Весна

Потом она рассмеялась.

Что такое хештег? – спросил он ее.

Вот уже пару десятков лет ей около одиннадцати. Он знает, что патриархально, неправильно с его стороны не позволять ей, по крайней мере, до сих пор, вступать во взрослую жизнь. (Он считает, что он, вероятно, не единственный, далеко не единственный отец, который к этому склонен и поступил бы так, если бы мог.)

Хештег – совсем не то же, что хашбраун, – сказала воображаемая дочь. – Не пытайся его съесть. Ну, или выкурить.

Ради своей реальной дочери, где бы на свете она ни находилась, если предположить, что она еще на этом свете, он залез в интернет выяснить, что же это на самом деле означает.

Давно было пора, – подумал он затем.

После этого он две недели не спал, одну ночь за другой не смыкал глаз до четырех утра, терзаясь из-за тех случаев, когда считал, что нормально вести себя, как ему хочется, с женщинами, с которыми он тогда был. Он перелапал множество ног. Воспользовался множеством случаев. Ему сплошь да рядом везло. Никто не жаловался.

Во всяком случае, ему.

Через две недели он снова начал спать. Слишком устал не спать.

Знаешь, порой я вел себя немного по-скотски, – мысленно сказал он своей воображаемой дочери.

На меньшее я и не рассчитывала, – сказала воображаемая дочь.

Знаешь, порой я вел себя немного по-скотски, – мысленно сказал он своей настоящей дочери.

Молчание.

Прошлый март. За пять месяцев до ее смерти. Он плывет по многомильному тротуару, покрытому снежной жижей, от своего к ее дому. Звонит в дверь. Его впускает один из близнецов. Пэдди – в глубине дома. Она слышит его в прихожей и выкрикивает:

Это мой ненаглядный король искусств?

Она такая худая, что кажется, будто у нее сломается рука, если она поднимет кружку чая. Но ее дух веет на него во всю штормовую силу, когда он входит: и волосы у него длинноваты, и откуда у него пятна на рубашке – чем ты вообще занимался, маньяка пожирал? Взгляни на свои штаны – у тебя что, ботинок нет? Взгляни на свою несчастную прелестную грудь колесом в ужасной заляпанной рубашке, Дик, кем ты себя возомнил – чертовым Периклом Тирским?

Периклом Задрочирским, – говорит он. – Шесть миль сквозь пургу, чтобы побеседовать с тобой об эффективном управлении.

Это ты-то задрочирский, самовлюбленный жулик? Это я тут умирающая женщина, – говорит она. – Да сними эти туфли, насквозь ведь промокли.

Ты никогда не умрешь, Пэдди, – говорит он.

Да нет, умру, – говорит она.

Да нет, не умрешь, – говорит он.

Повзрослей, – говорит она, – это не детское представление, мы все умрем, это просто современные нездоровые бредни, что мы не умрем, не ведись на них, и сейчас как раз мой черед сесть в лодку с дыркой в днище, а не твой, так что отвали.

Мы все в одной и той же лодке, Пэд, – говорит Ричард.

Перестань воровать у меня трагедию, – говорит она. – Поставь туфли сверху на радиатор. Сними носки и повесь на радиатор. Дермот, принеси полотенце и поставь чайник на плиту.

Корабль либерального мира, – говорит он. – А мы-то думали, что будем вечно уплывать на этом корабле вдвоем в закат.

Все изменилось, причем кардинально, – говорит она. – Как там очертания корабля нового мирового порядка – вырисовываются?

Он смеется.

Очертания корабля в компьютерной игре, – говорит он. – Запрограммированном на то, чтобы подорваться на торпеде.

Людская изобретательность, – говорит она. – Нужно ей поаплодировать, раз уж она находит такие интересные новые способы наслаждения уничтожением вещей. Как у тебя дела, не считая конца либерально-капиталистической демократии? В смысле, рада тебя видеть, но чего тебе от меня надо?

Он рассказывает ей свои новости: как он недавно узнал, что приставлен подручным к Мартину Терпу.

Терп? О господи, – говорит она.

Знаю, – говорит Ричард.

Бог в помощь, а эта помощь тебе пригодится, – говорит она. – Подручным в чем? Чем заниматься-то?

Он рассказывает ей о романе про двух писателей, которые по случайному стечению обстоятельств живут в одном и том же швейцарском городишке и вокруг него в 1922 году, но так друг с другом и не встречаются.

Кэтрин Мэнсфилд? – спрашивает она. – Серьезно? Ты уверен?

Именно это имя, – говорит он.

Соседка Рильке? – спрашивает она. – И это правда?

На странице с благодарностями в конце книге клянутся, что правда, – говорит он.

Что за роман? – спрашивает она. – Написал-то кто?

Художественная проза, – говорит он. – Второй роман какой-то Неллы или Беллы. Много букв. Почти ничего не происходит.

И они поручили такой проект Терпу? – спрашивает она.

Это бестселлер. Попал во все шорт-листы, – говорит он.

Вот это меня меньше всего колышет, – говорит она. – И что, хороший?

В аннотации издания в обложке говорится об идиллическом мире и покое: подарок из прошлого, вас унесет, посмаковать, прочь от эпохи Брексита, и все такое, – говорит он. – Мне очень понравилось. Два человека ведут тихую писательскую жизнь и порой сталкиваются друг с другом в коридоре отеля. Одна заканчивает труд всей жизни, хоть еще и не знает об этом. Она больна. Спасаясь от ссор с мужем, который живет выше на горе, она останавливается в этом отеле с подругой, с виду такой серой мышкой. Другой писатель, как ты сказала, его фамилия?

Рильке, – подсказывает Пэдди.

Этот уже окончил труд всей жизни в том же году, – говорит Ричард, – и поэтому измучен. В башне, где он живет, идет ремонт, так что он переселяется в этот же отель внизу по дороге, пока ремонт не закончится. Тот заканчивается, писатель возвращается домой и выезжает из отеля, как раз когда она приезжает вместе с подругой, похожей на вьючную лошадь со всеми их чемоданами на спине. Но ему нравится, как там кормят, и поэтому он почти каждый вечер спускается туда на ужин. Это лыжный курорт, а действие происходит летом, так что в отеле, да и в самом городишке малолюдно, и порой оба писателя оказываются недалеко друг от друга в одной и той же столовой. Порой они сталкиваются в садах отеля, и в романе довольно пространно описаны горы у них над головой и они сами внизу под горами, ну и так далее, короче, они просто живут своей жизнью со всеми этими величавыми Альпами на заднем плане.

И что же происходит? – говорит Пэдди.

Я только что пересказал весь сюжет, – говорит он.

Гмм, – говорит Пэдди.

Лето кончается, – говорит он. – Они так и не познакомились. Лошади, шляпки клош и маленькие жилеты, высокая трава, цветы, луга с коровами, коровы с колокольчиками на шеях. Костюмная драма.