“Здравствуйте, моя дорогая незнакомка Изида! Ваше прекрасное имя я запомнил с первого раза, как и фамилию вашу, тезка знаменитого художника! Простите, что вмешиваюсь в Вашу такую спокойную и размеренную жизнь. Дело в том, что меня совсем скоро не станет. Сегодня, завтра или через неделю меня убьют. Но пусть эта новость Вас не печалит, ведь мы с Вами совсем не были знакомы.
Жизнь и смерть так же иллюзорны, как и та реальность, которая нас с Вами окружает. Сегодня мы одни, а завтра где мы те, вчерашние? Иной раз школьных друзей и не узнать, так сильно меняет их жизнь…
На пороге смерти я думаю о том, что именно определяет нас. Возможно, это простой набор представлений других людей о том, как мы выглядим, чем пахнем, что говорим. Каждый хочет, чтобы его знакомый соответствовал этим представлениям, вне зависимости от того, положительные они или отрицательные. В итоге, когда ты оказываешься немного иным, у людей возникает когнитивный диссонанс.
Когда я к Вам подъехал на велосипеде, Вы подумали, что я из органов. Вы угадали: я работал в системе всю свою сознательную жизнь. Я выполнял приказы, не подвергал их сомнению, делал то, что мне велели. Я очень высоко взобрался по карьерной лестнице, но внезапно оступился.
Не знаю, будет ли интересно Вам то, что я расскажу, но я знаю о заговорах сильных мира сего немного больше, чем Вам рассказывают по телевизору. Их цель – превратить человечество в стадо тупых овец, а для этого нужно, чтобы у людей осталось только три заботы – как выжить, где найти еду и как бы поскорей размножиться. По-сути, эти три фактора движут всю флорой и фауной, но человечество когда-то шагнуло в сторону цивилизации, и стало задавать совершенно иные вопросы.
Чтобы люди вернулись к первобытным задачам, и чтобы укрепить власть, мировое правительство ввергло человечество в шоковое состояние. Сперва искусственный кризис и дефолт, затем эпидемии и состояние гражданской войны в каждом государстве. Таким образом, уже много лет народы удерживаются в искусственно созданных стойлах, и совершенно не ропщут. Подросло поколение людей, которые не верят в самолеты и поезда. Как же удобно управлять такими идиотами!
Я придумал вакцину. Нет, она не спасает от вирусов, поскольку никаких вирусов на самом деле нет. То есть, они есть, конечно, но совсем не так опасны, как нам внушают. Эпидемия уже давно миновала, оставив за собой самое худшее, что она могла оставить: человеческий страх. Страх врос в нас, как забор врастает в дерево – и стал неотделимым целым.
Моя вакцина это лекарство против страха. Всего одна капля на кусочек сахара – и те области мозга, которые раньше спали, будут задействованы. Я просто хотел, чтобы все стали думать и перестали бояться. Но мой план раскусили.
Лаборатория, в которой я проводил опыты, была сожжена вместе с реагентами. Я сохранил несколько бутылочек, и все они хранятся в известной вам аптеке. Лекарство действует бессрочно – вы один раз употребляете его, и дальше ваш мозг уже используется вовсю. Всегда. Вы контролируете происходящее.
Как поступать с этим, решать теперь Вам. Я открыл самое ценное в своей жизни. Можете выбросить это письмо и больше никогда не вспоминать нашу встречу, а можете решиться на что-то более рискованное, чем “прогулки по трамвайным рельсам”.
Письмо это я писал от руки, дабы машины не могли распознать содержание бумаги. Рекомендую не хранить его у себя, а сразу же уничтожить.
Думаю, Вы примете правильное решение, ведь я его однажды уже принял, посмотрев в Ваши глаза.
Всегда Ваш, Максим Аврамов”
Я перечитала дважды и совершенно неожиданно для себя разревелась. Слезы катились градом, капая на колени. Позже, утерев лицо, я увидела, что сижу в луже воды.
Я в ужасе бросилась в ванную, позабыв про то, что там сидит жучкомонстр. Собака с радостным визгом бросилась на меня и сбила с ног. Это она сгрызла в ванной металлическую трубу и устроила потоп. Пришлось перекрывать воду, откачивать, вызывать сантехника. На возню в моей квартире отреагировал сосед сверху, тот самый петушиный палач. Он пришел на помощь и вместе мы закрутили вентиль и вытерли полы.
– Нет ли чего-то выпить? – хрипло спросил он, выкручивая над ванной мокрую футболку.
Нет, он не алкоголик, но сейчас, видимо, стоит ему налить. Я поставила на стол коньяк. Он опрокинул стопку и спросил:
– Изида, Вы часто смотрите в окно по ночам?
Я замялась.
– И не смотрите, – он нервно хохотнул и налил себе еще. – Я вчера такое видел, что неделю не усну.
Я задумалась. Сказать ему то, что я знаю? Или пусть себе сидит дома?
– Вы знаете, мне все так надоело, до чертиков, – внезапно дрогнувшим голосом сказал он. – Я чувствую себя очень плохо, особенно в последнее время. Вчера я едва в петлю не полез, честное слово. А ведь у меня три высших. Я могу больше, чем петухов на лестничной клетке резать. Посмотрите, какой я огромный, – он показал внушительных размеров бицепс. – Я занимался тяжелой атлетикой. Я мог бы сделать что-то хорошее. А что я делаю сейчас?
– А почему Вы ничего не делаете? – спросила я осторожно, хлюпая носом и вспоминая письмо.
– Я боюсь. Этот чертов страх, когда я вхожу на улицу… Он просто парализует меня. Я ненавижу себя за это. Я не знаю, откуда он берется и как с ним бороться. Простите, что говорю Вам это.
Я посмотрела на этого огромного мужчину и вдруг все поняла.
– Вы знаете, что коньяк лучше всего закусывать кусковым сахаром? – спросила я, наливая две рюмки.