Старая-старая быль

– Почему нельзя? – испуганно прошептала Катерина.

Рассказал ей Прохор, что видел он ночью лагерь тайный, посреди болот. Умолчал только про того, кто спас его и через остров неприметно провел.

– Остерегись, Катерина. Двери крепко запирай, сейчас не знаешь, откуда беды ждать, – говорил ей Прохор, – Куда нагрянут они шайкой всей, неведомо. Неспроста человек к ним ушел из Усолья. Тайно, на самой заре. Чудом я с ним у самых болот разминулся. Видать, с докладом он пошел… Лавка Сипягинская здесь, товара много, выручка есть. Люди в артель торфяную на заработки едут, с деньгами. Есть, с чего поживы ждать людям лихим.

Катерина слушала парня, и холодела душа. Не ко времени хозяин дома в путь пустился, дом оставил. Хоть и брать у них нечего, всё, что скопили, Ефим увез в Вятку, по мудрому наказу отца, а искать станут – никого не пощадят. Все знают в Усольской, что Ефим артелью торфяной ведает!

– Катерина, батюшка твой здоров ли? Подсобить может вам чем, пока Ефим в отъезде?

– Спасибо, Проша, управляемся сами. Отец оздоровел немного, в свою избу пошёл. Сказывает, тоска берет его, по матушке моей покойной, а там вроде бы и с нею он… Столоваться к нам приходит, да ребят понянчить. Придет обедать, позову к нам ночевать, одному в избе в такое время негоже быть, да и мне с малыми детками не так боязно.

– Матушка вас к нам звала приехать.

– Что ты, Проша, как я дом оставлю? Скотина, огород… Ничего. Не одни мы – деревня большая, небось не дадим себя в обиду.

– Я в другой раз, может статься, не смогу прийти. Так ты зря не сокрушайся, может Ефиму с отцом придется дольше в Вятке задержаться.

Катерина кивнула в ответ Прохору. Она и сама понимала, что непросто теперь в путь отправляться, и даже сама желала, чтобы муж её побыл в Вятке подольше, может решится всё, изловят разбойников…

– Ложись, отдыхай, – сказала она деверю, – После, как отобедаем, сседлаешь себе Чубара, к вечеру будешь в Березовке, верхом-то быстрее будет. Раз через болота хода нет, днем по дороге не так боязно, всё же народ ездит. А я пока к отцу пойду, ребятишки ждут, в лавку их свожу, за гостинцами.

Катерина смотрела на парня, глаза которого покраснели от бессонной ночи, устало он привалился к стене под киотом:

– Спасибо тебе, Прохор, что письмо принес, извелась бы я в ожидании мужа.

Не успела Катерина выйти за дверь, а Прохор уже спал. Усталое тело расслабилось, он чуть улыбался, рассматривая диковинные картины, являющиеся ему во сне.

А снились ему и сидящие вокруг ночного костра люди, со страшными косматыми бородами, злыми глазами, и легкой тенью скользил меж ними удалой незнакомец.

Катерина торопилась с обедом, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Прохора. Но тот сам поднялся, добраться до Березовки он хотел до вечера.

В избу, опираясь на клюку, вошел отец Катерины, Тимофей Петрович, и Прохор почтительно поднялся с лавки ему навстречу.

– Ну, здоров буде, Прохор Федотыч, – дед протянул крепкую сухощавую руку.

С улицы прибежали ребятишки, и притулились с обоих сторон от дядьки, поглядывая на него снизу весёлыми глазёнками.

После наваристых Катерининых щей, Прохора снова начало клонить ко сну, но он вышел во двор, умылся холодной водой и отправился в конюшню, седлать Чубара.

Тимофей Петрович вслед за Прохором вошел в конюшню и негромко сказал:

– Расскажи мне, Проша, что на болоте ты видел? Староста наш, Осип Иваныч, сказывает, неспокойно в округе. Хутора разоряет кто-то, на дороге с уезда караулят, добро отбирают, еще и побить могут. Сын Панкрата Костерёва со Слободского ехал, накупил мануфактуры, добра какого. Так всё отняли, самого избили. Панкрат доктора с уезду привозил, выходили парня. Рука только болит, бабка Марфа травами правит.

Седлая строптивого Чубара, Прохор негромко рассказал старику всё, что видел на болоте, однако вновь умолчал про незнакомца.

– Дедусь, а скажи, кто у бабушки Уховой в постояльцах стоит? – спросил он Тимофея Петровича, и тот пристально глянул на парня.

– Пришлые хлопцы, трое у неё. Двое на торфах работают, а третий… Не знаю, чем занят. Видно его редко, в разъездах часто, верхом его вижу. А чего?

– Да ничего… Видал одного утром. А чего они у Уховой стоят? Дом старый, того и гляди стены упадут, да и у самой околицы. Есть в деревне посправнее дома, кто постояльцев берет, – Прохор размышлял вслух, а дед его внимательно слушал.

– Что сказать. Кто ж их разберет, чего они у Уховой стоят, может мзды меньше всех попросила, – задумчиво глядя на Прохора произнес дед.

Прохор собрался, обнял на прощание маленьких племяшей, пообещав в другой раз привезти им в угощение диковинной постилы с уезда.

Катерина и Тимофей Петрович, перекрестив вслед Прохора, долго еще стояли у ворот и глядели ему вслед.

Глава 8.

По деревне до выезда на дорогу Прохор вёл горячившегося Чубара шагом. По-перво?й, чтобы не зашибить ненароком выскакивающую на дорогу ребятню, а по-другой, чтобы рассмотреть, что и как в деревне…

Теперь, после увиденного ночью, Прохор глядел вокруг другим глазом – уж очень ему хотелось подобным быть тому молодцу, что повстречался ему ночью на болоте.

Однако, всё в деревне шло своим чередом. Ребятня играла в свои обычные игры, взрослых мужиков было не видать – кто в артели на торфах, кто в поле работал. Во дворах хозяйничали бабы да отроки, кое-где прищуривались на Прохора от плетня старухи.

С огорчением вздыхал парень, события ночи будоражили его, хотелось геройства и доблестных сражений с лиходеями. Думы завертелись в голове – как бы снова разыскать того молодца, чтобы поговорить можно было, уверить его, что Прохор свой, и хочет ему подсобить.

Жаркий полдень миновал, но летнее солнце пекло землю, Прохор то и дело прикладывался к баклажке с водой, данной ему Катериной.

Ржаное поле зеленело далеко до реки, волнами катился по нему горячий ветер. Погруженный в свои думки парень не сразу разглядел под кустом на краю поля большой придорожный камень. А на нем сидел человек, лошадь его была привязана к веткам куста в тени и перебирала с ноги на ногу.

– Добрый путь, мил человек, – прищурившись, окликнул человек Прохора, – Далеко ли отрядился с дому?

– Благодарствуйте. Домой еду, а вам что за дело? – Прохор остановил Чубара и посмотрел на человека.

Средних годов мужик с хитрым прищуром глядел на парня и улыбался. Но глаза его оставались холодными и подозрительными, шарили по Прохору, всё примечая.

– Да я оттого тебя пытаю, что сам в Усольскую направляюсь. Сел передохнуть, коню отдых дать. Далеко ль до Усолья, мил человек? И нет ли у тебя водицы испить, в горле пересохло, – мужик потряс своей пустой баклагой.

– За леском уже и Усольская, недалече вам осталось, – учтиво ответил парень.

Прохор спешился и подал свою баклагу незнакомцу. Тот напился, отдал обратно баклагу с водою и погладил Чубара по вздрагивающему крупу.

– А сам далеко ли собрался? Гостил что ли в Усолье? Не видал я тебя раньше там.

– Гостил, родичи у меня в Усолье, – Прохор отвечал мужику его же манером, то есть разглядывал того с головы до ног.

– А сам откуда будешь-то? – не отставал мужик.

– С Березовки я, – нехотя буркнул Прохор, – Третьего дня приехал. Ну, бывай здоров, добрый человек.

– И тебе добрый путь, – махнул рукой незнакомец.

Прохор пришпорил Чубара и через короткое время долетел до густого подлеска на опушке высокого бора. Там он спешился, и влез на кривую ветвистую берёзу.

Как он и полагал, сидевший на камне мужик не поехал в Усолье, а остался сидеть, где был. И лошадь его уставшей не выглядела, да и сам мужик вовсе не был покрыт дорожной пылью, коей летом в этих местах всегда в достатке!

А еще, Прохор узнал лошадь. И голос мужика ему был знаком, именно его он слыхал у болота, когда промокший сидел под корнями поваленной сосны. И лошадь была в приметной узде, её Прохор тоже узнал.