Правила мести, или Смерть отменяется

Он закрыл бесполезную коробочку, взял Настину руку и вытащил из воды.

Кровь еще текла, но уже слабее.

– Больно? – зачем-то спросил он.

– Чуть-чуть.

Он осмотрел порез.

– Можно салфетками закрутить? – предложила она.

Он засуетился в поисках салфеток – сомнительного заменителя бинта – нашел. Аккуратно заматывал ей палец и смотрел, как белая тонкая бумагу становится красной. Много раз он видел кровь, но до сих пор не привык к ощущениям трепещущего страха и гуттаперчевой боли.

– Вот так. Скоро затянется, – решил он успокоить ее, не отпуская ее руки, поймал ее взгляд.

Она внимательно снизу вверх смотрела ему в лицо, ее совсем не интересовал ее порез, ее интересовал он сам. И он это понял. Или ему показалось, что он понял. Не важно. Он не стал долго разбираться: понял или показалось.

Он наклонился и поцеловал ее. Она не отстранилась, не засуетилась. Он отпустил ее руку, обнял и прижал к себе. А она ответила. Целовала и прижималась. И все случилось.

Все случилось быстро, но страстно, и в тоже время нежно, но сильно. Так может произойти только у посторонних, не близких людей. Все случилось на диване в зале.

Она проснулась под утро, еще до рассвета. Сон ужасный приснился, так и явь не лучше. Рядом с ней на диване в гостиной крепко спал Кирилл. Она еле успела приглушить вырвавшийся из груди стон расстроенного душевного покоя. Покоя?

О каком покое идет речь? Она давно не испытывала такого покоя. Заснуть на диване рядом с сильным и привлекательным мужчиной. Разве это не проявившийся впервые за много лет спокойствие? Такое мягкое и пушистое, как будто руки в мохеровых рукавичках нежно погладили душу. Вот только оно не доставляет ей морального удовлетворения сейчас, в данную секунду.

Она, не спеша, чтоб не разбудить Кирилла, сползла с дивана на пол. В полутьме собрала свои вещи и ушла на второй этаж. Ей показалось, что только за дверью родной комнаты она начала дышать. Она промучилась до самого утра, дожидаясь рассвета. Она не любила ночь и всегда удивлялась людям, которые могли проснуться среди ночи и пойти работать. Она даже не могла заставить себя встать с постели и сделать себе чай, не говоря уже о работе. Она просто лежала в постели и думала, думала, думала. Естественно, мысли лезли разные, и глупые, и умные, но ненужные для столь ночного времени. Поэтому не любила ночь. А сегодня был аншлаг мыслей в голове с одними вопросительными знаками: что теперь будет, как ей быть с Кириллом, может, он все сам поймет и уволится, может, не выходить на завтрак, что вообще между ними произошло, помешательство в квадрате?

Она открыла компьютер, и, как всегда, рабочий день начался с осмотра входящих писем. Только с одной разницей, что раньше она с интересом читала, а сегодня она чувствовала растерянность. Она двигала мышкой по коврику, курсором открывая письма и программы, совершенно в них не вникая. Попытка отвлечься от реальности не принесла успеха.

Как она могла вчера так глупо повести себя с Кириллом. Что это вообще было? Помутнение разума?

Ну как? Как она так могла?

Это же ни в какие рамки не лезет. Рамки. А какие у нее рамки? Те, которые она сама себе и понастроила. Рамки одинокой женщины, от которой муж ушел к ее лучшей подруге. Рамки несчастной, плачущей по ночам женщины, не понимающей, как можно писать романы ночью, зато с удовольствием рыдающей в подушку. Рамки матери-одиночки, изо всех сил старающейся дать детям самое лучшее и дорогое. Рамки кошмара обманутой жены. Он медленно, разрывая душу и тело, проник в явь. Рамки ярой ненависти к бывшей подруге, со временем угаснувшей, оставившей выцветшую отрешенность. Ее коварность и предательство, как сиамские близнецы – тихие убийцы Настиного счастья.

А она? Она чем лучше Иры? Переспала с малознакомым человеком. Повела себя, как порядочные женщины ведут себя с мужьями. Но он же ей не муж. Она о нем ничего не знает. Он говорил, что холостой, но отсутствие штампа в паспорте не гарантировало отсутствие невесты.

Она почувствовала себя героиней собственного романа, при этом ни капельки не гордилась наличием схожести. Она без труда могла положить главную героиню в постель с начальником фирмы, пропустив посещение ресторанов и букеты цветов. Но при этом считала в жизни подобную ситуацию поспешной и оправдывала себя тем, что можно писать о чем угодно, при этом оставаться скромной женщиной. А вчера сама попала в подобную ситуацию. А как выбраться – не знала. Погрузилась с головой в романтичные отношения с первым встречным.

– Жизнь – это не роман – скверным голосом напомнила себе Настя. – Ни один автор детективного романа не обязан лезть в эпицентр преступных событий, испытывая на себе новые ощущения.

В ее романах каждый второй герой заводил отношения с другой только потому, что это интересный поворот сюжета. Этого требовала атмосфера любовного романа и главная героиня, к которой у читателей к тому времени просыпались эмпатия и любопытство.

Но она не героиня романа. Какой сюжет ждет ее в жизни? Видимо, очень сложный. С крутыми поворотами скользкой дорожки. Именно это произошло вечером. Отсутствие жены удивляло и успокаивало – Настя автоматически была вычеркнута из длинного списка коварных женщин. Но мысли не давали покоя, скакали из стороны в сторону, никак не могли определить положение, в котором она оказалась. Ее мучала совесть, та самая, которая заснула вечером. И теперь в отместку играла мыслями, как теннисист пинг-понговыми мячиками. Мячик летит от совести – стук – глупая. Настя пасует – стук – желанная. Стук – недальновидная. Стук – привлекательная. Стук – фантазерка, выдумщица, мечтательница. Это большой плюс для писателя, но не Насти. Настя проиграла – плохая теннисистка.

Где были мозги, в каком углу прятался здравый ум, когда нужно было обдумать и выбрать второе между минутным удовольствием и жизненным равновесием.

Ужасно. Просто ужасно.

Она просто поддалась человеческому инстинкту. Никакого женского счастья и удовлетворения. Конечно, она получила удовольствие, но теперь морально опустошена и не совсем может понять, как себя дальше вести рядом с ним. Ведь все что произошло, произошло молниеносно и спонтанно. Произошли отношения, которые не должны дальше развиваться. Они просто не могут дальше развиваться. И что теперь делать? Как объясниться с Кириллом? Что теперь делать? Боясь, что подобного рода мысли приведут ее к умозаключению, что она не женщина, а организм, она постаралась их отбросить.

В душе трепыхалась надежда, что может она встретила человека, который сможет ее осчастливить. Но здравый ум – неожиданно вылезший из глубины (где он там прятался вчера?) – утверждал, что отношения, построенные на мимолетном влечении, очень зыбки.

Она смотрела в монитор компьютера, но не понимала, что читает. Ненужные письма она удаляла, чтобы не засоряли память почты. Ее интересовали письма из редакции. Это самое нужное и необходимое. Но в воскресенье редакция не работала, поэтому она не сильно надеялась, что сегодня что-то пришлют. Хотя чего она ждет? Вчера в редакции все было сказано, все вопросы решены, план на будущий месяц утвержден, осталось только этого плана придерживаться и не филонить. Поэтому она без всякой инициативы клацала мышкой и пыталась отвлечься от грустных мыслей по поводу Кирилла и вчерашнего порыва страсти.

Она зацепилась взглядом за знакомую фамилию и открыла письмо. Прислала помощница редактора Валентины Киселевой. Она совсем недавно стала работать в редакции, милая, культурная, спокойная девушка. Она иногда присылала ей некую незначительную рассылку с новостями, так сказать для информации. Это случалось редко и, кстати, давно уже от нее ничего не было. Сегодня, в свете вчерашних событий это было спасительное письмо. В нем Валентина говорила, что редакция организовала ей встречу с читателями. В ближайшую среду, в пансионате «Подснежник», где и в прошлый раз. Забронировали для нее отдельный коттедж на два дня, а приехать нужно во вторник, так как рассчитывали на фуршет.

За это Настя обожала своих редакторов. Они продумали все до мелочей, а именно, чтобы она не выглядела уставшей на встрече, ей предлагают приехать в пансионат во вторник, переночевать, погулять на свежем воздухе и отдохнувшей в три часа в среду начать общаться с читателями. Также Валентина извинялась, что не предупредила ее раньше. От себя Валентина просила сильно не ругать за беспамятность главного редактора, что ничего вчера не сказал.

«Я и не собиралась ругать, – чуть обиделась она на Валентину за то, что та предположила такой исход событий, – вообще-то я не ругаюсь, а наоборот, радуюсь, что мне организовывают такие встречи».

Она открыла ежедневник и записала план на будущую неделю. Понедельник и вторник до поездки она будет писать, вернее, печатать свой роман, сюжет которого уже год сидит у нее в голове и никак не перекочует на бумагу. Пора уже, пора. Смена обстановки должна хорошо повлиять на написание романа.

Во вторник вечером поедет в пансионат «Подснежник». Он ей понравился, когда она была там на такой же встрече с читателями в прошлый раз. Она вернулась домой и всем рассказывала о нем, о своих впечатлениях, о чистом воздухе, цветочном благоухании и речном пейзаже. В среду встреча с читателями до поздней ночи. Вот и хорошо, что еще на ночь можно остаться в пансионате, а не ехать домой ночью.

Тем более она очень не любила ночь.

Она закрыла все окна в компьютере и выключила его. Сегодня она точно не начнет печатать роман. Мысли не те в голове летают. Не судьба.

Она услышала, как Татьяна Сергеевна копошилась на кухне, делая завтрак. Интересно, что она сегодня приготовит. Должно быть что-то вкусненькое. Голод тут же проявил свою заинтересованность в еде.

Настя блаженно закатила глаза и с ужасом села в кресле, вспомнив:

– Там же Кирилл спит!

***

Кирилл через сон услышал приятное гудение кофеварки. По гостиной поплыл аромат заваренного напитка.

Он сладко потянулся, приподнялся и посмотрел через спинку дивана. Вот тут пришло разочарование. Это Татьяна Сергеевна? И чего ей в воскресенье дома не сидится? Выходной, дети уехали к отцу. Чего, спрашивается, ты пришла?

Он завалился обратно на диван и с головой накрылся пледом.

А он хотел увидеть Настю. В домашнем халате, шлепающую босыми ногами по прохладной плитке, заваривающую для них кофе, и чтобы на завтрак – жареная яичница с беконом и никаких овсяных каш.

Он под пледом стал одеваться.

– Ой! – услышала Татьяна Сергеевна его возню. – Кирилл, это ты что ли?

– Я. Доброе утро, Татьяна Сергеевна. – Быстро выглянул он из-за спинки дивана, надеясь, что она не захочет близкого приветствия. Настолько близкого, что заметит его вид.

– Ты чего? – из кухни спросила она. – У телевизора заснул что ли?

– Да. Допоздна смотрел и сам не заметил, как уснул.

– Вот, – задумалась Татьяна Сергеевна, – и я так же. Не поняла, как заснула. Вроде лестницу мыла. И заснула. Как так? Ничего не понимаю.

– Усталость.