До первого снега
Алена Тимофеева
Эта история о первой любви. О чувствах, что пробудились спустя долгих семь лет разлуки. Новый год, дыхание зимы, исполнение заветного желания. Алиса живёт со своей бабушкой в Санкт-Петербурге, и по обыкновению они готовятся встретить наступающий год вдвоём. Но в преддверии праздника возвращается друг детства, встреча с которым меняет жизнь Алисы.
Алена Тимофеева
До первого снега
Санкт-Петербург
2013-й год
Глава I
Лютый мороз взбодрил петербуржцев, а заледеневшие дороги и тротуары превратили украшенные к зимним праздникам улицы в катки. Песка и соли дворники не жалели, но именно про мой дом они сегодня забыли. Тяжёлую, железную дверь парадного заклинило, и рванув на себя деревянную ручку, приложив все найденные внутри меня силы, я поняла, что совершила фатальную ошибку. В доме я, конечно, оказалась. Правда не в том положении, в котором хотелось бы.
Я чертыхнулась. Коробки выпали из рук и с грохотом рухнули на пол парадного, да и я, не удержавшись на ногах, упала следом за ними. Подняв голову, я увидела, как одна из коробок открылась и новенькие ёлочные игрушки осколками заискрились на бетонной плитке, а россыпь из мишуры, серпантина и конфетти яркими красками покрыла пол. Красота. Лампа мигала, домоуправ упорно не внимал нашим с бабушкой мольбам, хотя убедительным просьбам Алевтины Анатольевны противостоять весьма сложно, поэтому разбитые украшения вкупе с мигающим светом создавали праздничное настроение, озаряя мрачное пространство непрошеной светомузыкой.
Позади моего лежащего в груде подарков и осколков тела, раздался звук открываемой входной двери. Негромкие шаги приближавшегося ко мне человека никак не сподвигли меня на то, чтобы встать. Уже почти минувший год, казалось, проехался по мне катком, придавив этим падением окончательно.
– Девушка, Вам помочь? Сильно ушиблись? – мягкий и отдалённо знакомый баритон прозвучал рядом с моим ухом. Не поленился наклониться ко мне. Я медленно выдохнула, заставив тем самым, задрожать прилипшую серебряную ленточку к моим губам и вымученно проговорила:
– Спасибо, я в порядке, просто поскользнулась, – оторвав мерзкую ленту, я зачем-то добавила, – и очень устала.
– Поэтому прилегли отдохнуть? Понимаю, – хохотнул мужчина. Внезапно я почувствовала, как руки доброго самаритянина резко потянули меня за талию вверх. Если бы не моё тёплое пальто, от такой хватки точно остались синяки. На память.
– Будь у меня перелом, оставили бы меня инвалидом, – сердито буркнула я, отряхивая полы пальто от пыли и новогоднего мусора.
– Зато избежите воспаления лёгких. А Вы внучка Алевтины Анатольевны, из пятьдесят девятой? – Всё ещё бубня себе под нос о нерадивых спасателях, я утвердительно кивнула и наконец взглянула на собеседника. Высокий, светловолосый мужчина, на вид около тридцати-тридцати пяти, с рыжеватой щетиной улыбался мне во все тридцать два и тонкие лучики морщин у его зелёных глаз тянулись во все стороны. Не выдержав столь лукавого взгляда, я отвернулась, и вспыхнув, начала дрожащими руками собирать рассыпанные покупки обратно в коробку. Не заметив коварный осколок огромного стеклянного шара, я напоролась на него большим пальцем и не сумела сдержать вскрик.
– Чёрт, как же больно! – По привычке приложила раненый палец ко рту.
– Дайте посмотрю, – и не дожидаясь моего согласия, он взял меня за руку, поднося мой палец ближе к своему лицу. Порез продолжал кровоточить.
– Жить будете, но нужно обработать, – озвучив это гениальное умозаключение, предполагаемый сосед, не отпуская моей руки, выудил из кармана одноразовый платок и приложил к ранке. Я поморщилась и дёрнула ладонью.
– Дома и обработаю, спасибо. – Мой голос звучал сухо. Спешно наклонилась к устроенному беспорядку. Волосы светлым полотном скрыли меня от настойчивого соседа. И хорошо. Я чувствовала в горле ком и навернувшиеся на глаза слёзы, грозившие задушить меня в предстоящей часовой истерике. Работа, бесконечная очередь в магазине, сломавшийся автобус и теперь ещё это. Осталось только лечь и умереть. Но боюсь мне не дадут этого сделать.
– Алиса, я Вам помогу. – Мужчина стал собирать рассыпанные вещи вместе со мной.
– Как Вас зовут? Вы меня знаете, а я Вас нет. – Его взгляда я всё ещё избегала.
– Ну как же, а кто с Вами сидел, пока Алевтина Анатольевна ездила к ученикам? Мне правда пришлось переехать семь лет назад, но теперь я снова живу в старой квартире. – Собранные коробки водопадом обрушились обратно.
– Митя? Зимушкин? – изумилась я. Да не может человек настолько измениться. Только голос и остался узнаваемым. Но обрадованный таким скорым воскрешением его образа в моей памяти, Митя радостно закивал. Спустя несколько минут мы смогли поднять покупки, а осколки я решила убрать позже. Обязательно спущусь потом.
Митя направился к лестнице. Подавив горестный вздох, я двинулась за ним. На ступеньках валялись пустые банки из-под пива, где-то в углу таились использованные шприцы. Культурная столица. Остановившись напротив родной двери с серебряными цифрами «59», я опустила коробки на коврик.
– Ну, спасибо в очередной раз, может, я могу угостить тебя чаем? Бабушка будет рада повидаться с тобой.
– О, так я с радостью. – Митя просиял. Теперь понятно, почему в довольно молодом возрасте, у него так много морщин. Столько улыбаться. Я едва приподняла уголки губ. Пока я пыталась отыскать в недрах своей совсем немаленькой сумки ключи, на светлый рукав пальто упала алая капля, а потом ещё. Не понимая, откуда появилась кровь, я оглядела палец. Крови не было, из пореза не сочилось.
– Алис, капает с волос, ты где-то ещё порезалась, – Зимушкин обеспокоенно убрал мои длинные пряди от лица. – Ого, у тебя царапина на щеке, у самого уха. – Я инстинктивно вскинула руку и дотронулась до щеки. Подушечки моих пальцев окрасились в красный. Повалялась в осколках.
– Ничего, сейчас всё промою. – Осознавая, что я не нахожу заветную связку в сумке, во мне разрушительной волной поднималась злоба. – Да где же эти чёртовы ключи! – В сердцах выпалила я и ткнула пальцем в звонок. Мелодичная птичья трель раздалась за дверью. Но знакомых шагов я не услышала. Я повторила действие. Может, бабушка ушла в магазин?
– Пойдём ко мне, промоем твои боевые раны, дождёшься Алевтину Анатольевну. Случается, такое. – От его спокойного тона я немного пришла в себя. А смысл в ярости насиловать звонок? Медленно выдохнув я сосчитала про себя до трёх и согласно кивнула:
– Хорошая идея, и вновь придётся тебя поблагодарить.
– Не стоит, какая разница, где пить чай, – Митя заговорщицки подмигнул и всё так же, держа мои коробки, развернулся обратно к лестнице. И правда, какая разница?
Глава II
В квартире Зимушкина пахло живой ёлкой. Громкий аромат хвои витал в воздухе, напоминая о скором наступлении две тысячи четырнадцатого года. Я невольно втянула носом глубже. Мы с бабушкой давно перестали брать на ярмарках, похищенных из леса зелёных красавиц (ну или выращенных специально), и ограничивались украшением искусственной. Иголки после живых деревьев муторно убирать. Но Митя трудностей не страшился, и его просторную гостиную украшала роскошная, пушистая ель. Хрустальные ангелочки свисали с увесистых лап, стеклянные шарики разных цветов переливались под стать свету, стекающей по спирали гирлянды. А верхушку ёлки украшала сияющая, сделанная из прозрачного пластика звезда.
– Нравится? – поинтересовался взявшийся словно из ниоткуда Зимушкин. Я вздрогнула и повернулась к нему.
– Очень! Видно, что кто-то с нетерпением ждёт Нового года. – Несмотря на то что обвешанная игрушками ель – символ Рождества, у меня всегда она ассоциировалась сугубо с новогодней ночью.
– Мама помогла. У неё безупречный вкус. – С этим утверждением не согласится, было трудно. Вспомнив о Катерине Васильевне, я перевела взгляд на старое фортепьяно, за которым, к своему стыду, я когда-то делала уроки после школы. А всё потому, что Митин стол вечно был завален всякой лабудой.
– Катерина Васильевна по-прежнему играет?
– О, мама любит музицировать. Иногда, к сожалению, по утрам. Разве до вас не доносились произведения Бетховена в мамином исполнении? – Я отрицательно помотала головой. Уходила я на работу рано, с учёбы возвращалась поздно, а по выходным меня почти не бывало дома. Может, бабушке и довелось наслаждаться прослушиванием, например, «К Элизе».
– К слову, где твоя мама? – продолжала я любопытствовать. Зимушкин вновь улыбнулся, обнажая белые ровные зубы, подобно голливудским звёздам на ковровых дорожках. Я так не умею.
– Занимается с учениками, она всё ещё даёт частные уроки. Сеет светлое, вечное.
– Да уж, повезло нам вырасти в семьях педагогов. – Мы не сдержали смеха.
– Хотели же выпить чаю, – справедливо напомнил Митя.
– Я не возражаю, – глядя на Зимушкина, мне самой хотелось улыбаться. Может дело в радости от встречи со старым знакомым, а может, в воспоминании о первой влюблённости. Не для кого, кроме самого Мити, не являлось секретом, что я краснела до корней волос, в свои пятнадцать при появлении на горизонте рыжеволосого соседа. Как же чудесно, что мне уже не пятнадцать.
Мы прошли в небольшую кухоньку. На круглом обеденном столе из тёмного дерева величественно восседал чёрный кот, который, совершенно не замечая вошедших, продолжал вылизывать изящную лапу плавным движением ярко-розового языка.
– Бампер! Ну сколько раз говорить! А ну, слезай, вот мама придёт, всё ей расскажу, – я хихикнула, глядя на внушительную фигуру Зимушкина, в забавном рождественском свитере с оленями, старающуюся согнать пушистого наглеца со стола. Бампер, недовольно фыркнув, сверкая жёлтыми глазами, грациозно спрыгнул на паркет и подняв трубой хвост гордо удалился в коридор.
– Бампер, серьёзно? – спросила я раскрасневшегося Митю, всё ещё посмеиваясь.
– Да нашёл паршивца котёнком, залез зимой под бампер моей машины, как раз к Новому году дело было. Такой вот подарок получился, – Зимушкин сконфуженно почесал рукой затылок и повернулся к плите, зажигая огонь под чёрным расписным чайником. После сосед взял в руки кухонное полотенце и начал старательно протирать обеденный стол, убирая с него следы пребывания кота.