Я перевела взгляд дальше и увидела дерево на возвышенности. Его протянувшиеся до земли заснеженные ветви тяжко качались под порывами ветра. Можно было почти различить музыку этой обледеневшей брони, несмотря на то, что оно было так далеко.
– Заметили старый вяз? – перехватил мой взгляд Омод.
– Да… у нас дома рос похожий, неподалеку от замка.
– Это необычное дерево.
– В самом деле? И чем же оно необычно?
– Расскажу как-нибудь при следующей встрече. А сейчас вам пора к дочери. – И хотя слова сопровождал легкий поклон, в голосе звучали повелительные интонации, говорившие о том, что король сызмальства привык отдавать приказы.
Я поймала себя на том, что не хочу уходить. Черные волосы Омода трепал ветер, карие глаза глядели вокруг очень живо, спокойно подмечая детали.
– Да, ваше величество.
Мы развернулись и принялись спускаться.
* * *
Когда Омод вошел в кухню, бывшая там девушка подняла голову. Руки, быстро отбиравшие подходящие ветви мирта с иссиня-черными ягодами, замерли. Миг, и она метнулась к нему, крепко обхватив руками и прижавшись щекой к груди.
– Я слышала, ты болен, – прошептала Ингрид, зажмурившись.
– Все уже прошло, – нежно ответил он, гладя ее по волосам.
Девушка подняла голову. У нее было нежное, чуть смуглое лицо и пушистые волосы, выбившиеся из-под каля.
– Твое лицо… – Пальцы легко пробежались по отметинам на его лбу и щеках.
– Со мной все в порядке, – уклонился Омод.
– Тебя не было на вчерашнем пиру. Пошел слух.
– Какой слух?
– Что король слабеет, – опустила глаза она.
– Тебе не нужно волноваться о сплетнях. Это для украшения главного зала? – кивнул он на ветви.
– Это для дам, чтоб варить смесь для свечей.
На этой фразе Ингрид смутилась, и он заподозрил, что Ингрид подумала об огромной разнице между нею и теми леди. Сделав вид, что ничего не заметил, он прошел к столу и, взяв пару ягод, закинул в рот.
Упругие шарики лопнули на языке, разливая сок с винным привкусом. Их семена напоминали заморскую пряность корицу, которую привозили им фалернские купцы.
Ингрид тоже приблизилась, и он протянул ягоду и ей. Она робко обхватила ее губами. Омод тут же прижался к ним в поцелуе, смешивая его вкус со вкусом ягод.
Когда они оторвались друг от друга, Ингрид затеребила веточку мирта.
– На празднование собралось много леди…
– Да, в замке прежде столько не бывало.
– И многие из них красивы…
– Возможно. Я не присматривался.
– Наверняка среди них есть очень богатые, из древних родов.
– Вообще-то, действительно, есть среди них одна.
Лицо Ингрид огорченно вытянулось.
– И она юна и прекрасна?
– Она старше матери и обладает довольно… необычной внешностью.
Ингрид тихонько перевела дух. Лицо посветлело.
– А почему ты спрашиваешь?
– Потому, – она прикусила губу, – потому что зачем тебе ходить ко мне, когда любая из них почтет за счастье внимание короля? И… у них такие мягкие руки, и нежные голоса, и красивые платья.
– Хочешь, я и тебе платье подарю?
– Куда я его надену? – рассмеялась она, но щеки порозовели от удовольствия. Казалось, терзавшее ее беспокойство слегка улеглось. – Чтоб зажигать жаровни? Или взбивать перины?
– Идея с взбиванием перин мне нравится, – улыбнулся Омод и потянул ее на лавку.
* * *
Алекто нашлась во внутреннем дворе. Они с Каутином лепили что-то из снега, собирая его с бортика фонтана, на котором сидели. Вернее, Каутин лепил, а она вяло мяла его покрасневшими пальцами. Эли возился рядом с Хрустом, не обращая на них внимания.
– Что вы делаете? – кивнула я на снег в руках Алекто.
Она расставила пальцы, и белые слипшиеся комочки просыпались между ними.
– Держу снег, – пожала плечами она.
– Вы все еще обижаетесь из-за того, что не смогли пойти в розарий?
Алекто снова пожала плечами.
– Какое мне дело до общего веселья и цветов, прекраснее которых мне никогда не увидеть в жизни? Ведь я люблю носить черное, не развлекаться и проводить время в компании матери и скучных братьев.
– Эй, – возмутился Эли, – кого это ты назвала скучным?
Алекто ответила кислым взглядом.