Яркие огни

– Что ты там тявкаешь? А ну, отошла, шалава мелкая! – рявкнул мужчина и обрушил новую серию пинков на успевшую немного отползти в сторону женщину. Сердце Таер забилось быстрей, адреналин затмил разум, опьяняя храбростью. Она вышла к ним, захлопнув за собой калитку, чтобы Кипарис не выбежал.

– Я. Сказала. Оставь. Её. – Отчеканила Аля и непроизвольно расставила ноги шире, сжав пальцы в кулаки, будто готовясь к схватке. Мужчина остановился, сплюнул себе под ноги, и опустив правую руку в карман засаленных спортивных штанов, достал складной нож.

– Ты подумала, на кого рот открыла, зараза? – Сосед приблизился, зрачки мутных серых глаз расширились. Таер не отступала.

– Вернись к себе домой.

– Ага, как же. – С щелчком лезвие выскочило из рукоятки и через мгновение сталь рассекла воздух возле щеки девушки. Тут Аля поняла, что жить она всё-таки хочет. Она увернулась, страх липкими щупальцами сжал сердце. Спасение пришло внезапно. Парень, проходивший мимо, бросил пакеты с продуктами на асфальт и бросился на помощь Таер. Он обрушился всем телом на мужчину, выбив нож у него из рук. Александра отбросила его босой ногой подальше. До этого момента она даже не ощущала холода. Стоя на улице, в одной рубашке, в мокрых джинсах и без обуви при температуре воздуха всего плюс три, она быстро продрогла и её затрясло.

– Отпусти, брат, что ты из-за девки лезешь! Кто она тебе? – Молодой человек ловко заломил руки алкоголику за спину и бросил Але, – чего замерла? Звони ментам! – Таер, поборов оцепенение, ринулась обратно в дом.

Полиция приехала на вызов быстро, соседа, орущего во всю глотку, исторгающую нецензурную брань, запихнули не без усилий в машину и увезли в отделение. Александре предстояло явиться к следователю для дачи показаний. Её спасителю, впрочем, тоже. Женщина умоляла не забирать мужа, говорила она с трудом, задыхаясь. От скорой отказалась.

– Ты как? – спросил Александру её спаситель, когда они остались на улице одни. Аля пожала плечами.

– Плохо. Уже давно, – впервые она ответила на этот вопрос честно.

– Да, Саш. Конечно, хорошего тут мало. Но ты жива, это главное. – Таер с удивлением, поглядела на парня. Он не был ей знаком. Бритый наголо, худощавый, высокий. Светлые глаза, россыпь веснушек, тонкие губы. Из-за худобы, скулы казались острыми.

– Это, я Серёга Майоров. Мы с тобой в десятом классе учились вместе. – В голове у Али всплыл несколько другой образ одноклассника. – Я из армии только недавно вернулся, – смущённо добавил Сергей, потирая лысую голову.

– О, я тебя не узнала. Ты так похудел. – Таер улыбнулась. И её улыбка была невесёлой. – Зайдёшь? Я только один звонок сделаю. – В приезде тёти, Александра больше не нуждалась. Майоров кивнул.

– Конечно, заодно расскажешь, что у тебя случилась, кроме нападения. – Аля с Сергеем прошли во двор и Кипер, радостно завилял хвостом, заметив гостя.

Глава 4. Цвет мая

Москва, 2020 год

Неожиданная встреча двух бывших возлюбленных не укрылась от больших глаз Майи, невольно наполнившихся слезами. Сморгнув влагу, Степнова решила вернуться в офис и подождать, когда Майоров с «Алечкой» удалятся и девушка сможет спокойно поехать домой.

Застёгнутое наглухо тёмно-серое пальто оттеняло аспидные глаза Майи. Степнова не предполагала возвращение на рабочее место, и в верхней одежде ей становилось жарко. Волосы из-за сыпавшего на улице снега были предусмотрительно собраны в хост, открывая худое лицо.

– О, недоработала? Или решила, что нет смысла ехать домой, всё равно завтра опять на работу? – Нацепивший на голову нелепую шапку Зимушкин, заметил вернувшуюся секретаршу и глупо улыбался. Степнова устало вздохнула. Ввязываться в бессмысленную беседу с Митей себе дороже. Молча пройдя мимо нахала на кухню, на которой к счастью для Майи никого не было, она в темноте, не включив свет, опустилась на пластиковый стул. Несколько секунд её расфокусированный взгляд был устремлён вдаль. В голове роем кружили безрадостные мысли: «Почему я всё ещё работаю здесь? На что я надеюсь… Просто бездумно трачу время на то, что я не люблю всем сердцем, а кому бы это чёртово сердце отдала, не раздумывая, даже и не смотрит в мою сторону». Покружив, мысли улеглись, уступив место вспышкам горьких воспоминаний.

Казань, 2014 год

Седьмого мая, ровно двадцать три года назад на рассвете в семье Степновых появилась чудесная девочка – Майя Родионовна. Правда, внезапная эклампсия[5 - Необъяснимые генерализованные судороги, развивающиеся у больных с преэклампсией. Преэклампсия встречается у 3–7% беременных женщин.] отняла жизнь у матери, Марии Андреевны, и эта трагедия повергла Родиона в невообразимое горе. Молодому двадцатилетнему отцу на заре девяностых, пришлось стать для появившейся на свет дочки и папой, и мамой. Бабушка Майи имела за плечами долгие годы службы балету и не сумев взрастить в собственной дочери любовь к танцам, она вплотную взялась за внучку, не доверяя воспитание девочки «непутёвому» зятю. Когда Майе исполнилось пять, бывшая балерина, всю жизнь выступавшая в составе кордебалета Казанской оперы[6 - Татарский театр оперы и балета имени Мусы Джалиля.], цепкой рукой, украшенной перстнями с крупными камнями, отвела девочку в детскую балетную школу. С генами маленькой танцовщице повезло – фигурой она пошла в мать, невысокая для своего возраста, тоненькая, грациозная. Круглое детское личико с большими озёрами глаз и милой ямочкой на подбородке можно было назвать красивым. Как и все маленькие дети Майя любила сладкое, особенно шоколадные конфеты, которые отец покупал для дочурки. Уж на чём, а на дочери Родион Степнов не экономил никогда. Правда, стоило пальчикам Майи потянуться к заветной сладости, как губы бабушки, Аделаиды Эдуардовны, превращались в ниточки, а морщинистые руки уже убирали вазочку с «Мишкой на Севере» подальше на верхнюю полку.

– Майя, – строго глядела в такие моменты на внучку бабушка, – от конфет попа большая будет, ни один мальчик не захочет с тобой танцевать. – Маленькая Степнова растерянно хлопала длинными ресницами не понимая, как из-за большой попы можно отказать кому-то в танце.

Детство девочки прошло в усиленных тренировках за балетным станком, на ступни с каждым годом было всё больнее смотреть. Аделаиде Эдуардовне на этот раз повезло – Майю поглотил балет. Её страсть к танцам приравнивалась тяге к шоколадным конфетам, чьи фантики прятались по уголкам небольшой квартиры.

– Смотри, Майя, как легко ей даётся фуэте[7 - В спектаклях классического наследия фуэте обычно исполняется балериной на пальцах (пуантах) в коде Pas de deux – па-де-де? или па-де-дё (фр. pas de deux [pa d? d?], досл. «шаг обоих») – (Википедия).], столь быстро, точно, с улыбкой и так непринуждённо… – В серо-голубых глазах бабушки Степновой заблестели слёзы. Аделаида Эдуардовна взяла внучку с собой в Санкт-Петербург, на выступление примы Мариинского театра, имени которой девочка не запомнила. Майе только исполнилось двенадцать, она уже перешла в хореографическое училище. Юной Степновой тогда показалось, что балерина, словно плетущая паутину своими стремительными поворотами, вызвала у бабушки не ностальгические слёзы восторга, а зависть несбывшихся надежд. Майя с Аделаидой Эдуардовной наблюдали за вторым актом «Лебединого озера» с первого ряда балкона. Девочка сложила руки на голубом бархате ограждения и упёршись в него подбородком, представляла себя порхающей на подмостках театра в свете прожекторов. Как невесомо бы она балансировала на пуантах, и сколь заворожённо наблюдали бы за ней зрители. Замечтавшись, Майя встрепенулась от зловеще громких звуков тромбонов.

После спектакля, внучка держась за крепкую ладонь бабушки, пританцовывала, изредка становясь на кончики пальцев, всего на долю секунды. В тот прекрасный, тёплый майский вечер, предвещавший скорое закрытие балетного сезона, девочка была уверена – она будет выступать в Мариинке, да что там, её непременно ждут софиты Большого. Впрочем, Аделаида Эдуардовна разделяла мечты Майи. В училище фамилия Степновой часто звучала из уст преподавателей примером для остальных учениц. И если с хореографами отношения складывались успешно, то с одногрупницами не очень. Битое стекло в пуантах, натёртые маслом подошвы, изрезанные костюмы для учебных постановок… Майя чудом избегала травм, чувствуя где поджидает опасность, подобно встревоженному животному. Выпустившись из училища, Степнова уехала на год в Питер, где стажировалась в Академии Русского балета. Тот год был полон грёз, надежд и он разительно отличался от выстраданных лет в училище. Для свиданий Майя времени находить не желала, неугодные кавалеры были отвергнуты, но цель девушки оправдалась – её взяли в труппу Мариинского театра, правда, только в кордебалет. Уже через несколько месяцев, упорную Степнову перевели в корифеи[8 - Ведущие артисты кордебалета]. Пройдёт ещё полгода, и она станет второй солисткой, а после того, как первая попадёт в автокатастрофу, займёт и её место. Для Майи любая травма означала смерть. Неминуемую, необратимую и жизни после неё Степнова не видела. Каким же сильным было её удивление, когда, казалось бы, «погибшая» для театра солистка вернулась в труппу. Майя снова была второй.

Хлебнув обиды от такой несправедливости, Степнова уныло брела домой в сгустившихся сумерках туманной Театральной площади. В ушах звучало адажио из балета «Жизель» и пересекая дорогу, девушка по сторонам не оглядывалась. Визг тормозов последовал за ослепляющим светом фар. Удар, резкая боль. Перед наступающим мраком, в угасающем сознании Майи мелькнуло лицо первой солистки, и потомственная балерина невольно улыбнулась жестокой иронии жизни.

Глава 5. Зима в сердце

Москва, 2020 год

Зимушкин, проводив тоскливым взглядом проскользнувшую на офисную кухню Майю, состроил погасшему монитору кислую физиономию. Стараясь казаться для всех беззаботным весельчаком, его душевные метания не уступали по своей силе терзаниям Степновой. Митя прекрасно понимал, что будущего у Майи и Сергея нет никакого, надеяться девушке не на что. Но надежда, как говорится, умирает последней. Зимушкин постоял некоторое время в раздумьях, принимая для себя важное решение. Упорство победило рассудок и, стянув со вспотевшей головы меховую шапку, Митя последовал за Степновой.

В кухне было темно, только свет ярких огней соседних зданий просачивался сквозь панорамные окна башни. Зимушкин обнаружил девушку сидящей в одиночестве, в верхней одежде и пребывающей словно в кататонии[9 - Кататоническое помешательство, психопатологический синдром с преобладанием нарушений произвольных движений в виде ступора или хаотического возбуждения, которые могут чередоваться (Большая российская энциклопедия)]. Митя негромко кашлянул, обозначая своё присутствие. Майя не шелохнулась. Осторожно, стараясь не спугнуть, Зимушкин подошёл к коллеге и уселся за стол Степновой, оказавшись напротив неё. Теперь она была вынуждена посмотреть на него.

– Чего тебе? – грубость Майи не смутила Митю. Заплаканное лицо Степновой от любопытных глаз Зимушкина надёжно укрывала тень, и Митя не заметил подсыхающих дорожек слёз на впалых щеках.

– Почему ты вернулась? – без обиняков ударил своей прямотой Зимушкин. В царившем сумраке Митя не мог разглядеть, как расширились в страхе зрачки бывшей балерины. Майя наивно полагала, что её увлечение Майоровым являлось секретом. Зимушкин, готовый хранить её «тайну», с определением «увлечение» не был согласен, так как считал это чувство весьма приближённым к одержимости. Или похожим на нездоровую привязанность.

– Не твоё дело. – ответила Степнова с несвойственной ей резкостью.

– Пусть так. Из-за Сергея? Он что-то сказал тебе? Обидел? Хочешь, я поговорю с ним? – В своё время Майю подкупили в Зимушкине его бескорыстие, сочувствие, искреннее желание понять и услышать. Вот и сейчас, червячок совести начал подтачивать её сердце, погружая девушку в уже забытое чувство вины. Виноватой Степнова себя чувствовала лишь находясь с Митей наедине. Секретарша взяла со стола салфетку и начала рассеянно сминать её.

– Что ты ему скажешь? – Услышав этот вопрос, Зимушкин повеселел.

– Попрошу не быть козлом. Это же выполнимая просьба, верно? – Майя улыбнулась уголками губ.

– Он не козёл. Просто любит другую. До сих пор. – Её последние слова прозвучали с плохо скрываемым осуждением. Митя не согласился:

– У любви нет срока годности.

Степнова недоверчиво фыркнула:

– Заявил Дмитрий Зимушкин.

Митя в ответ удивлённо вскинул брови:

– Разве я не могу так считать? – сложившаяся ситуация его забавляла.

– Много ты понимаешь в чувствах, покачала головой Степнова. – Салфетка была разорвана в клочья. Зимушкин нетерпеливо накрыл огромными ладонями руки Майи, прерывая разрушительные движения тонких пальцев. Девушка вздрогнула от внезапного прикосновения.

– Тебе ли не знать, – с укором проговорил коллега. Он отпустил руки Степновой и откинулся на стуле, – а знаешь, что поможет отвлечься от сердечных мук? – Митя хитро прищурился, но вряд ли Майя это заметила.

– Ну? – секретарша поторопила затянувшего паузу Зимушкина.

– Вечер свиданий в День всех влюблённых! – победно хлопнул по столу Митя. Степнова страдальчески простонала, словно у неё разболелся зуб.

– Ты не выносим, просто невозможен. – Несостоявшаяся звезда балета поднялась с места и направилась к выходу.

– Погоди, я тебя провожу. – Зимушкин поспешил за девушкой.

– Господи, зачем? – В этот момент Майе было уже всё равно, что делает в коридоре Сергей и его бывшая пассия. Пусть он хоть ей предложение руки и сердца делает. Лишь бы уйти побыстрее из проклятого офиса.

– Я просто хочу убедиться, что ты опять не вернёшься на работу, а то спать не смогу, буду мучиться всю ночь, размышляя о том, какой я плохой работник. – Митя улыбнулся во все тридцать два и быстро схватив со стола дурацкую шапку, успел настигнуть в дверях удаляющуюся фигуру Степновой.

Благо, в коридоре никого не обнаружилось. Правда, из соседнего, пустовавшего ещё утром помещения доносился шум, но выходящая из офиса парочка не обратила на это никакого внимания. В лифте сияющий как самовар Зимушкин и нахмуренная Майя ехали одни. Выйдя из стеклянных дверей «золотой башни», Степнова буркнула коллеге: