надежд выкипающий цвет, испаренья,
бурлят что полвека, а вовсе не миг,
что яд источают и донное тленье.
Весь мой капитал – несказанная скорбь
и тягло обид с нескончаемым гноем,
от ноши какого одышка и горб,
под весом какого я рушусь и вою.
И вся очарованность никнет ко дну,
копя угасание, тухлость и сажу.
Богатство камней, чьё значение – нуль,
какие не выставить уж продажу.
Я вновь пополняюсь – что зря, ни к чему.
И хлама полно за подкожьем и в хате.
И нет принимателей, с тягой к нему -
все сами до горла, макушки богаты…
Аристократ
Чернявый пёс в "носках" белейших
красив в октябрьских лучах!
Он самый добрый средь добрейших,
с глубокой мудростью в очах!
С почётным, думающим взором.
Хранит он честь и ум, и такт.
Герой во фраке чистом, чёрном.
Собачий франт, аристократ.
Лежит дворняга тихо, верно
у ног, убравших старый двор.
Рад этим дворникам безмерно,
поняв как будто разговор.
Чего-то ждёт, всем-всем любуясь,
предчуя самый лучший день,
под солнцем нежится, чуть щурясь,
смотря на ход людей и пень,
блестяшки фантиков, стекляшек,
на тень свою, и узнаёт,
на листья, парк, совки, букашек…
Миролюбиво так живёт,
и без обид на люд и своры,
что бесхозяйный, драный чуть.
Но вижу, что тоска засором
вздымает вновь собачью грудь…
Просвириной Маше
Цветик
Осенняя ширь безучастна.
Бессилен пред новью народ.
И смерть так бесчувственна, властна.
Природная гибель грядёт…
Повсюду запахло чуть кисло
от грусти окружной, гнилья.
Повсюду остылости мыслей,
асфальтов и стен, и бытья.