Парень из Кривого Рога спросил:
– Что они там, дерутся?
– Пока нет, но скоро начнут.
Вова махнул рукой:
– Он не будет драться. Это я дерусь, а он нет.
Криворожец поднялся с кресла, что бы пойти посмотреть, что там происходит. Дима ревновал меня к нему и просил, что б я с ним не целовалась, объясняя это тем, что у того на губах еле заметный герпес.
Через минуты они все вчетвером вышли из моей палаты. Тоже мне, поле боя, блин…
И тут это дело свернулось, потому, что…
У телефона, с трубкой возле уха стояла только, что прилетевшая девушка. Ей был звонок из дома. Стояла – стояла, а потом так опустилась медленно на пол.
Кто – то крикнул ее по фамилии и добавил по-армянски:
– Передозировка!!!
Девчонку внесли в палату паши. Та была ближе всех. Паша вышел и начал сокрушаться по этому поводу.
Из-за его двери вышел испуганный врач и обратился к холлу:
– Кто-нибудь знает, что надо делать?
Карен и еще один старый армянин быстро оторвались от своих кресел, и пошли делать этой девушке дыхание рот в рот.
По-моему, ей нужно было вколоть в вену раствор воды с солью, но я не знала точной дозировки соли и воды.
Странные какие-то наркоманы здесь сидели. Никто толком не знал, что надо делать. Кто-то сказал, что б надавали ей посчетчин, кто-то просто ждал с открытым ртом, чем это все закончится. Я с героиновой передозировкой встречалась впервые. Я знала, что от передозировки маковой соломкой человек глотает язык. И спасать его надо не так, как здесь, а немного быстрее. Это не приятно и не красиво. Доставать язык и держать его, хоть к табуретке прибивать, пока человек не оклемается. Хорошо, что передозироваться соломкой можно крайне и крайне редко. По крайней мере, на моей памяти, такого не было. А с героиновыми наркоманами это случается на каждом шагу. Они только шутки шутят по этому поводу, и раз от раза вызывают скорую, если посчетчины не помогают.
Когда девушку привели в чувства, ошалевшие, врачи покинули палату, а ее перенесли в манипуляционную, где ей поставили капельницу с физ-расствором. Колесникова Марина осталась сидеть рядом с ней и только хлопать перед ее носом в ладоши, когда она опять собиралась отключиться.
Охранники кричали между собой:
– Она запрятала героин в прокладки! Что мне нужно было делать?
И тут в холле произошла потасовка.
Почему-то криворожец подрался с грузином. Их разняли, но терпению охранников пришел конец:
– Быстро все по палатам!!!
Стало совсем не интересно, когда в столовую пустили по палатам. Сначала те… потом те…
У нас палате появились две сестрички 25-ти и 14-ти лет, москвички, армянки. Так они начали развлекать себя тем, что вываливались из окна и знакомились с прохожими. Через стену их окна выглянул Паша, пораженный тем, что произошло.
К вечеру гнев врачей сменился на милость. И все стало по-старому. Из-за чего же Карен взъелся на того москвича? Я у него спросила.
– Нет, ну подумай. Я стою себе. Стою возле ее палаты. Она подходит и толкает меня! «Отойди»! Какого х…я она меня толкает?! Что, нельзя по нормальному попросить? А она меня, них… я себе, берет и толкает!
Можно подумать, он действительно такой злой, каким хочет казаться. Ничего подобного.
После отбоя, охранники стали вызывать к себе в комнату по очереди новоприбывших ребят и обыскивали с ног до головы. У одного из них нашли чеки с героином и до утра успокоились.
Утром девчонку, что вчера передозировалась и того парня, у которого нашли героин, отправили домой. Что б те понесли наказание. Лечение их откладывалось до следующего раза.
Меня забрала мама. Я ей рассказала, что случилось, а она мне отвечает:
– А я была как раз у Геворкяна, когда он разговаривал по телефону с отцом этой девочки.
Хочу добавить от себя, что эта москвичка была единственной, которая вызывала у меня чувство ревности. Она была богаче, чем я одета, да и наверно красивей. И никакой звездной болезни. Просто улыбнулась мне, когда мы столкнулись с ней в туалете. Но чувствовалось в ней какое-то величие. А, может, мне так показалось.
Мама говорит:
– Геворкян кричит: «Ну, вы что?! А если б она умерла у меня в отделении?! Во всем бы обвинили арменикум, вы понимаете это? Написали бы: «Произошел смертельный случай».
– А еще, мама, помнишь, в газете писали, что одна девушка шантажом вынудила взять Геворкяна ее на лечение? Так вот, лечилась она, лечилась, а потом опять подхватила СПИД. Конечно, Геворкян отказывался принять ее обратно. Так она придумала: «Если вы не примете меня, я за одну ночь заражу половину города Еревана».
До самолета оставалось несколько часов, и мы с мамой просто сидели в креслах и ждали.
Мне стало так себя жалко… Жаль, что я наркоманка, и что я не верю, что когда-нибудь перестану ею быть.
Перед самолетом я снова напилась снотворного, а, когда нас встречал папа, еле разлепила глаза.
Папа меня обрадовал:
– Ты сильно похудела.
Мама ответила за меня:
– Ты б видел, какие они там ходят после капельниц.
– Да, представляешь, пап, а таблетки никакие нельзя пить.
Ни от температуры, ни обезболивающие.
Мы ехали на машине, взятой папой у мужа своей сестры, из Киева домой. Я закурила.
– Ты опять куришь?
– Угу.
Папа вздохнул.
Глава 13