Позабудь вчера… Два детектива под одной обложкой

Долженко опять закрыла глаз, но щёку для поцелуя подставила:

– Ладно, целуй, – миролюбиво пробурчала она и, получив обещанное, вновь положила голову на валик. – Итак, двоюродная сестра Бурлакова – Эльза Фридриховна Леманн…

Исайчев резко всем корпусом развернулся к эксперту:

– Они иностранцы? Этого ещё не хватало…

– Не перебивай, – Долженко поняла, что Михаил не даст ей вздремнуть, вытащила из чемоданчика пачку сигарет, одну сигарету вынула, – Эльза Леманн, насколько я слышала из опроса Васенко немка Поволжья.[6 - г. Покровск (ныне г. Энгельс) был и остаётся столицей немцев Поволжья] Родилась в Покровске. Её мать – сестра матери Бурлакова и на правах ближайшей родственницы «фрау» считает возможным лезть во все дырки. Подсматривает за операми. Их в резиденцию Городской отдел с перепугу нагнал видимо-невидимо. Дамочка пытается командовать. Она двоюродная сестра жертвы и, судя по всему, непросто родственница, а заметная фигура в его бизнесе. Сейчас Эльза проживает под Мюнхеном, является смотрителем производства. Леманн специально выделила: не директор, а именно смотритель, – Галина Николаевна помяла сигарету, разглядела её и сунула обратно в пачку. – Гадкая привычка! Нужно отвыкать. Или поздно уже, майор?

Исайчев не слышал вопроса, отвернулся к окну, а когда обернулся вновь, спросил:

– Решать ничего не решает, но за всеми приглядывает. Чем они занимаются?

Долженко усмехнулась, но не обиделась, понимала – Исайчев входит в «дело».

– У Бурлакова в пригороде Мюнхена завод одноразовых шприцев. Прибыла в Сартов по приглашению брата для какого-то очень важного разговора. Внешне – белая мышь, усиленно молодящаяся, брови щипанутые, глазки у носика маленькие, шнырчатые. – Эксперт поморщилась, вспомнила Эльзу, добавила, – а жопа, скажу тебе, как у нефтяной баржи корма. Мне кажется, мама у этой немки немножечко еврейка…

– Та-а-ак, – пропел Исайчев, – интернационал…

– Далее, жена убитого Ирина. Ой! Главное, забыла сказать, Леманн и Ирина заканчивали одну школу… Ирина красавица. Ну, красавица, ни дать ни взять. Чернобровая, кареокая, большеглазая, с изумительными зубами. Цену себе знает. Только на стоматолога лимона три положила. Пластический хирург тоже на лице отметился. Но характером Ирина уступает Эльзе, пожиже будет… Далее, юрист – адвокат погибшего. Хочу, чтобы ты записал, у него сложное имя, отчество и фамилия…

Исайчев, недовольно похмыкивая, вытянул из кармана блокнот:

– Ну-у-у… готов…

Долженко игриво усмехнулась:

– Адвокат гражданин Канады по имени Сайрус Мордохович Брион…

– О как! – вскинулся Исайчев, – Язык сломаю выговаривая.

– Не сломаешь, – хмыкнула Долженко. – Эльза зовёт его Сара, и, мне кажется, она попала в точку…

– О, господи! Что прямо Сара, Сара?

– Усилю впечатление – Сагочка… чистенький, причёсанный, в розовом галстуке, синем костюме, и почему-то в дорогих тёмно-вишнёвых замшевых туфлях без носков… Рубашка кипельно-белая, аж глаза режет… Почему без носков, Мишань? Холодно же?

– Зато модно, круто, экстравагантно… Боюсь спросить, потерпевший ни того… этого…

– Нет! – резко бросила Галина Николаевна, – убиенный был мужик! Высокий, под два метра, атлетически сложённый, слегка небритый с суточной щетиной, глаза, как у мальчишки, карие с позолотинкой. Жаль, таких мужиков терять… Мне кажется, он жену уберегал от соблазнов, поэтому и держал рядом с собой Сагочку. И судя по тому, как адвокат ловко говорил с нашим Ромой, он хороший адвокат. Пока я труп осматривала, прислушивалась. Но из их разговора так ничего и не поняла. Сара жужжал словно муха, а в остатке ноль. Ты же знаешь, Ромка – лиса. Он такие крючки в беседах ставит, что его не обведёшь, а тут, поди ж ты ноль. Ничего не выудил, кроме того, что лежало на поверхности. Кто – кого – кому – с кем – ничего не нащупал. Один дым.

– Так, ясно, – почесал затылок Исайчев, – остался управляющий – «мужик с виду не дурак» и те, что приехали. Но о них, я понял, никто ничего не знает. Давай о «мужике не дураке»…

– Ничего про него не скажу, Мишань. Мужик произвёл на меня хорошее впечатление: глаза умного человека, держался достойно, но напряжённо. Видно было, что для него произошедшее, потрясение! Мне показалось у него больное сердце.

– С чего ты так решила, одышка?

– Нет, одышки нет… Но он всё время зяб. Мёрзли руки и он частенько их растирал. Холодный пот на лбу, запах сердечных капель, а когда осматривала его одежду, заметила в приоткрытом рту ярко-красный язык… Я посоветовала бы ему обследовать сердце, но может, быть там другие причины – тебе разбираться, милок…

– Галина Николаевна, в резиденции есть кабинет, где я могу проводить допросы? Импортировать их в Комитет не дадут. Придётся все следственные мероприятия осуществлять на месте…

Долженко бросила на Михаила ироничный взгляд:

– Нет, Михаил Юрьевич, у губернатора одна ма-а-аленькая комнатка и та на чердаке…

– Я серьёзно!

– А серьёзно? Найдётся комната. Там каждому выделены отдельные апартаменты. Пока ты будешь работать с одним из них, я более тщательно осмотрю их личные хоромы. Место преступления утром проползла, а комнаты, каюсь, посмотрела поверхностно. Кабинет для тебя приготовили губернаторский. Сам распорядился. В неё одном нет прослушки. Увидишь, в каких комнатушках сильные мира сего решают наши босяцкие проблемы. Ох, трудно им приходится… губернаторам-то…

Глава 3

Управляющий местным филиалом корпорации Олега Бурлакова Алексей Иванович Слаповский открыл дверь кабинета, не постучавшись, но порога не переступил:

– Извините, я не стучусь. Знаю, что ждёте именно меня…

Исайчев жестом пригласил мужчину войти и указал кресло куда, сесть. Сам Исайчев разместился за антикварным бюро, которое торчало на гнутых витиеватых ножках посреди стометрового кабинета. Обычного письменного стола или что-либо похожее на него при осмотре резиденции найдено не было. Михаил чувствовал себя неуютно, он не привык к подобным видам мебели. Бюро было небольшим и слишком экстравагантным: здесь и выточенные из красного дерева ангелочки, и множество маленьких и больших ящичков, а вот рабочей поверхности мало. Михаилу едва удалось поместить папку с бланками допросных листов, диктофон и ноутбук, с которым он не расставался никогда, используя его чаще как печатную машинку или монитор для просмотра фотографий с места преступления. Стены кабинета, затянутые сиреневым щёлком в мелкую золотую искорку, не располагали к кропотливой работе. Они наполняли голову Михаила неосознанным раздражением.

– Меня зовут Михаил Юрьевич Исайчев. – представился Михаил, – я буду вести «дело Бурлакова». Прошу вас назвать себя и подписать вот эту бумагу. Это ответственность за дачу ложных показаний…

Мужчина подошёл к бюро и, не читая, расписался там, где Исайчев поставил на листе бланка галочки. Прежде чем вернуться на место, произнёс громко и чётко:

– Слаповский Алексей Иванович – директор фармакологического завода в Сартове. Директор уже семнадцать лет. Мы с Олегом Олеговичем окончили здешнее военное училище, с того времени и знакомы… Слушаю ваши вопросы…

– Продолжайте, Алексей Иванович, вы закончили с Бурлаковым одно военное училище, рассказывайте, что было дальше. Вопросы будут позже…

Слаповский более основательно сел на стул, давая понять, что готов к долгому разговору:

– Потом я отправился в войска, а Олега направили преподавать в военное училище нашего профиля в Харьков. У Олега могучая голова на плечах… Мы встретились с ним через восемь лет, он уже был богатым человеком и у него имелась собственная фармацевтическая корпорация. Меня комиссовали по случаю ранения во второй Чеченской.

Слаповский энергично растёр пальцы рук:

– Извините. Плохое кровообращение, пальцы леденеют. Особенно когда волнуюсь.

– Может быть, горячего чая? Согреетесь, – предложил Михаил.

– Нет, нет! – всполошился Алексей Иванович. – Чай я уже сегодня пил и кофе, господи спаси, тоже… Давайте продолжим. Так вот, после войны я вернулся в Сартов и болтался здесь без дела и зарплаты. Встретились мы во время очередного приезда Олега в город. Он на протяжении многих лет приезжает сюда. Зачем? Не знаю. Во время пребывания в Сартове Бурлаков завода не посещал. Ревизоры его бывают периодически, а сам нет. Нет! Даже не припомню когда был… При встрече, обычно встречаемся где-нибудь в парке, в местах нашей юности, он выслушивает отчёт и достаточно… Тогда, семнадцать лет назад, Олег предложил мне работу сразу директором предприятия. Говорил, что никогда об этом не пожалел… Я тоже… Очень его жалко… Кто теперь возглавит дело?

– Он хорошо его знал?

– Кого? – вскинул пучкастые брови Слаповский.

– Дело… – усмехнулся Исайчев.

– Он, начал заниматься бизнесом ещё будучи преподавателем в военном училище, можно сказать, на чистом месте. С преподавательской карьерой у него не получилось. Союз к тому времени развалился. А он, российский офицер не захотел присягать новому правительству.

Слаповский замолчал, сглотнул комок в горле, продолжил:

– Родине мы в то время тоже не нужны были. Но в отличие от многих Олег быстро сориентировался и, воспользовавшись тем, что мать – немка Поволжья, эмигрировал с семьёй и с семьёй сестры матери в Германию, там и развернулся. Тогда ведь только входили в медицинскую практику одноразовые инструменты. Годы-то, какие были сумасшедшие…