Никто не хочет умирать

Никто не хочет умирать
Алёна Ильинична Кощеева

Саша работает помощником сантехника в управляющей компании. Вместе с напарником он доставляет радиаторы в мастерскую художника, который пишет жуткие картины. На следующий день Саше приходится одному ехать на установку. Он видит, что хозяин не убрал тумбочку и к батареям не подобраться, но понимает, что не может выйти из комнаты…

Алёна Кощеева

Никто не хочет умирать

Осенний ветер неловко заглядывал в Газель и моментально вытеснялся табачным дымом. Саша отвернулся к окну, чтобы вдохнуть воздуха с улицы. Пыльного от дороги, но не настолько ядовитого, как облака витающие в машине. Хотелось спать. В мышцах накопленная усталость работы без выходных. Иван Петрович сегодня не по-человечески раздражал.

– И думаешь, где она столько денег взяла? – мужчина за рулём кивнул на белый бликующий на солнце Мерседес.

Саша уныло оглядел машину и пожал плечами. «Заработала, наверное… Может у неё лакшери бутик» – подумал он, но промолчал.

– Та! Всем известно, откуда у таких деньги берутся, – с видом знатока сказал Иван Петрович и повернул на узенькую улицу, – молодой ты ещё, Саня, наивный.

Глаза мужчины усмехнулись, как бы говоря «Я знаю жизнь и буду делиться со всеми своим мнением при любой возможности». Машина остановилась возле ворот в двор-колодец. Саша зевнул, потянулся и отчего-то с нежностью подумал о жене. Купить вечером ей цветов? Порадовать.

– Поживёшь с моё, – продолжил Иван Петрович, – сына вырастишь и всё поймёшь.

Наверное, шестидесятилетний мужчина думал, что каждая морщина его лица говорит о мудрости прожитых лет. Но для Саши они говорили лишь о том, что у напарника случаются запои.

– Иди, открывай, – Иван Петрович снова закурил.

Саша выскочил из Газели и с наслаждением вдохнул. Улица что-то по-утреннему нашептывала голосами проходящих по ней людей. Перед носом машины черная металлическая калитка с кодовым замком.

«2212» – нажал Саша залипающие цифры и за ними букву «К». Створки открылись и он прошмыгнул в арку. Окутала бетонная прохлада. На стене красным замигала кнопка. Он нажал её и ворота плавно, с заунывным скрипом, распахнулись. Саша зазывающе махнул Ивану Петровичу. Газелька дернулась вперед, но затем зарычала, напряглась и сдала назад. Резко развернулась по пустой дороге и попятилась в арку.

«Ну да, – кивнул сам себе Саша, – так проще будет выгружать, да и выехать потом». Он прогулочным шагом пошел к подъезду, оглядел двор. Ухоженные клумбы с яркими цветами, в центре миниатюрный облезлый фонтанчик, вокруг него четыре лавочки. Пустые урны говорили, что здесь редко кто сидит. Наверное, даже бабулькам в закрытом дворе скучно. Кого же тут обсуждать?

Петрович вышел из машины с сигаретой в зубах и громко хлопнул дверью. От стен домов отскочило эхо так, что, наверное, все жители уже были в курсе их приезда.

– Давай шустрее, еще на три адреса ехать, а в обед у меня партия, – недовольно крикнул напарник и Саша поторопился.

Подскочил к подъезду, набрал «39». «Пилиу-пилиу-пилиу» – отозвался домофон, а вслед за ним и неприятный мужской голос.

– Батареи привезли, – сказал Саша и замок открылся.

Иван Петрович в резиновых шлепках на носок, шортах и рубашке походил на пенсионера в санатории. Не хватало только панамы.

– Ты гляди, фонтан у них. Небось и дворецкие по вечерам на лавку чай приносят в фарфоровых чашках. – ядовито бормотал напарник, – Илита, блин.

«Илита» – усмехнулся Саша, вздохнул и заглянул в подъезд. Нашел увесистый камень и зафиксировал дверь нараспашку.

– Какой этаж? Третий?

Мужчина кивнул, бросил окурок на асфальт и затушил тапком.

– Ну Иван Петрович, – вздохнул Саша, – урна же рядом.

– Сына своего учить будешь, а не меня. Чисто там, где убирают, а мусорят везде.

Высокие окна-глазницы домов смотрели укоризненно. Саша заскочил в кузов Газели и подтащил радиаторы. Спрыгнул, схватился за край. Иван Петрович, несмотря на возраст и залысину, был крепким. Он ловко взялся за другую сторону и напарники занесли в подъезд две чугунные батареи. На первом этаже замер покрытый узорчатой кафельной плиткой старый камин. Он выглядел уныло, будто тосковал о временах, когда использовался, а не был частью декора.

– Интересно, почему чугунные? – с одышкой сказал Саша.

– Я в твоём возрасте знаешь сколько таких таскал? По тридцать штук за день, на спину одну закинешь и потащил. Ну и молодежь…

«Да-да, на спину…По тридцать штук в день…» – засомневался Саша и улыбнулся. Доля правды, наверное в этом была. Всё же сейчас он сам задыхался больше, чем курящий и пьющий шестидесятилетний Иван Петрович.

– Ладно, идемте, – выдохнул Саша.

Ступени казались издевательски длинными. Хорошо, лестница широкая. Один пролёт. Передышка. Второй. Кажется, со лба по черным отросшим волосам стекает пот. Рабочие ботинки давят, джинсы кажутся неудобными. Саша облокотился на подоконник. Окинул взглядом ухоженный садик во дворе. Иван Петрович достал из нагрудного кармана пачку. Закурил. Серые волны кружились под потолком и резко выскакивали на свежий воздух через старое деревянное окно.

– Потому, что моё поколение считает, такие лучше греют, – сказал напарник, потушил окурок об стену и выбросил его в форточку.

– Сколько можно заносить эти несчастные батареи? – эхом отскочил неприятный голос сверху.

Саша выглянул через перила и увидел на третьем этаже мужчину с серой бородой-лопатой, серебристыми взъерошенными волосами и в очках с толстой оправой. Он нервничал, был напряжен.

– Нет, ну смотри, стоят курят, – через плечо сказал кому-то мужчина.

Напарники переглянулись и недовольно потащили батарею. Наверху громко хлопнула дверь.

– Поставим, – вздох, – на этаже и принесем, – вздох, – вторую, – пыхтя сказал Саша.

Когда обе секции были на месте, Саша отстучался хозяевам. Зашуршали шаги. Женский голос спросил «Кто там?» и дверь открылась.

Пышная дама разочарованно посмотрела на напарников, выглянула в подъезд и кивнула.

– Валя! Принесли! – крикнула она и поплыла в дальнюю комнату.

Вместе с запахом разбавителя и масляных красок появился тот самый взъерошенный мужчина в очках. На нём был измазанный красным фартук из мешковины, грязные потертые тапки, а в руках широкая кисть. Хозяин смотрел исподлобья и этот взгляд обдавал леденящим ощущением его превосходства над рабочими. Лицо Саши сделалось острым, угловатым, как всегда, когда оно чувствует возможный конфликт.

– Куда ставить? – по-свойски узнал Иван Петрович.

Мужчина интеллигентно-едко попросил занести в комнату и даже не подумал придержать дверь. Она то и дело норовила захлопнуться, мешала. Ноздри Саши всё сильнее по-бычьи раздувались. Всезнающий Петрович был отчего-то спокоен. Радиаторы уместились у единственной свободной стены комнаты. Деревянный пол с большим усилием выдерживал вес радиаторов. Казалось, вот-вот доски провалятся и обнажат мышиные лазы между этажами.

– Молодой ты еще, – махнул напарник.

– И что? Он выбрал чугунные батареи и чем-то недоволен. Хотел быстрее, нанял бы пятерых грузчиков, – прошептал Саша, – четверо бы несли, пятый двери придерживал.

В комнате было трудно дышать. Вонь пота и сигарет от Петровича ядовито смешалась с запахом красок, ацетона и какой-то старины, характерной для таких домов. Саша огляделся и напрягся. Большая комната с трёхметровыми потолками казалась тесной, неприятной. Давила. Слева захламленные полки, с которых норовили выпрыгнуть рулоны бумаги, кисти, книги, грязные тряпки. На трех мольбертах стояли уродливые, черезчур натуральные картины. Такие, от взгляда на которые пробирает дрожь до самых костей.

На одной изображена замерзшая насмерть девушка с пронзительными светлыми глазами, покрытыми инеем. На другой сгоревшая дотла комната. С тремя людьми и собакой. Опалённые черные скелеты сидят так, будто пожар застал их врасплох. На третьей тело, изувеченное падением с высоты на асфальт и не разобрать ни возраст, ни пол погибшего. Плечи Саши дернулись, шея напряглась. Он сглотнул и отвернулся от этого издевательства над искусством и зрителями.