Бабочка на апельсиновой дольке

Марк послушно стал расстегивать рубашку. Когда он небрежным движением скинул ее с себя и отбросил на кушетку, Надя с трудом подавила в себе восторженный возглас, потому что ей пришлось лицезреть совершенный торс человека, которого когда-то она всем сердцем любила.

Надежда приставила холодный фонендоскоп к его груди.

Его сердце билось прямо перед ней, но она ни на секунду не продемонстрировала смятение.

– Шумов нет, – констатировала она. – И кардиограмма очень хорошая.

– Но почему мне так больно? – спросил Марк, глядя ей прямо в глаза.

– Не знаю точно, возможно это совесть, но скорее всего, просто вегетососудистая дистония.

– Это что еще такое? – спросил Марк.

– Это просто возмездие – не нужно было разбивать когда-то чужое сердце.

– Я серьезно, что это значит?

– А ничего такого и не значит, – ответила Надя, уткнувшись в компьютер.

Ей вдруг очень захотелось хоть чуть-чуть помучить человека, который имел наглость бросить ее с разбитым сердцем, а потом явиться через много лет и, как ни в чем ни бывало, потребовать проверить свое. По идее, Наде должно было бы на него плевать. Кто он? Всего лишь пациент, до смерти опасающийся инфаркта. Чужой человек, которого она вычеркнула из своей души давным-давно. По крайней мере, ей так казалось.

– Но все же? – настаивал Марк.

«Зацеловать каждый шрамик на твоём мятежном сердце. Успокоить твою мятущуюся душу. Когда все отвернулись, молча встать рядом и взять за руку. Заглянуть в глаза, найти самый острый осколок, причиняющий боль и мешающий любить, вынуть его и беспощадно раздавить каблуком. Быть с тобой и в горе, и в радости, и даже тогда, когда смерть, по идее, должна разлучить, не разлучаться. Назло ей, провозгласив торжество жизни в любви, которая не перестаёт».

Именно этого ей хотелось больше всего на свете.

Надины пальцы бегали по клавиатуре компьютера. Смятение охватило ее, она вся дрожала. Это было выше ее, сильнее и она не могла с собой справиться. Сердце ее колотилось с такой силой, что ей казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди.

Марк внимательно и встревоженно следил за ней, отмечая каждый ее жест, каждую мимику.

– Надя, скажи мне правду, я так серьезно болен?

Она, наконец, оторвала взгляд от компьютера. Марк как завороженный смотрел в ее огромные синие глаза. Он вдруг понял одну беспощадную для себя вещь: отпустить так легко эту женщину, каждая черточка которой была ему бесконечно родной, отдать ее другому, было огромной ошибкой, настоящим провалом, фиаско, потерей, равной целой человеческой судьбе.

– Нет, Марк, ты абсолютно здоров, – спокойно ответила Надя. – Наверное, просто заработался, такое бывает. Стрессы, мало сна, много алкоголя и…

– Женщин? – усмехнулся Марк. – Ты ведь это имела ввиду?

– А разве это не так? – как можно непринужденней ответила Надя, однако Марк успел заметить, как она прикусила нижнюю губу так сильно, что на ней выступила капелька крови. И Марк еле сдержал себя, чтобы ее не поцеловать.

– Я разведен и не беден, кроме того, не урод. Так почему бы и нет?

Марк наблюдал за ее реакцией, но она оставалась невозмутимой, продолжая печатать что-то в компьютер.

– Разведен? Вот жалость. Однако, Вам, Марк Анатольевич, должно быть известно, что беспорядочные половые связи и чересчур активная сексуальная жизнь вредят здоровью.

Ее пальцы продолжали быстро бегать по клавишам, и Марку захотелось со всей силы сжать ее ладони в своих, чтобы остановить их беспорядочный бег, чтобы она показала ему, наконец, себя настоящую.

– Я давно в разводе, разве тебе это неизвестно?

– Простите, Марк Анатольевич, мне некогда было за Вами следить. Да и не за чем.

– Да прекрати мне «выкать». Звучит по-идиотски, – вспылил Марк.

– Я на работе, не забывай, – примирительно заключила Надя. – После тебя у меня еще один пациент, женщина, и я боюсь, она будет очень недовольна, если я ее заставлю ждать…

– Когда я могу увидеть тебя… в более неформальной обстановке? Мне бы хотелось поговорить, посидеть где-нибудь в кафе, все-таки старые школьные друзья.

Надя проглотила «школьных друзей», не моргнув глазом, хотя ей стало почему-то очень больно.

– А Вы уже и забыли о своем сердце? – парировала она. – А ведь я еще даже не рассказала Вам методов лечения и моих рекомендаций. Вот, держите.

Она протянула ему распечатанный листок с рецептами.

– Сердце нужно беречь. Сейчас с ним все хорошо, но если продолжать относиться к нему наплевательски, рано или поздно начнутся настоящие проблемы. Я выписала гомеопатию и диету, а также необходим нормальный, полноценный сон.

– Мне только тридцать три, – возмутился Марк. – А ты понавыписывала мне столько всего, словно я дряхлый старик.

– Мне отлично известно, сколько Вам лет, у нас дни рождения в одном месяце одного и того же года.

– Надо же, какая поразительная память, – съязвил Марк.

Надя сделала вид, что ей все равно.

– Так, как на счет встречи в кафе? – уже стоя в дверях спросил Марк. – Или строгий супруг будет против?

– Вовсе нет, мы не следим друг за другом, – спокойно ответила Надя.

– Кроме того, – продолжала она, – Мы живем раздельно, он в Москве, а я здесь, в загородном доме, так удобнее добираться на работу.

У Марка вдруг снова до боли сжалось сердце. Но теперь он знал причину этой боли. Ему стало вдруг безумно жаль Надю, оставленную одну в доме дураком мужем. В том, что он дурак, Марк не сомневался. Как можно не хотеть быть рядом с ней, такой красивой и хрупкой? Он тут же вспомнил, как оставил свою юную беременную жену в загородном доме просто потому, что ее не любил. Но разве можно не любить его Надежду?

Ему стало нестерпимо стыдно за то, как он говорил с ней, нагло и развязно. Но лишь на одну минуту, потому что в следующую он вспомнил, что эта красивая тварь, спокойно взирающая на него свысока, когда-то поделила весь его мир на до и после. Овладев собой, Марк небрежно сказал:

– Прекрасно. Значит, созвонимся и сходим куда-нибудь на неделе. Мой телефон, кстати, прежний. Но если ты забыла, вот, – с этими словами он протянул Наде визитку. Она молча взяла, а потом сказала:

– Я редко бываю в Москве. Почти никогда. Очень много работы здесь, в клинике. Если ты не торопишься, мы могли бы выпить чаю у меня на веранде. Сейчас такой аромат сирени стоит, и соловьи удивительно поют.

Она опустила глаза, и Марк узнал прежнюю Надю – трогательную, добрую, ранимую девочку, которую ему хотелось защитить от всего мира. И он ее защищал, и защищал бы до конца дней своих, если бы… Если бы она не бросила его много лет назад.

– Сегодня я очень тороплюсь, – солгал он. Ему было безумно любопытно увидеть реакцию на ее красивом, холодном лице. Но она и бровью не повела, и, улыбнувшись, ответила:

– Что же, как-нибудь в другой раз, когда екнет снова там внутри. Кстати, Марк Анатольевич, непременно следуйте моим рекомендациям. Я серьезно. Была очень рада видеть.

Она протянула ему руку на прощание, но он ее не взял, а сказал, глядя в синеву ее глаз:

– Диктуйте адрес. Завтра пятница, заскочу после работы. Во сколько удобно?