«Нет, дитя мое, – незнакомка ласково улыбнулась, останавливаясь в шаге от девушки. И та поняла, что волосы у той черные, будто вороново крыло, а между коралловых губ виднеются маленькие клыки. – Ты ошиблась. Но я прощаю твою ошибку. Склони колени перед Матерью Сущего, Бенгет Всеблагой. И не бойся, здесь тебе ничего не грозит».
Лирин, подчиняясь приказу, не задумываясь, рухнула на колени.
«Где я?» – она обвела вокруг себя растерянным взглядом.
«В моей обители. В храме роскоши и утех. Скажи, тебе нравится твоя новая жизнь?»
«Моя жизнь?» – девушка недоуменно уставилась на ноги богини, видневшиеся из-под длинного подола. Она просто не решилась поднять взгляд выше.
«Да, твоя жизнь. Еще вчера ты была рабыней, а теперь сама владеешь рабами. И не только рабами. Взгляни!»
Она махнула рукой, и перед Лирин возникло что-то вроде большого овального окна, по периметру которого вилась золотистая дымка. Сквозь это окно девушка увидела величественный дворец из белого мрамора, окруженный каменными стенами и роскошным зеленым садом, полным благоухающих цветов. В саду виднелись фонтаны, чьи прозрачные струи сверкали на солнце, а высокие шпили дворца упирались в самое небо, и на них, трепеща на ветру, развевались разноцветные флаги.
«Смотри. Этот дворец теперь твой, – Бенгет подтолкнула онемевшую девушку ближе к окну. – Видишь флаг на самом высоком шпиле? Это герб императрицы Ауфелерии. А рядом с ним – герб твоего Дома. Высшего Дома Амарры – Маренкеш. Теперь ты наследница самого богатого и второго по знатности рода Амарры. И твое имя теперь Эсмиль ди Маренкеш».
«Нет! – девушка замотала головой, не в силах осознать слова богини. – Это ошибка! Я Лирин, дочь жестянщика из Керанны, собственность нхира Марха».
«Уже нет, – Бенгет уверенно сжала руку Лирин. – Теперь ты ясновельможная госпожа Эсмиль ди Маренкеш, наследница Высшего Дома Амарры. Теперь ты владеешь сотнями рабов, мужчины всего лишь пыль у тебя ногами, а твоего золота просто не счесть. И если хочешь остаться здесь навсегда…»
Она замолчала, вынуждая Лирин повернуться спиной к окну и взглянуть на нее.
«Если хочу остаться здесь навсегда?..» – повторила девушка слова Всеблагой едва слышным голосом.
О, боги, неужели все это правда? Она больше не рабыня? Она сама владеет рабами? И не только ими!
Нет, это не укладывалось в ее голове.
«Да, дитя мое. Если хочешь остаться здесь навсегда, тебе нужно сделать только одно. Выполнить мою небольшую просьбу. Ну, как, ты согласна?»
Девушка растерянно стиснула пальцы. Не каждый день доводится вот так говорить с богами. Не каждый день тебе, простой рабыне, предлагают целый дворец.
Но разве богам отказывают? Их просьбы подобны приказам.
«Что… – она запнулась от волнения. – Что я должна сделать для вас?»
«Сущую мелочь. Сохранить жизнь тому рабу, которого ты сегодня купила. Кажется, его зовут Эйхард?» – и Бенгет, слегка наклонив голову набок, усмехнулась.
Лирин покраснела. Перед глазами возник образ окровавленного мужчины и его темный, ненавидящий взгляд.
«Да… Его зовут Эйхард. Эйхард орн Дриз…»
Он произнес свое имя с такой силой, с такой яростью, словно хотел заклеймить им каждого, кто находился в той комнате. Так же, как они заклеймили его.
«Вот и отлично, – Бенгет с улыбкой похлопала девушку по плечу. – Хочешь остаться здесь – позаботься о том, чтобы он выжил. Если это тебе удастся, я скажу, что делать дальше».
Бенгет замолчала, придирчиво рассматривая свою будущую адептку. Уж на этот раз она точно не ошибется. Эта девчонка ни за что не захочет вернуться назад, в тот грязный трактир, откуда она ее вытащила.
Вот только сейчас она мало похожа на амаррскую аристократку. Ну, ничего. Она быстро это исправит.
«Поднимись, дитя мое, – приказала она. – Выше голову. Запомни, ты не рабыня. Ты – госпожа. И расправь плечи. Думаю, тебе будет к лицу царственная осанка».
Лирин подчинилась.
«И помни, – Бенгет окинула ее пристальным взглядом, в котором полыхнуло кровавое пламя, – если не справишься, и обман раскроется – тебя казнят. Если ослушаешься и подведешь меня, или намеренно выдашь себя – тебя казнят. Причем, я придумаю для тебя самую страшную казнь, которая только существует на свете. Ты все поняла?»
Голос богини понизился до хриплого шепота, и в нем Лирин с ужасом услышала шипение тысячи змей. Перепуганная, она закивала, готовая сейчас согласиться с чем угодно, лишь бы остаться в живых.
«Вот так, молодец. И не бойся, я буду рядом».
Кажется, именно этого ей стоило опасаться больше всего…
– Госпожа? Вам плохо?
Взволнованный мужской голос ворвался в сознание Лирин, возвращая ее в действительность. Назад, в полутемную комнатушку, где до сих пор в воздухе висел удушающий запах свернувшейся крови.
Девушка обнаружила, что стоит, ухватившись рукой за стену. Сглотнув, она взглянула на говорившего. А потом, подчиняясь приказу богини, все еще звучавшему у нее в голове, вздернула подбородок и расправила плечи.
Да, так было, действительно, лучше.
– Нет, со мной все в порядке, – заверила она управителя.
– Тогда, позвольте вас проводить, – и тот, угодливо изогнув спину, распахнул перед ней тяжелую дверь.
Оказавшись в просторном коридоре с арочными сводами, Лирин не смогла удержаться и в восхищении крутила головой. Выложенные мозаикой стены, мраморные колонны, бронзовые статуи обнаженных мужчин – неужели это, действительно, ее новая жизнь? Никогда в жизни ей не приходилось видеть чего-то подобного!
Попадавшиеся на пути женщины радушно кивали, приветствуя ее, мужчины же низко кланялись, а некоторые так и вообще становились на колени, опускали голову в пол и ждали, пока она не пройдет мимо. Лирин испытывала неловкость при виде такого раболепия, но в то же время чувствовала, как в душе поднимается волна удовлетворения.
Да. Столько лет ее безнаказанно унижали. Столько лет она была вещью грубого и неотесанного трактирщика Ридриха Марха. И каждый, кто носил штаны, мог из прихоти обидеть ее. А теперь мужчины всего лишь пыль у нее под ногами – не так ли сказала богиня? И стоит ли подвергать эти слова сомнению, если на каждом шагу незнакомцы падают на колени при виде ее?
Лирин сама не заметила, как стала идти ровнее, гордо неся черноволосую головку. В ее глазах появился довольный блеск. Блеск удовлетворенного самолюбия.
Пусть это сон, пусть он исчезнет, и она снова вернется в свою каморку на чердаке, но сейчас она здесь, и она не рабыня. Она госпожа. Проходящие мимо мужчины опускают глаза и гнут перед ней спину. Ради этого мгновения стоило жить.
Два охранника с лоснящимися мускулистыми телами, едва прикрытыми символическими доспехами, распахнули перед ней высокие резные двери, позволяя ворваться горячему воздуху и тысячам запахов с улиц города. Лирин чуть замешкалась на пороге, чувствуя, как от волнения сбилось дыхание, а потом по инерции двинулась за управителем к странной конструкции на колёсах.
Эта карета, запряженная четверкой гнедых лошадей, больше всего напоминала крытые фургоны, в которых путешествовали по дорогам Ангрейдского королевства – северной родины Лирин. Но если тяжеловесные фургоны были сделаны из грубо отесанных досок и звериных шкур, то этот экипаж отличался легкостью и изяществом. Куполообразная крыша, широкие окна с четырех сторон, филигранная резьба на дверце, а внутри – оббитые бархатом удобные сиденья, и даже небольшой столик между ними.
– Прошу вас, ясновельможная госпожа, – управитель распахнул дверцу, и тут же перед экипажем образовался мальчик-раб. Упав на колени, он подставил свою спину вместо ступеньки.
Девушка в недоумении остановилась. К детям она всегда относилась с особенной теплотой и даже сейчас не смогла переступить через себя и причинить вред этому мальчишке, которому на вид было не больше десяти лет.
Управитель по-своему воспринял ее заминку.
– Не беспокойтесь за вашего невольника, ясновельможная госпожа, – сказал толстяк, – его сейчас же устроят в отсеке для рабов.
И он показал на заднюю стенку экипажа, имевшую раздвижную дверцу, за которой находилась небольшая полость.
Туда, на неудобную узкую лавку, скинули обмякшее мужское тело, руки и ноги закрепили в специальных металлических держателях, напоминающих кандалы, и задвинули дверцу, навесив на нее тяжелый замок. Ключ от замка управитель с поклоном вручил госпоже Эсмиль и заискивающим тоном пожелал приятного пути. Ему уже не терпелось избавиться от нее и в одиночестве подумать о том, как смягчить наказание, которое он сегодня непременно получит.