что в это время на крыльце было полно учеников, которые после первой смены собирались домой, и те, которые пока не собирались, но не прочь были испытать все прелести свободного времени. Младшеклассники играли в догонялки, рискуя сбить визжащих девчонок и родителей с малышами из начальных классов.

– Генка! – окликнул его одноклассник по кличке Длинный. Высокий и худой как шланг Колька Ванозов, который вместо портфеля носил дипломат и когда-то вместе с ним ходил в музыкальную школу, пиликал на скрипке и тренькал на пианино.

– Привет, – улыбнулся ему Генка, – сейчас первый ведь химия? Зачем-то спросил он, хотя и знал, что химия.

– Да, можно было и опоздать, – отозвался Колька и они обменялись понимающими улыбками. Химичка Элла Александровна – завуч и, по-совместительству,  депутатша, обычно приходила за 10 минут до конца урока, чтобы проверить присутствующих и задать домашнюю работу.

– Говорят, школьную форму скоро отменят.

Генка пожал плечами:

– Какая разница, мы через три месяца школу закончим. Меня больше волнует куда поступать.

– Ты еще не определился? – удивился Колька, – Сейчас, в основном, все на юрфак и эконом подались.

– Ну и? Ты хочешь как все? Я цифры терпеть не могу. Хотел на геолога учиться, а теперь это никому не нужно.

– А я думал, ты как и родители, в мед.

– У нас в городе нет такого института, а в другой ехать – деньги нужны. А родителям уже 3 месяца ничего не платят.

– А как же вы живете?

– Потихоньку. А вы как?

– Мать – инженер, деньги тоже не платят. Она продавцом устроилась, в канцтовары.

– Понятно.

Сев на низкую длинную скамейку, которая располагалась вдоль стены, в вестибюле, они, как и другие ученики, принялись переобуваться.

Генка критически осмотрел свои белые китайские кроссовки, которые были куплены всего месяц назад на центральном рынке, но уже треснули сразу в трёх местах.

– Из чего делают эту дрянь? – сокрушенно задал он риторический вопрос, осторожно трогая трещину пальцами.

– А ты попробуй кусочки кожи приклеить в качестве заплаток. Мои так полгода продержались, – посоветовал Колька.

Засунув короткие резиновые сапоги в мешок для обуви, Белов еще подождал своего одноклассника, которые дошнуровывал свою более приличную обувь.

Они со звонком вошли в класс, где стоял привычный галдеж, поскольку химичку так рано никто не ждал.

У них был один из самых сильных классов, но и самый вредный, за редкими исключениями. Лидерами класса являлись четыре отличницы, еще подруга одной отличницы – хорошистка и два хлыщеватых парня, которые учились средне, но умели подать себя и пользовались популярностью у девчонок.Эта, так называемая, элита обычно свысока смотрела на своих одноклассников и повышала себя в своих собственных глазах, посмеиваясь над ними. К этой верхушке примыкали еще два парня – в качестве шутов при венценосных особах, они пользовались благосклонным отношением сих монархов.

– Итак, сегодняшняя тема занятия – фенолы! – со смехом встала за кафедру одна из отличниц – Наташа Барковская. Она была признанной первой красавицей класса, короче, звездой, и имела похожую на нее подругу – Эльвиру, которая не дотягивала до всех пятерок, но зато умела ехидно улыбаться и хорошо одеваться.

«Верхушка» начала вовсю веселиться, а Генка и Колька, сидя за одной партой, принялись обсуждать будущее образование.

– В армии, я слышал, сейчас все сложно, – рассуждал Колька, – слышал, что многие матери прячут своих сыновей по деревням и даже ломают им руки, чтобы не дай бог не попали они туда.

Генка захотел, было, порисоваться, сказать, что мол, совсем не боится, а это все маменькины сынки этими прятками занимаются, тем более, что видел перед собой гордый затылок с вьющимися каштановыми волосами, убранными в хвост, принадлежащие Вере Петуховой. По мнению Генки, она был намного красивее Барковской, просто одевалась скромно и держалась строго. Услышав интересный разговор, она обернулась и неожиданно поддержала «маменькиных сынков».

– Ну и правильно прячутся. Думают о своих родителях. Раньше о Родине думали, но сейчас ее вроде как и нет.

Белов прочистил горло, и, стараясь не смотреть на одноклассницу, осторожно возразил:

– Не все так Вер, может кто-то и думает о родителях, но большинство-то больше о себе.

Та, сквозь ослепительную улыбку парировала:

– Родителей это вполне устраивает.

В этот момент к ним подошел Димка Фокин – красавец из элиты. Правда, с лисьим взглядом, но с точеными чертами лица. Его, видимо, заинтересовало –  чему, это, Петухова так улыбается. Или кому. Он вальяжно присел на парту парней, со стороны Ванозова, зная, что Колька не будет брыкаться. А вот Генка одарил его недобрым взглядом.

– Петухова, ты, вроде как сегодня к репетитору по химии идешь?

– Может и иду. А что?

Фокин пожал плечами и повертел ручку в пальцах, выдерживая паузу.

– Можешь отдыхать, он заболел.

Димка соскочил с парты и неспешно удалился. Вера сделала задумчивое лицо, но не стала звать его, чтобы уточнить подробности.

– А ты куда собралась поступать? – небрежно осведомился Генка.

– Не знаю еще, – отмахнулась Вера и отвернулась, усевшись за своей партой уже по нормальному.

Белов был задет за живое, понимая, что её мысли всецело поглотил Фокин. Генка мрачно раскрыл учебник по химии и принялся бесцельно его листать. Куда ему до представительного – высокого и широкоплечего Димы, да к тому же ещё и с лицом кинозвезды.

У Генки была обычная в его возрасте угловатая фигура, средний рост, чуть выше чем у Петуховой и на голову ниже Фокина, и столь нелюбимая ему нервозность в движениях, да и в мыслях тоже. Сказывалось то, что родители его сутками работали и большая часть раннего детства прошла в детсадах с истеричными и, порой, жестокими воспитательницами. Из темного угла заниженной самооценки ему помогла выбраться музыкальная школа, где они, собственно, и подружились с Колькой Ванозовым. После окончания музыкалки, Генка практически забросил игру на пианино, а вот его одноклассник поигрывал в школьной группе на синтезаторе.

Химичка на урок так и не явилась, зато заглянула их классная руководительница – географ и передала домашнее задание.

Весь школьный день Генка был мрачнее тучи и старался не смотреть на Веру, хотя она всегда была у него перед глазами. А когда после уроков он увидел, что к ней опять подошел Димка Фокин и небрежно взял её портфель, Белов резко затормозил, словно наткнулся на что-то, и прислонился спиной к стене, будто ища у нее опоры.