Изморозь. Два детектива под одной обложкой

Михаил опять привстал и уже с интересом спросил:

– Ну, и?! Ну, и?! Как пахнет злость?

– Злость пахнет болотом и металлической стружкой. Исайчев задумался, переваривая полученную информацию:

– Мне казалось злость пахнет сероводородом, как в преисподней!

Ольга легонько отмахнулась:

– Ну, уж сероводородом! Сероводородом пахнет мужской грех, а женский пахнет домашней фиалкой, такой вкрадчивый, фиолетово-розовый, игриво-глазастый…

Михаил удивлённо заметил:

– Точно! Я когда вошёл в спальню Софьи там пахло фиалкой. Все подоконники обыскал – не было ни одного цветочного горшка, а запах был. Поинтересовался у прислуги, может, это освежитель воздуха? Они аж руками засучили: «Что вы! Что вы! У Софьи Константиновны аллергия на запахи. Никаких цветов и освежителей!» Но пахло ведь… пахло… Ты говоришь грехом?

Михаил снял очки и, как всегда, в минуты раздумий, помассировал указательным пальцем переносицу, посмотрел на Ольгу наивным детским взглядом:

– Наверное, женщина, ты права. Научи, как это делать?

– Что это?! – хихикнула Ольга.

– Как нюхать эмоции? Мне позарез нужно.

– Учись! Вдохни ноздрями как можно больше воздуха и задержи дыхание. – Ольга вдохнула и задержала дыхание.

Михаил повторил, ко всему ещё надул щёки, а когда выдохнул, разочарованно произнёс:

– Чую только пахнет котлетами. Это какая эмоция? А ты что почувствовала, когда вдохнула?

– Это не эмоция, это запах обеда, который ждёт тебя на плите. А я сейчас почувствовала, как пахнет любовь. Она пахнет тобой и маленьким ребёнком. Я учуяла этот запах на нашей первой встрече и поняла ещё тогда – так пахнет для меня любовь. Пойдём в кухню. Накормлю тебя или дождёмся дочь. Она скоро придёт.

– Откуда знаешь? Что тоже унюхала? Зоська не приходит так рано.

– Унюхала! – воскликнула Ольга и мечтательно, слегка прикрыв веки, произнесла, – Зоська пахнет тёплыми только что скошенными травами, сладковатыми с горьковатыми нотками…

В замке входной двери послышалось шевеление ключа.

– Зоська! – ахнул Михаил, – ну ты даёшь, жена…

Михаил удивлённо посмотрел на спешащую навстречу дочери Ольгу, подумал:

«Ох, не зря ты мне именно сейчас рассказала о своём давнем увлечении. Ох, не зря… Ты ведь ничего не делаешь просто так, умница моя…»

Глава 4

Исайчев не дошёл двух шагов до двери своего кабинета, когда услышал требовательный звонок городского телефона.

«Полковник Корячок» – решил Михаил.

Теперь во времена всеобщей обеспеченности сотовыми аппаратами, по городскому телефону звонил только он.

Михаил ускорил вращения ключа в замочной скважине и буквально ворвался в кабинет:

– Да, Владимир Львович, слушаю, – торопливо проговорил он.

– Что там по самоубийству? – не здороваясь, спросил Корячок. – Причины поступка ясны?

– Пока нет. Вчера профессор Мизгирёв попросил паузу, – доложил Исайчев. – Но сейчас я жду его отца. Он сам изъявил желание встретиться без сына.

– Хо-о-рошо. Ты особо не затягивай и тихо-о-о нечко, тихо-о-онечко. Особо не нажимай. Они люди непростые, – видимо, размышляя, тянул слова полковник. – Попроси его после беседы, зайти ко мне.

– Есть! – сам не ожидая, сорвался на петушиный крик Михаил.

– Что ж ты так орёшь? – прошелестело в трубке.

В дверь постучали. Михаил посмотрел на часы, покашлял, добавил в голос металла:

– Входите, Владислав Иванович!

На пороге кабинета появился сухощавый человек в чёрном берете. Обнажая седую голову, Мизгирёв-старший осмотрелся. Его взгляд упёрся в разукрашенное оранжевыми плодами апельсиновое дерево. Зёрнышко этого растеньица вместе с горшочком земли притащил в кабинет сослуживец – капитан юстиции Роман Васенко. Роман давний друг Михаила. Когда появляются сложные «дела» они работают в паре.[4 - О их работе вы можете прочесть в детективных повестях Алёны Бессоновой «Пат Королеве!» и « Не прикрывай открытых окон»]

– Садитесь сюда, здесь будет удобно, – Михаил указал рукой на кресло у окна как раз рядом с апельсиновым деревом. Исайчев специально приподнял жалюзи и обнажил яркое растение. Ему хотелось расположить к себе собеседника, сделать обстановку служебного кабинета более уютным.

Гость основательно устроился в кресле, тут же рядом повесил на подлокотник бадик, Михаил поставил рядом стул для себя.

– Я очень заинтересован в нашей беседе, – начал разговор Исайчев. – Слушаю, Владислав Иванович.

– Шёл к вам и думал с чего начать? – в голосе Мизгирёва слышалась неуверенность. – Вроде всё ясно – она сама распорядилась своей жизнью… но… она указала имя человека, которого нет. Давно нет. Что это? Помутнение рассудка? Я так не думаю!

– Вы уверены? – Исайчев сглотнул слюну, хотелось курить.

– Вы хотите курить? – угадал желание следователя Мизгирёв, – Давайте покурим. Здесь можно?

Михаил встал, взял со стола металлическую пепельницу-юлу, поставил её на подлокотник кресла гостя.

– Так, удобно?

Мизгирёв кивнул и сунул руку в карман пиджака, извлёк трубку из чёрного дерева и небольшой металлический коробок. Исайчев успел сделать уже несколько затяжек, а Владислав Иванович всё ещё медленно разминал пальцами табак. В воздухе кабинета появились нотки запаха ореховой скорлупы.

– Мне хочется помочь, – заговорил Мизгирёв, – вам придётся расспросить много людей, пока составите представление о Соне. Сколько людей выскажутся, столько разных образов получите. Она, как морская волна, всегда казалась новой… Вы вчера смотрели на её портрет и, вероятно, пытались что-то понять о ней живой. Пустая трата времени! Портрет ничего не отражает. Вернее, отражает только её облик, но не суть. На картине Соня – Снегурочка…

– А в жизни Купава? – не удержался от вопроса Исайчев.

– Купава? – Мизгирёв задумался, приминая в трубке табак и слегка постукивая по табачной камере. – Нет! Она больше Алекто.

– Кто? – удивился Михаил. – Простите моё невежество, но я не знаю кто такая Алекто.

– Ну, что вы, – смутился Мизгирёв, – знать всё невозможно… Я увлекаюсь греческой мифологией в ней есть три сестры, три богини мщения – Алекто – непрощающая, Мегера – завистница и Тисифона – мстящая за убийство. Так вот Соня – Алекто. Она никому ничего не прощала. Всегда последний удар за ней. Петр трудно жил. – Владислав Иванович большими пальцами принялся трамбовать табак от краёв чаши к центру. – Соня жаждала подчинения от всех.