отринув мир прачек и шлюх.
К ней чувства чистейше-святые
по жизни нелёгкой пронёс,
жил дни бессемейно-простые
в мечте о Господице роз!
Тогда была в смоли, багрянце,
с загибами кончиков влас.
Лишь только единственно (в танце)
он мельком узрел её фас.
Он чем-то неясным согрелся
(беспечностью, глупостью грёз)
иль скромным пожаром зарделся
в давнишний февральский мороз;
и так вот побрёл с малолетства,
неся безраздельность в груди,
до дряхлости и декадентства,
поэзии множа труды…
Он пел и писал слёзно, мило,
скучал в окружениях лиц.
Лишь только она не любила.
Пажи не для сутей цариц.
Котовой Анне
Берестяная закладка
С неё сняв девственность, сургуч,
раздвинув новь страничек гладких,
вдруг ощутил, что я могуч,
и всунул в вещь свою закладку.
Пахнул печатью мудрый миг,
священный, горький, но приятный,
что ввек бывает лишь у книг,
у мрачных, блёклых и нарядных.
И по листкам крадусь я вглубь,
вкушая буквы тайн сюжета.
Мне здесь открылся правдоруб,
рай, откровения поэта…
Потёк, побрёл по тропам слов
чрез норы точек, что родные,
и меж столбов, округлых скоб,
промеж щелей, что запятые.
И не желая знать антракт,
акт продолжаю, чтенья фазу…
Но как бы ни был странный факт -
она во мне зачнёт вдруг разум…
Просвириной Маше
Мысли осенней листвы
Бураны событий стегают, как плети,
срывая от веток – как с ними не жил.
Как ветер листву, заметают нас смерти,
разносят по ямам, обрывам могил.
Трамбуют нас ливни златистой гурьбою,