Болото пепла

– Не думаешь же ты, что я воспользуюсь своим положением? Любая работа должна оплачиваться. К тому же, – она тихо усмехнулась, – вдруг ты еще передумаешь и не уедешь.

С неприятным чувством Эшес протянул руку, и тяжелые золотые кругляшки так же по очереди упали в его раскрытую ладонь, только в обратном порядке. Ми уже несла куртку, поэтому он быстро спрятал деньги и повернулся спиной, подставляя руки. Сунув их в рукава, потянулся, чтобы застегнуть крючки, но длинные тонкие пальцы опередили его. Проворно вдев загогулины в петельки, они задержались над последней. Неожиданно ладонь скользнула под куртку, и возле самого уха раздалось теплое дыхание. Изумленный, Эшес обернулся. Служанки в холле уже не оказалось, рядом была только баронесса. Она продолжала стоять, не отнимая теперь уже обеих рук от его груди. Опомнившись, он отвел их.

– Не надо.

И тут же осекся. Раньше ему удавалось избегать прикосновений к ней – он и сам не мог объяснить, почему ему так этого не хотелось, – а потому ощущение было полной неожиданностью. Глядя на бледную почти светящуюся баронессу, он всегда воображал, что на ощупь ее кожа холодная, как у лягушки. Но он ошибся. Руки будто обхватили горячий бархат; от запястий с пульсирующими жилками исходил такой жар, что при обычных обстоятельствах он бы диагностировал у нее лихорадку. Внезапно вниз от горла скользнула горячая змея, задержавшись в районе живота. Эшес так и не смог отнять руки.

А она глядела на него своими огромными фиолетовыми глазами, опушенными пепельными ресницами, слегка приоткрыв рот.

– Я не знаю, что делать, Эшес, – сказала она, и в уголках глаз показалась влага. – Мой супруг глубоко страдает, а я всего лишь слабая женщина… – Голос дрожал так, что захотелось немедленно ее утешить, унять блестевшие в глазах слезы. Впервые перед ним была всего лишь женщина. Женщина, от красоты которой делалось почти больно. – Иногда мне кажется, что он висит над пропастью, уцепившись одной рукой за край. – Эшес едва понимал, что она говорит, не отрывая зачарованного взгляда от полураскрытых губ. – Но конец неизбежен… Порой, лежа бессонными ночами в своей холодной постели и слушая его болезненные стенания, я думаю о том, с какой благодарностью и облегчением барон принял бы освобождение… – Эшес потянулся к ее губам, чувствуя одновременно желание и дурноту от плотного сладкого запаха. – И в такие минуты мне хочется, чтобы рядом оказался тот, кто милосердно избавит его от мук, наступит на бессмысленно цепляющиеся за жизнь пальцы…

Эшес резко пришел в себя и, отняв наконец руки, попятился. Жар схлынул, как волны при отливе, и разум вернулся.

– С этим вам не ко мне. Я вправляю пальцы, а не наступаю на них.

Остатки наваждения стряхивались с трудом, как застрявшие осколки полузабытого сна.

Баронесса с легкой досадой поморщилась, приняв прежний вид, а потом на ее тонких губах заиграла привычная милая улыбка.

– Почти, – сказала она и вдруг шумно вдохнула воздух вокруг него, сладко жмурясь, почти как недавно в комнате барона.

Эшес не стал дожидаться, пока подадут экипаж, и отправился в деревню пешком. Его мотало от усталости, дорога под ногами раскачивалась, как подвесной мост, то и дело встряхивая его. Даже мелькнула мысль заночевать прямо на обочине. Поэтому, услышав позади цокот копыт, он безо всякого сопротивления упал в приоткрывшуюся дверцу, едва ли не в объятия Грина.

Глава 2, в которой день заканчивается совсем не так, как рассчитывал Эшес

Проснулся Эшес далеко за полдень, оттого что Дымовенок Тоуп тряс его за плечо.

– Спасите, мастер Блэк! – орал он ему в ухо. – Папаша помирает!

– От пива не помирают… – отозвался Эшес, морщась и не разжимая век.

Язык еле ворочался, и ощущение во рту было такое, будто кто-то туда нагадил, а потом, решив, что недостаточно, вернулся и нагадил еще раз.

– Так маманя туда рвотного камня подмешала, чтоб неповадно было! Вот и крючит, так его разэдак! – Постреленок уже разве что не мутузил его.

Эшес попытался перевернуться на другой бок, но под ним вдруг образовалась пустота. Полет был кратким, а потом кто-то с размаху ударил его доской. С болезненным стоном разлепив наконец веки, он обнаружил, что лежит на полу возле своего кресла. Сверху на него смотрели два блестящих карих глаза на измазанном сажей лице. Эшес пошевелился и попытался встать. Он не помнил, как очутился дома. Видимо, отключился еще в карете. Мысль о том, что внутрь его занес Кербер Грин, была очень неприятна. А потом стало еще неприятнее, потому что Эшес сообразил: управляющий не стал бы мараться, а значит, поручил это До и Ре. Его передернуло, как представил, что лакеи касались его своими крысиными пальчиками.

– Идемте же, мастер Блэк, – юный трубочист тянул его за рукав, уже почти волоча по полу.

Эшес поднялся и отряхнулся. В этот момент в комнату влетела Роза с полотенцем в руках и кинулась к ним.

– Это что ж ты творишь-то, а? – воскликнула она и принялась охаживать мальчишку по ягодицам. – Ты почто мастера разбудил! Пусть бы его спал, уморился ведь, пахавши вот на таких!

– Все в порядке, Роза, – Эшес забрал у нее полотенце. – Я и так заспался.

– Не грех и выспаться хоть раз…

Она нахмурилась и, погрозив Дымовенку пальцем, собралась отправиться по своим делам, но, увидев, что мальчишка показывает ей язык, снова вскинулась:

– Ну, я тебе покажу!

Чтобы положить конец возне, Эшес схватил паренька за шиворот и понес к двери. По пути паскудник сучил в воздухе ножками и показывал Розе срамные жесты, за что заработал затрещину. Пронося его мимо саквояжа, Эшес кивнул:

– Захвати.

Дымовенок послушно подцепил саквояж и прижал к груди.

– Постойте, куда ж вы без завтрака-то, а? – спохватилась Роза.

– Потом, – отмахнулся Эшес.

Он все еще не отошел ото сна. Но та уже бросилась к лестнице, ведущей в кухню. Вернулась она считаные мгновения спустя и за три остававшихся до порога шага успела затолкать Эшесу в рот хлеба с ветчиной и влить разбавленного пива. Разве что челюсти руками не подвигала.

– Может, чего еще? – обеспокоенно спросила она.

Эшес покачал головой – «хпашиба», – и, сняв с гвоздя жилет, распахнул дверь ногой. Снаружи он поставил Дымовенка на землю и подтолкнул к дороге:

– Беги пока к себе.

– А папаше-то чего передать? Сказывал, чтоб без вас не вертался!

– Передай, чтоб без меня не помирал, скоро буду.

Мальчишка кивнул, сплюнул через щербину, в которую могла бы пролететь муха, и припустил по дороге к своему дому, помахивая саквояжем.

– И смотри мне, если недосчитаюсь какого инструмента, гланды удалю! – крикнул ему вдогонку Эшес, а потом обошел крыльцо, натягивая на ходу жилет, и направился к установленному сбоку дома чану.

Из-за прошедшего накануне дождя тот был под завязку, и содержимое перелилось через край – вокруг образовалось грязевое месиво. Периодически поскальзываясь, Эшес подошел к баку, ухватился руками за борта и опустил голову в воду. Холод тут же вцепился в лицо и затылок, прочищая мысли. Хорошо, что Роза сейчас его не видит, иначе загнала бы в дом, спеленала и сунула под ноги грелку.

Сосчитав до десяти, Эшес вытащил голову и помотал ею, отряхиваясь.

– Мастер…

От неожиданности ноги разъехались, и он едва не саданулся головой о чан, но в последний миг успел ухватиться за борта. Оглянувшись, увидел незнакомую девушку. Она сидела прямо на земле, прислонившись спиной к стене его дома. Эшесу понадобилось какое-то время, чтобы узнать в ней вчерашнюю пациентку. При свете дня она смотрелась совсем бледной, под зелеными глазами пролегли тени, делая ее похожей на кошку.

– Чего тебе?

Ему пришло в голову, что она хочет спросить о ребенке.

– Спасибо вам, – тихо сказала она.

Голос у нее был неожиданно низкий и совсем не как у юной девушки.

– Не сиди на земле, тем более сейчас, застудишься.

Она послушно встала, опираясь о стену и не поднимая головы.

– Почему ты еще тут? Роза дала тебе еды в дорогу?