– Хватит истерить… – тихо приказал Михаил.
– Ч-ч-что?! – заикаясь, спросила Вера.
– Хватит истерить! Это ты его…?
– Нет. Я, правда, его не убивала… Я, правда, была в другом месте, – всхлипывая, растирая ладонью по щекам тушь, произнесла Вера. – У Анны Подберёзкиной. Долго не виделись. Хотелось пообщаться. Только вы опоздали, Анна два часа назад улетела в Турцию. Она улетела, а мы нет…
– Ещё вопрос можно? – поднимаясь со скамейки и будто не замечая волнения женщины, спросил Роман, – Стефания Петровна, как-то неуважительно говорила о дочери сестры вашего отца Ольге Лениной. Между ними были неприязненные отношения?
– У Ольги спросите, она в курсе. Мне, кажется, у них с отцом последние два года, вообще, никаких отношений не было, а там, как знать. Давайте заканчивать, я что-то устала…
Она быстро пошла по направлению калитки.
– Погодите, – окликнул её Михаил. – Нам надо попрощаться с вашей мамой и задать ей последний вопрос.
– Крайний вопрос, – поправил начальника Роман.
* * *
Дверь в спальню Стефании Петровны была слегка приоткрыта. Вера сунула голову в щель, тихонько спросила:
– Мама, ты спишь?
– Уже нет, – голос Стефании Петровны звучал сердито. – Чего топчешься? Входи. Эти ушли?
– Нет! Им надо задать тебе вопрос…
– Ладно, пусть идут…
Следователи вошли. Стефания Петровна лежала поверх одеяла на широкой двуспальной кровати, по обе сторонам которой в больших напольных вазах увядали букеты. Шторы мягкими волнами падали вниз, создавая в комнате полумрак. Свет из единственного слухового окна в крыше высвечивал голову Стефании Петровны на синей атласной подушке. В этом свете, ограниченном прямоугольником окна, её лицо казалось неестественно бледным, даже голубоватым.
– Мы пришли сказать вам: «до свидания», – Михаил подался чуть вперёд в надежде помочь хозяйке, если та решит встать, но Стефания Петровна только повернула к ним голову. – Мы всё же должны задать вам…
– Кто мог убить? – резко оборвала хозяйка и опять, как в начале разговора, неожиданно пронзительно каркнула. – Я знаю это точно!
– Стефания Петровна, тут вы совсем неправы, – слова Михаила утонули в звоне серёжек Веры.
– Мама-а-а! – взвыла Вера, умоляюще сложив руки лодочкой. – Ну, пожалуйста, не фантазируй. Ты не можешь этого знать…
Стефания Петровна хрипловато рассмеялась:
– Знаю, но не скажу, не скажу! Даже если будете меня пытать. Разберётесь – подтвержу. Нет и суда нет! Эть-геть… – заявила хозяйка дома, гневно выплёвывая слова. – Всё! Разговор без протокола закончен!
Глава 4
– Баба-яга! – в сердцах бросил Роман, когда они с Исайчевым вышли за калитку. – Там, в спальне под крышей, я даже перепугался. Ты заметил, Михал Юрич, у неё никакой скорби или просто печали. Та ещё штучка госпожа Сперанская. Забьюсь на что хочешь – она в этом «деле» запачкана. Ты не разделяешь? По поводу того, что она знает убийцу, кажется, блефует. Раззадоривает нас. Хочет, чтобы мы быстрее шевелились… Чего молчишь?
– Поедем, где-нибудь перекусим, Рома, я страшно голодный… – мягко положив руку на плечо коллеге, попросил Михаил.
– Нет, ну надо же какая?! Меня это настораживает, – пропустив мимо ушей просьбу Михаила, продолжил тему Роман, – а тебя?
– Докладываю, у них отца убили… Каждый реагирует по-разному. Эти так. Но если честно, мне тоже не нравится…
Роман в недоумении пожал плечами:
– Мы, что ли, его убили? Зачем на нас-то крыситься?
– Думается мне, Роман, она, возможно, знает значительно больше, чем сейчас сказала. Но странно даже не это, а то, что она не хочет чтобы мы разобрались. Как ты думаешь почему?
– Ну ты даёшь, Михал Юрич, у неё мужа убили, а вдова не хочет, чтобы разобрались. Что-то ты, друг, не в ту сторону соображать начал, а…
– Хорошо хоть начал. У меня, когда голодный, соображательная часть мозга редко работает, – задумчиво произнёс Михаил. – Мне показалось, или у неё действительно было странное лицо, будто она торжествует. Будто с неё камень сняли, и в то же время она сожалеет…
– Тебе нужно съесть сникерс, совсем плохой стал. Сам-то понял, что сказал? Торжествует сожалея!
– Вот! Молодец, Роман Валерич! Правильно! Она сожалеет торжествуя… – Михаил удовлетворённо потёр ладонь о ладонь. – Вот теперь хорошо… Вот теперь интересно… Дело-то расцветает…
– Ничего не понял, – озаботился Роман. – Ладно, поехали к «Вадиму», я здесь недалеко на трассе кафе видел.
– Ты, знаешь этого Вадима, он нас не отравит?
– Лично не знаю, но на строении написано «Кафе у Вадима».
* * *
Припарковав машины рядом с витриной кафе, следователи заглянули через стекло внутрь и обнаружили, что заведение пусто. Бармен с официанткой сидели на высоких барных стульях, беззаботно болтали, попивали кофе. Следователи вошли и уже миновали гардеробную стойку, когда Роман неожиданно рукой преградил путь Михаилу и приложил указательный палец к губам:
– Постой, – прошептал он. – Они о Сперанском судачат. Смотри на стекло витрины, оно отсвечивает и видно всё как в телевизоре.
– Слыхал, Сашка, – звенела ломающимся голосом молоденькая официантка. – В усадьбе у Монахова пруда кого-то грохнули. – Она перекрестилась и поплевала через левое плечо.
Бармен подлил в чашку с кофе чуточку желтовато-коричневой жидкости, из стоящей рядом бутылки и, гордясь своей осведомлённостью, отметил:
– Не «кого-то», а хозяина усадьбы – «подполкана» в отставке. Помнишь, он у нас здесь шухер наводил: требовал, чтобы мы с обочины мусорные баки убрали…
– И чё?
– Да ни чё! Мужик зловредный попался, все перед носом у Вадима красной корочкой потрясал. Вадик помойку убрал.
– Чё придирался? – не унималась официантка, – его усадьба где, а наше заведение где? Он ещё в Москву поехал бы порядки наводить…
– Настырный, говорю тебе, был мужик. За это, верно, и грохнули. Нос совал туда, куда не надо…
– И сильно грохнули? – продолжала любопытничать официантка
– Сильно! – округлил глаза бармен Сашка. – Навсегда грохнули, насмерть!
– Что делается, а-а-а, – заныла девушка. – У моей подруги жениха на той неделе покалечили…