Записки с Белого острова

– Чего ты Егора обижаешь? – спросил Андрей на следующий день на переменке.

– Он успел пожаловаться?

– Ты, Аль, так будешь совсем одна, – сказала Мара. – До скончания времён.

Домой я шла в раздумьях. Таял снег, кое-где уже вылезли муравьи.

Сейчас мне нужно было взять «Московского картофеля» в ларьке у дома, прийти домой, для приличия разогреть обед и с чипсами плюхнуться перед экраном. А что ещё-то?

Тут позвонил Егор.

– Что делаешь?

Что делаю. Тепло мне от этого голоса Окуджавы. Однако не надо обманываться.

– Ма-ам, – сказал Егор куда-то за пределы телефонной трубки, – а сделай-ка мне иишенку!

За пределами трубки что-то ответили.

– Ну ма-ам! Ну я весь день катался! Мопед у меня, – уточнил он уже в трубку, – вот и катался.

– А, – ответила я. – Ну молодец.

* * *

Однажды мы встретились в клубе, там играли наши ногинские друганы.

– Пошли в Клоаку, – сказал Егор, – тут неромантично.

Клоака – это такой тёмный ход по клубным закоулкам, через каждые двадцать метров выемки с досками для сидения. Как по Клоаке ни пройди – то Тыква с Сашком дерутся, то Мара с Андреем целуются, то Витя-панк с Гробом киряют.

– О! – воскликнул Егор и плюхнулся на первую пустую доску.

– Что «о»?

– Как некрасиво получилось, – пояснил Егор, – я сижу, а ты стоишь.

– Находчиво, – ответила я и села рядом.

– Ну что, – спросил Егор, – мутить-то будем?

– Ты прав, – сказала я. – Правда боюсь.

– Чего?!

Я промолчала.

По законам жанра я должна бы в Егора влюбиться, но отказать. Но получается наоборот.

Я в шаге от того, чтобы перебороть страх. Переступить через всё это. И получается борьба ради борьбы.

Потому что в остальном мне Егор попросту не сдался.

– Ты что? – повторил Егор. Похоже, мысли заняли у меня чуть больше времени, чем допустимо в светской беседе.

На соседних досках начали играть в игру, кто громче скажет матное слово.

– Пошли к нашим, – сказала я. Поднялась и ушла.

* * *

Через неделю подошли ко мне Мара с Андреем и говорят:

– Мы тебя с таким парнем познакомим – обалдеешь!

– Уже балдею, – сказала я. – Примерно как Егор?

– Да какой Егор, – Андрей даже сплюнул. – Егор дурак. Правильно ты с ним не замутила. Ещё чего не хватало.

Духота

Спасают только кассеты. Те самые, из пиратского ларька.

Или переписанные.

Спасают меня от одиночества, спасают Седова от меня.

Спасают даже Хурманяна.

* * *

Мара с Андреем решили идти до конца: привели меня на свою сходку. Сходка эта называется «Потёмкин». Почему – я не знаю; видимо, потому, что кочует с одной детской площадки на другую. Там были Гроб, Егор, Никита и куча девок.

– Вот эту нежную хайрастую красавицу, – так представил меня Никите Андрей, – Аля зовут.

Никита улыбнулся. Когда стало смеркаться, он пригладил светлые бакенбарды, взял гитару и начал петь Чайфов.

– Ты, Никит, главное, своих песен не пой, – сказала Мара. – Аль, он мне как-то включил свою запись. А там какое-то адское диско 80-х и Никита: что-то там «твои глаза». «Полняются слезой». Полняются, Аль! Я ржала!..

– Ну ладно тебе, – сказал Андрей. – Не позорь человека перед Алькой.

– А диско 80-х, – сказала я, – очень даже. Я до сих пор иногда слушаю.

Никита поднял брови и отложил гитару.

– Можно, – спросил он, – я тебя вечером провожу?

– Можно, – ответила я. И улыбнулась.