– Ты тоже с нами? – спросил я матроса-спасателя Николая.
– А кто ж вас спасать будет? – удивился тот.
– Но мы же с палатками в лес отправляемся. Твоё рабочее место – шлюпка.
– Не имеет значения, – махнул тот рукой. – Танька с Валькой тоже идут.
– Поварёшки?
– Ну да, кормить детей. Некоторых грудью.
Николай заржал.
– Я забыл, тебе которая нравится?
– Валька. У неё грудь больше.
Он опять заржал.
На мой взгляд, грудь Таньки была отнюдь не меньше, но я не стал развивать эту тему.
– Я первый раз иду с рюкзаком в лес! – призналась мне московская Катя.
– Лес никогда не видела?! – поразился я.
– Видела на даче в Фирсановке. Но там меня няня за ручку водила.
– Мы тебе дадим самый лёгкий рюкзак, – утешил я её. – Замуж надо выходить налегке.
– Замуж я пойду после школы, – поправила меня Катя. – В нашем лагере нет достойного кандидата, ну, кроме вас.
– Ишь ты!
Я осмотрел девушку с головы до ног. Она была хороша. Тонкая, стройная, с лукавым взглядом серых глаз. Пожалуй, в девках она не засидится. Но что мне до московской жизни, в своей минской разобраться бы. А там не всё было хорошо.
Наташка по-прежнему в упор не видела меня. Староста Светка родила ребёнка. Валера неустанно фотографировал Ленку.
– Ты почему свою Наташку не снимаешь? – спросил я.
– Ленка фотогеничнее, – ответил Валера. – Я с ней не один конкурс выиграю.
– В стиле ню?
– Ленка для портрета, – строго посмотрел на меня Валера. – Для ню у меня другие.
– Кто? – не отставал я.
– Кто надо. Ню только в Прибалтике можно выставлять. Я знаю в Литве несколько классных ребят.
– В Минске, значит, нет подходящих натурщиц?
– Они всюду есть, – махнул рукой Валера. – Ради хорошего снимка любая разденется. Но у нас другая традиция.
– Какая?
– Сельская, – ухмыльнулся Валера. – У меня после Теребежова отличная серия старух получилась.
– Ульяну тоже снимал?
– Ульяна, во-первых, не старуха, а во-вторых, она на тебя глаз положила. О чём вы с ней в хлеву шептались?
– Не в хлеву, – покраснел я. – Сам говорил, что она мольфарка.
– Вот именно, – подмигнул мне Валера. – Но я ухожу из фольклористов. Лингвистика гораздо перспективнее.
– А я?
– А ты оставайся. Диссертацию по каравайному обряду напишешь.
Этот разговор с Валерой состоялся перед моим отъездом в Сочи.
Здесь, в окружении целого табуна длинноногих пионерок, его предательство мне уже не представлялось роковым. Хочет в лингвисты – пусть идёт. В конце концов, не всем докапываться до праязыка. И не всем вязать платья жёнам.
– Куда отправляемся? – спросил я в автобусе Володю, воспитателя второго отряда.
– В самшитовый лес, – ответил тот.
Самшита я никогда не видел. Но мало ли чего я не видел в свои неполные восемнадцать.
Я сел рядом с сочинской Катей.
– Занято, – сказала она.
– Кем? – удивился я.
– Анжеликой.
– Нет здесь никакой Анжелики.
– Она забыла купальник. Сейчас придёт.
– А зачем купальник в лесу?
Катя вздохнула и стала подчёркнуто смотреть в окно.
– Пристроится где-нибудь, – утешил я её. – Зато с тобой целый воспитатель сидит.
– Полвоспитателя.