– Сироты?
– Конечно, особенно мы с Пиратом. У него отец директор школы.
Постепенно я приноровился к работе пионервожатого. Самое большое неудобство заключалось в том, что из тридцати воспитанников двадцать были голенастыми девицами с уже сформировавшимися взглядами на жизнь.
– Сразу после школы я выйду замуж! – заявила мне Катя.
– Ты в каком классе? – спросил я.
– В девятый перешла.
– А где живёшь?
– В Москве! – подбоченилась Катя.
С москвичками я ещё не сталкивался, но откуда-то знал, что это народ особенный. И знал, что Катя обладает твёрдой валютой в виде тяжёлых ядрышек груди. В торговой сделке, которая уже не за горами, она не продешевит.
– В институт, значит, не пойдёшь? – по инерции продолжил я расспрашивать Катю.
– Может, и пойду, – пожала она плечами, – но не это главное.
– А что главное?
– Жить в квартире с видом на Кремль.
Я понял, что далеко отстал от девчушки, которая намного младше меня.
– Будете плохо себя вести – утопим, – предупредила меня вторая Катя, сочинская.
– Что значит – плохо себя вести? – уточнил я.
– Ну… – повела она круглым плечом. – Директрисе на нас стучать.
«Вот кого я видел на турбазе, – сообразил я. – Похоже, университеты здешних девиц – это как раз танцы. И плавают они хорошо».
– Лучше вас, – усмехнулась Катя. – В Минске ведь нет моря?
– Нет, – сказал я.
– Переезжайте сюда – научим, – в упор уставилась на меня чёрными глазищами Катя. – Откуда вы Пирата знаете?
– Оттуда, – сказал я. – Любопытной Варваре нос оторвали.
– У меня маленький носик, не то что у москвички.
«Всё-то они замечают, – подумал я. – Ведьма, не хуже теребежовской Ульяны».
– Мы не ведьмы, мы русалки, – показала мне язык Катька. – Таких вы ещё не видели.
С этим я был полностью согласен. Пионерки из моего отряда сильно отличались от русалок, которых я знал до сих пор. А я их знал.
4
После седьмого класса на Троицу я приехал к родственникам в деревню Липняки. Там у меня были две троюродные сестры, Валя и Люда, и брат Валик.
– Пойдём русалку провожать, – на следующий день после приезда предложили мне сёстры.
– Кого? – удивился я.
– Русалку, сегодня Иван-да-Марья.
У нас в Речице, где я жил с родителями, иван-да-марьей назывались жёлто-синие цветки.
– Первый понедельник после Сёмухи называется Иван-да-Марьей, – объяснила Люда, которая была на два года старше меня. – В этот день провожают в лес русалку.
– Зачем?
– Чтоб не вредила. Они до смерти защекотать могут.
Мы собрались возле хаты, сразу за которой начинался лес. Больше всего было девушек и молодых женщин, ребята вроде меня куда-то исчезли.
– Где Валик? – спросил я Люду.
– Скоро придёт, – отмахнулась она. – Ну, кого назначим русалкой?
– Тебя! – хором закричали подруги.
– Не хочу! – стала отбиваться Люда. – Я уже в прошлом году была…
Но её не слушали, схватили за руки и потащили в лес. Заправляла всем Люба, почти старуха, как я позже узнал, местная знахарка. Она показывала, куда вести русалку, во что её наряжать, сама же и пела: «Сидела русалка на белой берёзе, ой, рано-рано, на белой берёзе…»
Я близко к девушкам не подходил, наблюдал издали. Люду украсили зелёными ветками, на голову надели венок из луговых цветов, который, наверное, сплели загодя, распустили ей волосы. Она, хоть и неохотно, подчинялась, шла туда, куда ей велели, подставляла голову под венок.
– Ведём русалку в деревню! – велела Люба.
Шествие направилось к тому же месту, откуда начиналось. Там все встали в хоровод, в центре которого находилась непривычно тихая Люда, и запели:
Проведу русалку да й осинкой заломлю,
Проведу русалку да й осинкой заломлю,
Проведу русалку в щирый бор,
Сама вернусь в таткин двор…
– Теперь выбирай жениха! – распорядилась Люба.
– Вон стоит, – махнула в мою сторону Люда.
Девчата со смехом бросились ко мне, и только теперь я понял, почему ни одного парня вблизи хоровода не было. Но было поздно. Меня затащили в середину круга, и солнце в небе померкло. Одно дело – смотреть за проводами русалки издали, совсем другое – стоять истуканом в центре живого кольца. Неизвестно откуда появились парни, их в Липняках было не меньше, чем девчат. Я разглядел рыжую физиономию Валика, и мне сильно захотелось по ней врезать. Но вырваться из плотного девичьего окружения не представлялось возможным. Кстати, все мои липняковские родственники были рыжие, особенно Люда.
– Не бойся, – толкнула она меня локтем. – Ночью отпустят.