Стихийник: Сердце бури

Эйлин согласно кивнула и, плотнее кутаясь в плащ, поспешила за наемником.

Добравшись до кабинета наместника, беглецы услышали, как дом сотрясает топот множества ног и звон металла, в который обычно любят наряжаться неудачники, называющие себя городской стражей. По мнению стихийника, их нужно было прозвать городскими шутами. Ведь то, как они сражались, вызывало у него приступ острого несварения. Бестолковая суета, лязг и бренчание навевали мысли о дешёвом представлении горе-артистов.

Послав Плута к лошадям, Райнхард прикрыл собой Эйлин. И, как только дверь отворилась, отточенным взмахом руки послал чакру вперед, очень надеясь, что среди счастливчиков, чьи головы упадут на пол первыми, не будет поджаренного крысёныша Григора и его дядьки. Ведь им еще предстоит прочувствовать всю прелесть огня, как они того и желали.

Среди двоих влетевших в кабинет и мгновенно потерявших головы Григора и наместника не оказалось, и это знание окрасило угрюмое лицо Райнхарда легкой ухмылкой. Девушка за его спиной вскрикнула, в ужасе прикрывая рот рукой:

– Ты их убил?!

– Нет, всего лишь отправил поспать.

Чакра, измазанная в крови, вернулась к хозяину, проскрежетав о металлические пластины. Глазами, полными ужаса, девушка смотрела на отрубленные головы:

– Но так нельзя…

– Любопытно будет послушать, почему… Но позже.

Альх поднял тяжёлый стул и швырнул его в окно, кроша слюду в осколки. И, прежде чем покинуть поместье, схватил со стены масляную лампу, тускло освещающую кабинет наместника, и с размаху швырнул ее на заваленный пергаментами стол. Стекло треснуло, огонь вырвался наружу. Желтые листочки схватились мгновенно, с радостью разгораясь. Стихийник неуловимым движением пальцев призвал небольшой ветерок, который тут же навел беспорядок, поднял пару горящих листков и послал их к шкафу со свитками, полкам с многочисленными книгами и к тяжёлым портьерам. Потом схватил Эйлин за талию и потащил на улицу.

Несмотря на глубокую ночь, вдалеке на площади люди продолжали пьянствовать и бесчинствовать, ожидая мгновения, когда порождение тьмы поведут на костер.

Таща за собой девушку, альх одним прыжком преодолел невысокий забор, сморщившись от боли, когда наступил на раненую ногу, и помог перелезть через забор полуальвийке.

– Эй, они здесь! – закричал стражник в обшарпанной броне, спешиваясь на ходу и атакуя стихийника. Но металлический диск альха был стремительнее, и, увернувшись от чужого меча, Райнхард резанул пластиной по горлу незадачливого бойца. За ним – еще одного, неуклюже махавшего мечом и вслед за командиром лезущего в атаку.

Эйлин отступала от развернувшегося ужаса, и крови, что лилась по тёмной брусчатке тоненькими струйками. В какой-то миг она развернулась и побежала прочь, но отчаянно заверещала, пойманная двумя солдатами.

– Вот ты и попалась, дрянь! – Тяжёлый кулак ударил девушку по лицу.

Райнхард стремительно обернулся, отбил нападение очередного противника чакрой, что так и осталась в мясистой туше, и, выхватив из-за пояса кинжал, кинул в одного из обидчиков. Острая сталь вошла стражнику между глаз, и тот мгновенно рухнул навзничь. Второго стражника Райнхард убить не успел, так как его свалила с ног туша очередного противника. Альх сомкнул пальцы на бычьей шее, перевалил противника на спину и, оказавшись сверху, послал град мощных ударов, разбивая лицо неприятеля в кровь и ломая ему челюсть.

Освободившись от одного пленителя, Эйлин смахнула с рук незакрепленные путы, что пытались пристроить на ее тонких запястьях, извернулась и кое-как вырвала клинок из головы убитого, и выставила его перед собой – в тот самый момент, когда на нее навалился второй мужчина.

Пробив броню, сталь неглубоко, но вошла в живот. Мужчина взревел от боли, ударил девушку наотмашь, схватил за волосы и с силой потянул на себя:

– Ты за все ответишь, тварь! Тебя порежут на мелкие куски и только после этого сожгут! А для начала я отрублю тебе руки!

На фоне разгорающегося дома он выглядел жутким безумцем.

– Наемник! – отчаянно закричала Эйлин, пятясь и спотыкаясь.

Райнхард стремительно сбил солдата с ног, и одним ударом в висок заставил его тело навсегда обмякнуть.

Вытащив из чужого брюха свой кинжал, Райнхард помог скулящей от боли Эйлин подняться.

– Цела?

– Да, – облизывая пересохшие губы, произнесла девушка, остекленевшим взглядом всматриваясь в усадьбу, которую жадно поглощал огонь, раздуваемый порывистым ветром. Оставшиеся стражи вспомнили о наместнике и его отпрыске, которые, должно быть, остались в доме, и начали суетливую беготню по спасению.

Тем временем из дома с причитаниями уже выбегала прислуга с разного рода ценностями. Кто-то нёс столовое серебро, роняя ложки, кто-то – содранные со стен гобелены, одна толстая женщина несла кота, уткнув чумазое лицо в шерстяной бок.

К дому потянулась толпа с площади. Она быстро заполнила улицу, позволив Райнхарду и Эйлин в ней затеряться. Натянув на головы капюшоны, беглецы ловко избежали встречи с законниками, которые, словно натасканные псы, прочёсывали улицу, и вышли в кривой переулок, где их ждал Плут с двумя лошадьми. А оттуда, минуя охранные посты, помчались прочь из Альноса, где очищающее сожжение скверны все же произошло. Судя по горестным причитаниям и плачу, что летели им в спину, наместник праведного суда не пережил.

2

В условленное место стихийник и его подопечная подъехали к вечеру нового дня. Несмотря на то, что лошади преодолевали путь рысью с переменой на шаг, они ушли достаточно далеко на восток к скалам, что скрывали в себе множество туннелей.

В давние времена эти туннели использовали горняки – милый, добродушный народец ростом с десятилетних детей. Сейчас же это место напоминало могильник: затопленные пещеры, пустошь с мертвой землей и байками про морен, которые плавают по извилистым туннелям, обрушивают своды и утягивают любопытных глупцов на дно. Говорили, что морена – это последнее, что ты увидишь перед тем, как сгинуть в пучине.

– Где мы? – с опаской косясь по сторонам, спросила девушка и поежилась от холода, который, несмотря на жару, проникал из глубин пещеры, возле которой они спешились. Вернее, она спешилась: наемник, имя которого она так и не узнала, за ее спиной грузно рухнул на землю. Если бы не поводья, за которые он держался, он бы упал плашмя.

Конечно, девушку тревожило его состояние и раньше, она видела, что в седле он держится из последних сил, что его отрешённый взгляд направлен в пустоту, а тело вздрагивает от горячки. Большую часть дороги она донимала его уговорами, что стоит сделать привал и осмотреть раны. Но мужчина упрямо тряс головой и только злился на ее болтовню.

Эйлин ничего не оставалось, как смиренно ехать рядом, искоса наблюдая за ним. Она готова была в любой момент оказать помощь. Ведь, несмотря на то, что он оставался ей неприятен, чувство благодарности наполняло ее душу. Эйлин не знала, сколько отец пожаловал ему за спасение, но она отдала бы больше, если бы, конечно, имела.

– Эйлин! – донесся из туннеля вместе с плеском воды такой родной голос, и девушка на миг забыла думать о мужчине. Спрыгнув в воду, которая была ей по щиколотку, она вбежала под каменный свод.

– Отец! – Она крепко обняла седовласого мужчину, не сдерживая слез. – Я думала, они…

– Ну, что ты, милая, они бы не посмели причинить мне вред. Но что они сделали с тобой? Бедная моя девочка! – Мужчина осторожно тронул ее щеку, на которой запеклась кровавая дорожка, и с разрывающимся от боли сердцем осмотрел синяки и ссадины на ее лице, шее и руках. На белой коже они выделялись особенно ярко.

– Тебя нужна помощь. Пойдем…

– Эй, – раздался хриплый голос снаружи, – я выполнил твое желание! Верни руну.

Эйлин встрепенулась и замотала головой:

– Не сейчас, отец. Со мной и правда все хорошо, а вот ему очень плохо.

Она вышла из-под каменного свода и указала на наемника, чье лицо было мертвенно-бледным, глаза покрывала сеточка красных прожилок, а дрожащее тело, наглухо закутанное в черный плащ, не поддавалось контролю. Эйлин старательно отводила глаза, чтобы мужчина не видел, какую жалость она к нему испытывает. Он еще на полпути предупредил: если она не перестанет так пялиться, он свернет ей шею. Конечно, в его состоянии угроза была смехотворна, но лишний раз злить больного девушка не хотела.

Брунс недовольно нахмурился, но все же подошел к стоящему на одном колене альху и попытался его поднять. Райнхард встрепенулся, вырвался и гневно потребовал:

– Руну!

Его отрешенный, поблекший взгляд стал яростным. Даже лошади испуганно заржали и попятились.

– Отдай проклятую руну, или умрешь! – собирая остатки сил, проорал наемник и повел рукой, чтобы призвать стихию и вытрясти из старика душу, но силы хватило лишь на слабый ветерок, не мощнее его дыхания. Рука альха опустилась, глаза закатились, и он грузно осел на землю.

День и ночь сменили друг друга уже три раза, а мужчина не подавал признаков исцеления. После того, как он обессиленно рухнул, Эйлин с отцом не без труда затащили его в пещеры, в которых оказалось обустроено уютное логово с необходимым скарбом для жизни. Хотя логовом это место называть было бы неправильно. Пройдя всего десяток метров по одному из туннелей, путники попали в настоящий дом, искусно вырубленный в горной породе. Здесь, как ни странно, была и лестница и резная терраса, правда, со временем заросшая каменными образованиями причудливых форм, а внутри – небольшие комнатки, из которых жилых было две. У этого дома не было крыши, ее заменял каменный свод пещеры с большой дырой посередине, из которой в дневное время лился солнечный свет, а в ночное – виднелось небо, усыпанное звездами.

Как объяснил отец, на это временное прибежище указал альх. Откуда он про него знал, можно было только догадываться. Но благодаря наемнику, который лежал в горячке, Эйлин и отшельник Брунс могли не волноваться, что их найдут, и спокойно пересидеть некоторое время здесь. Да и бежать дальше им пока не хотелось, по крайней мере, до тех пор, пока незнакомец не излечится… ну, или не отдаст душу бездне.

Хотя об этом Эйлин думать не хотелось. Она упрямо день за днем обтирала его тело отварами из трав, которые собирала неподалеку – разумеется, убедившись, что поблизости никого нет. Поила жаропонижающими настоями, которые должны были очистить его кровь. Осмотр показал, что его состояние усугубила рана, напоминающая гадкого паука, раскинувшего лапки поверх воспаленного места и разрастающегося все дальше и дальше.

Еще несколько беспокойных дней прошли в заботах о больном, который метался в горячке, бормоча бессмыслицу, иногда порываясь встать и куда-то умчаться, не воспринимая действительность. Иногда приходило затишье: мужчина проваливался в глубокий сон и напоминал мертвяка. Только слабые удары сердца говорили, что он еще жив.

Эйлин приходила в голову идея позвать того болтливого духа, которого стихийник запечатал в камне, как только они покинули город. И попросить у него помощи, а возможно, спросить, что она делает не так. Ведь и травы и напевы альвов, что она без устали нашептывала мужчине, не излечивали и не возвращали ему жизнь. Но, когда она сняла прозрачный камень с шеи мужчины и подпитала его кровью, ничего не произошло. Камень, как и его жилец, оставались глухи к молитвам девушки, убивая последнюю надежду.