Дорога в ад

– Семнадцать.

И записала в карточку. Потом ей стало интересно, какая погода преобладает в Иркутске:

– У вас там есть лето?

– Ну конечно!

– Наверно, холодное…

– Да нет, такое же, как и везде. Бывает и за тридцать градусов тепла…

Девочка была армянкой, но они почему-то разговаривали на русском языке. Это было странно, потому, что здесь никто не придерживался правил хорошего тона, и армяне между собой разговаривали на армянском языке, не обращая внимания на нас, русскоязычных.

Она была очень приятной, понятно, не наркоманкой. Хоть мы с ней и были одногодки, но я намного была ее старше.

Когда мы ехали обратно, она поведала мне свою печальную историю о том, что она отличница, а из-за гепатита полгода не ходила в школу, и теперь ей придется остаться на второй год.

– У меня в вашем отделении лежат братья.

– Да?

Она назвала их имена, но я, конечно же, их не знала еще. И подумала совсем на других. Сережа, – я слышала, – тоже армян, хоть и прожил всю жизнь в Москве и не знает своего родного языка, и их тоже двое. Он и его брат.

В больнице были строгие правила. При поступлении, у каждого проверяли сумки, что б не было наркотиков или спиртного. В город выпускали редко – редко, а девчонок почти никогда.

Хотя вечером…

Сидел Колесников перед телевизором, а потом ушел куда-то. Вернулся. Марина его унюхала и покачала головой.

Один парень у Коли спросил:

– А она не выдаст?

Тот рассмеялся, мол, нет.

В одиннадцать часов вечера охранник прокричал:

– Отбой!!! – Так, что б все слышали.

И все, нехотя медленно поползли по палатам. Своим, не своим, кто там разберется?

Мы с Алиной несмело ушли к себе.

Но как уснуть? Снотворные, вместе со всеми таблетками, у меня забрали, потому, что нельзя. Ведь на нас испытывали препарат, и врачам нужны были точные данные. Я подписала документ, в котором соглашалась, что никто, никакой ответственности здесь за меня не несет.

Начали крутить руки – ноги, и я вышла из палаты, что б попросить у кого-нибудь анальгин.

Мимо проходил Денис. Я спросила у него. Он ответил:

– Нельзя. А что, ломает?

Я только шире улыбнулась и пошла дальше. Встретила Марину, та пошла к «девочкам», рядом с нашей палатой. У Паши был анальгин. Он со мной поделился, и я его поблагодарила.

Здесь я впервые в жизни увидела настоящего голубого. Да он был еще в палате и не один! Мне смешно, но рядом с ним лежал главный прокурор города Москвы.

Ходил Паша, прижав локти к телу, чуть наклонив голову, как манерная девица. На голове у него была копна кучерявых, белых волос, которые пора бы уже было подстричь. На ногах он носил красные шорты. И говорил он не как мужик. Все это было по-настоящему. Как же его ненавидели пацаны… потом кто-то ему даже запретил входить в столовую, когда там находятся другие люди. Я же смотрела на него с открытым ртом и брезговала. По моему нельзя себя вести парню так, как вел себя он. Девок Паша ненавидел почти всех. По крайней мере, относился к ним с презрением.

Андрей сел на кровать возле Алины. Дима, что утром уходил в город вместе с Денисом, сел возле меня. Ох, и пьяные ж были они, разобрала я потом…

За стеной находилась комната охранников, которые охраняли наш сон. Андрей же с Димой громко ходили по палате туда – сюда. И за это их то и дело выгоняли отсюда. Правда, они, как бумеранги, все – равно возвращались через несколько минут. Я встала с кровати, что б надеть сарафан. Дима стал передо мной и сказал:

– Зачем?

– Затем. – Он дышал мне в лицо, и я поняла, что если сейчас не отойду куда-нибудь, он начнет приставать. Я отошла к окну. Он сел сам на мою постель.

– Иди, садись, – пригласил и меня.

– Не сяду.

Он растерялся:

– Почему? Потому, что здесь сижу я?

– Нет, просто не хочу.

Алинина кровать с грохотом стукнулась о стену, причем ту, за которой были охранники. Мы с Димой оглянулись на Андрея с Алиной, засмеялись, потому, что все – равно охранник уже был на подходе.

Распахнулась дверь:

– А ну пошли вон отсюда!!!

Если б у него была дубинка, он бы, наверно, приложил к делу и ее.

Пока этих двоих не было, зашел еще какой-то парень. Очень высокий парень.

– Девчонки, я зашел пожелать вам спокойной ночи.

И сел на пустую кровать напротив меня. Всего кроватей в палате было четыре.

Я спросила у него, сколько ему лет?

– 19.

Серьезно?

– А выглядишь намного старше.

Он секунду молчал, а потом ответил мне: