Стихийник: Сердце бури

Небольшой городок Альнос на берегу Пенного моря заполнили пестрые толпы людей, наряженных в яркие цветные одежды. Люди смеялись над звериными масками, прячущими не всегда трезвые лица, и упивались мелодиями свирелей и лютней. Ветер, дующий с моря, вместо запаха соли и тины, приносил ароматы выпечки, сластей и мяса, заставляя рты горожан наполняться слюной. Но через минуту, будто насмехаясь, менял направление и забивал ноздри удушливым дымом от высокого костра, на котором недавно сожгли соломенное чучело.

Райнхард оставил коня у придорожной закусочной и, надев маску Хаерзы, не самой приятной твари, которую кто-то выдумал в пьяном угаре, зашел в паб.

– Эй, милейший, посторонись! – хохотнула розовощекая девица, порхающая по пабу, словно мотылек, и держащая перед собой огромный поднос с пивными кружками. Через секунду она появилась вновь и указала альху на единственное свободное место у дальней стены. – Прошу, господин, присаживайтесь. Чего изволите?

– Воды, – глухо произнес альх из-под маски и, недолго подумав, добавил: – И чёрствого хлеба.

– И все? – неподдельно удивилась разносчица, посмотрев на альха, как на ненормального.– В такой-то день?

– В какой? – тут же переспросил он с таким вниманием, что девица, пританцовывая на месте, подалась вперед:

– Вы еще не знаете? – Она смерила незнакомца подозрительным взглядом, но, увидев дорожную пыль, покрывающую черный плащ, многозначительно протянула: – Так это… пару дней назад в наших окрестностях нечисть выловили. А вчера суд был. Вот и празднуем. Завтра на рассвете ее сожгут. Вон, уже и помост справили, и костер соорудили, и примерились на Халне. Солома полыхала до самых небес. А с живой еще лучше будет. Говорят, когда выродка сжигают, пламя разноцветными искрами переливается и дым белый. Знатное будет представление, всем ближайшим поселениям приглашения разослали. Люди идут и идут. А нам только в радость. Вечером – прибыль, а утром – зрелище.

– А почему так скоро?

– А чего тянуть? Нечистые, известное дело, существа хитрые, особенно эта с кротким ликом. На суде с нее даже мешок не снимали и рот заткнули, чтобы чары свои поганые на наместника не навела. Для пущей безопасности эту гадину в его подземелье заперли: говорят, у него стены флюсцой покрыты, чтобы чары сдерживать, и охрана – аж десяток человек.

– Серьезно?

– А то! – подмигнула девица, раскрасневшись еще больше.

– Эй, Зельда, хватит попусту болтать! Клиенты ждут.

– Иду!

Взмахнув полами длинной юбки, Зельда хотела упорхнуть, но мужчина придержал ее за рукав.

– А почему девчонку троготам не отдали? Ваш наместник не боится брать на себя ответственность за ее смерть? Ведь вроде велено во всех королевствах нечестивых в столицы отправлять, на высший суд.

– Так знамо, почему: в Альносе сейчас ни одного трогота не осталось. Всех отправили на границы с Вараком, который захватил Олдрик, отравив собственного отца. А простые служаки до столицы Таврии эту тварь не довезут. Там же целых пятьсот верст будет. Изведет их, коварная, убьет по дороге и съест их сердца.

5

Несмотря на теплый весенний вечер, альха знобило, а рану на ноге нещадно пекло. Но он старался не думать о худшем, списав недомогание на местами прохудившийся плащ, который практически не согревал. И не важно, что на дворе была середина весны и многие уже скинули с себя лишнюю одежду: Райнхард убеждал себя, что виной всему холодный ветер с побережья, рьяно взбивающий волны в белые барашки и продувающий насквозь.

– Хозяин?

Райнхард резко открыл глаза, стер со лба испарину и посмотрел на своего фамильяра, который являл только рыжие прищуренные глаза и силуэт лиса.

– Вы плохо выглядите. Ничего не беспокоит? Всего день прошёл с призыва руны, а вы еле на ногах держитесь.

Альх отмахнулся от Плута и нетерпеливо спросил:

– Ну, что там?

– И лицо зеленовато…

– Плут!

– И глаза покраснели…

– Плу-у-ут! – предупреждающе протянул альх, теряя терпение.

– А ну-ка скажите: а-а-а-а!

– Чертов фамильяр! Запечатаю тебя в камне и выпущу не позднее следующей весны!

– За что? Я всего лишь забочусь о вашем здоровье. Неблагодарный человечишка!

– Знаю, о чем ты заботишься, проныра! Но не надейся, в ближайшее время я подыхать не собираюсь. А следовательно, свободы тебе не видать.

– Не больно-то и хотелось, – обиделся фамильяр, показывая ряд мелких и острых зубов.

– Рассказывай.

– Девчонку заперли в подвале.

– Охрана?

– Две крысы, которых я спугнул, когда пролетал мимо.

– То есть, охраны нет?

– Нет, – отчеканил Плут, вытянувшись по струнке.

– А флюсца?

– Я вас умоляю! Если стены этой халупы чем-то и покрыты, так только крысиным дерьмом!

Информация была исчерпывающая, и альх, наказав Плуту оставаться снаружи, тенью перепрыгнул через невысокий забор дома наместника и побежал к черному входу.

Осмотревшись, Райнхард повел пальцем, и засов, запирающий дубовую дверь изнутри, негромко лязгнул и отъехал в сторону. За дверью оказалась кухня. Здесь догорала хлипкая лучина, освещающая массивный стол, ломившийся от всевозможной снеди, которую по традиции разделят и вынесут толпе после казни. Свет также выхватил плотную фигуру кухарки, что громко похрапывала, растянувшись на широкой скамье возле жаркой печи.

Переступив через полосатого кота, который так же, как и хозяйка, не повел ухом при приближении незнакомца, альх оказался в столовой. Полагаясь на интуицию, что редко подводила его, мужчина направился к левой двери. Но повернуть ручку не успел, так как за ней послышались шаги и голоса. Через мгновение дверь открылась, явив наместника и его племянника собственными персонами. Альх в последнее мгновение успел отступить за пузатый шкаф с хрусталем, и слиться с его тенью.

– Это невозможно!

– Но, дядя, она мне нужна.

– Так чего ты ждешь? Давай топай, до рассвета время еще есть, развлекайся.

– Ты не понимаешь…

– Чего я не понимаю? Что девчонка крепко ухватила тебя за яйца? А может, – старик подался вперед и прищурился в полутьме, – она действительно одна из этих… и навела на тебя любовные чары?

– Нет! – испуганно бросил молодой мужчина.

– И поэтому ты третий день изводишь меня своими глупыми просьбами?! Если не хотел ей беды, зачем распустил слухи? Твоя оплошность – тебе с ней и жить. Все, что я могу, это дать тебе время поразвлечься до рассвета.