Все каны, без исключения, были высокими и крепкими. Но Тарелл с Тетисом ростом и статью выделялись даже в родном племени.
Немудрено, что на них глядели как на богов…
Лицо альфы на фоне алого цветка, распускавшегося у горизонта, казалось высеченным из камня. Угольные глаза под низкими надбровными дугами, высокий лоб, острые скулы, массивный подбородок подчеркивали мужественность. Иссиня–черные волосы накрывали плечи густыми кудрями.
Тет поспешил скрыться от назойливых глаз в своем жилище.
Перед взором все еще стояла картина сегодняшней ловли двуногой дичи…
С момента легализации людоедов брат альфы питался только клонами.
Так хотелось эволюционировать, перенять лучшее от культуры людей, неплохо изученной благодаря выездам в ничейные кварталы по делам племени и для обязательных переговоров с другими расами.
Решение стать частью всемирного государства, добровольно согласиться блюсти законы, далось Совету вождей непросто.
В какой–то момент истребление людьми, верберами, стычки с гентами начали угрожать существованию многих племен канов. Особенно огненных, живших в степях, не способных укрыться в густой лесной чаще и отсидеться там, пока буря не утихнет.
Да и надвигающаяся война между расами не сулила ничего хорошего даже победителю. Лесные короли вовсю применяли свои волшебные фокусы. Демонстрируя силу, в одночасье испарили остров и несколько километров джунглей. Были кусочки суши посреди океана, непроходимые чащобы – и пропали. Куда? Так никто и не узнал.
Люди сбрасывали бомбы на поселения сверхов, превращая их в груду обожженной плоти, обугленных остатков жилищ и мертвую землю. Стае Тета повезло: все это они наблюдали только с экрана телевизора, мелкими обрывочными кадрами позади щебетавшей новости дикторши.
В отместку оборотни нападали на мирные человеческие поселения, рвали на куски всех подряд, ледяные за ночь осушали города.
Настал момент, когда у народов не оставалось выбора – договориться или сгинуть с лица Земли.
Стволовые клетки и клонированные мясо с кровью можно смело назвать спасением.
Людоеды, верберы и нежить еще никогда не видели такого обилия пищи.
Но куда девать охотничьи инстинкты, отточенные веками?
Многие хищные оборотни, часть канов в том числе, навострились загонять животных. Тету для «выгуливания зверя» хватало пробежек по бывшей охотничьей территории людоедов в животном обличье.
Но сопровождение старшего родственника на охоту – древняя традиция канов. Даже когда Тарелл еще не занял место вождя, за пренебрежение вековыми устоями, людоеда медленно рвали на части. Заживо.
Тет самолично закупал клонированное мясо по заказу соплеменников – в любом количестве, любой жирности, любого возраста и пола. Только плати!
Настоящий подарок богов! Хотя жестокие боги канов вряд ли озаботились бы их пропитанием.
Охота на двуногую дичь стала для людоедов чем–то вроде развлечения. Запрещенного законом и потому для некоторых особенно желанного. Не все каны могли удержаться от того, чтобы полакомиться свежей, теплой и мягкой человечиной… Настоящей! Загнанной! Пойманной!
Человеческая наука и гентские маги придумали миллионы способов уничтожить останки хрупкого смертного тела. Были бы деньги.
Женщины племени находили «следы охоты на двуногую дичь», растворяли недоеденную добычу в кислотах, к производству которых приложили руку лесные короли. Несколько часов – и плоть разлагается до мельчайших частиц – никакой медэксперт не разберется.
Главное не пересечься на охоте с ледяными и медведями. Полиция сверхов людоедов не пугала. Скорее наоборот. Редкий страж порядка рискнул бы связаться с канами. Их жестокие обычаи нередко приводили чужаков в замешательство. Ледяные с медведями – другое дело.
Беспощадная, кровопролитная война надолго отбила у канов охоту ссориться с вампирами. Сотни великолепных воинов в самом расцвете сил сложили головы из–за территории, пролегавшей между кварталами людоедов и нежити.
Медведи же были естественными врагами канов. Они охотились на зверей и… людоедов. С кланом Таррела воевали трижды. Последний раз – всего лет десять назад.
Первый раз канов разбили. Второй – они почти истребили врагов. В третий – к медведям присоединились ледяные. Такого сокрушительного поражения племя Тарелла не знало многие века!
Тет еще помнил, как все госпитали поселения были заполнены ранеными. Истошные крики, стоны, хрипы и звуки отъезжающих машин, увозящих мертвецов за пределы поселения, не прекращались ни днем, ни ночью… Будили, заставляя съеживаться в своей кровати в крошечный комочек нервов, просыпаться от кошмаров в липком поту.
Черная земля между кварталами канов и медведей впитала столько крови, что, казалось, на ней вырастет алый лес. В боях с медведями многие людоеды стали калеками. Учитывая традиции канов, это хуже смерти.
Тет еле слышно вздохнул, не в силах избавиться от тяжелых мыслей…
Толкнул увесистую дубовую дверь и ввалился в свой дом – не такой огромный и пафосно украшенный статуями, как у Тарелла.
Не обращая внимания на суетившихся в просторной, по–спартански обставленной гостиной домохозяйку и старшую сестру Индиру, заскочил в ванную.
Скорее! Смыть, уничтожить воспоминания о сегодняшней охоте…
Может ледяные струи родниковой воды, хрустальные, свежие, принесут хотя бы толику забвения.
Но забвение – удел слабых духом. А Тет всегда был сильным.
…
Сварливый ветер колыхал густую массу ночного леса, разрезанную ярко–оранжевой лентой шоссе. Свет красно–рыжих фонарей ложился на дорогу кляксами. Мотыльки гулко бились об искусственные солнца, шурша крыльями и падали, глухо ударяясь о землю.
Ночные птицы переговаривались на разные голоса – басисто, визгливо, барабанной дробью.
Оживленное движение на трассе стихло. Редкие авто проносились по ровному асфальту, бередя ночь шепотом колес.
Запахи перемешались в дикий коктейль. Нотка теплого асфальта, мерзкий привкус раскаленного фонарного стекла врывались в терпкие ароматы леса. Приторный – буйно цветущего разнотравья, освежающий – от осоки, терпкий хвойный, пряный – от шишек.
Огромная черная кошка, в сравнении с которой и бенгальский тигр – котенок, готовая к прыжку, замерла, будто статуя. Лишь время от времени мощные задние лапы беззвучно переминались на мягкой траве. Лунные блики серебрили гибкую спину зверя, расчертив от головы до хвоста. Темно–синие глаза, уставившиеся в одну точку, едва заметно поблескивали во мгле.
Тет тысячу раз выходил с Тареллом на охоту и прекрасно знал – чем все закончится.
От предвкушения беды едва дышал. Сердце глухо билось о грудную клетку. Медленно, но с такой силой, что, казалось, еще немного – и ребра с треском вывалятся наружу.
Тарелл молниеносно прыгнул, подобно снаряду, выпущенному из пращи…
Острые как бритвы когти шкрябают по металлу. Свист тормозов отчаянный, ошалелый смешивается с запахом горелой резины и визгом шин по асфальту.
Грохот опрокинутой машины, только что летевшей по шоссе, пугает птиц. Они, суетливо хлопая крыльями и взволнованно гогоча, взмывают с веток в черноту неба.
Машина переворачивается несколько раз, словно игрушечная. Замирает на секунду у края трассы и ухает вниз. Снова переворачивается, замедляется, раскачиваясь для последнего кувырка. Замирает, плюхается, с причавкиванием вдавливая колесами податливую почву. Дверца скрипит, и с мерзким скрежетом отваливается. Проскальзывает в овраг, найдя там последнее пристанище.
В два прыжка каны у цели.
В покореженном авто, больше похожем на груду металлолома, парень и девушка. Кровь размазалась по лицам как неудачный театральный грим, тела замерли в неестественных позах. Повезло? Жертвы мертвы? Не успело облегчение расслабить натянутые до предела мышцы Тета, слышится биение сердец. Ускоряется и ускоряется. Две пары расширившихся зрачков смотрят на людоедов как на исчадия ада. Удивление и боль во взгляде сменяется ужасом. Девушка в шоке, но парень хочет закричать – грудь вздымается от наплыва воздуха.
Тарелл мощными челюстями хватает его за плечо и волоком тащит из машины.