Мокрый не боится дождя

– Летят утки, летят утки!

И тут вступил второй голос, более мощный:

– И два гуся!

Мужчина повернулся к спутнице.

– Откуда здесь…?

Женщина нетерпеливо приложила палец к губам. Мужчина застыл. А невидимый дуэт с пронзительной тоской продолжал выводить:

– Ох, кого люблю – не дождуся

–  Мил уехал за Воронеж,

– Ох, теперь его не воротишь,

– Ох, как трудно расстаются,

– Ох, глазки смотрят –слёзы льются…

Песня оборвалась также неожиданно, как возникла.

Слушатели обмениваются улыбками. Мужчина обнимает спутницу за плечи, и они продолжают путь, дивясь нежданной-негаданной встрече с родиной, которую оставили много лет назад и о которой в суете эмигрантской жизни вспоминали редко.

ОТЕЛЬ «ПАРАДИЗ»

Помпезное здание лобби светилось, словно аванпост осаждённой крепости. По-стариковски неуклюже выйдя из такси, мужчины потащились к нему, оставляя позади главную улицу города.

– А теперь расскажи, как всё было на самом деле!-потребовал Садовой.

– Она всё время всё забывает, и я…

Владимир Николаевич кивнул, припомнив арабскую присказку: « Спросили мула:«Кто твой отец? –« Конь – мой дядя». -последовал ответ».

А Белозерцев засуетился:

– Костик! Один в номере.

Друзья прибавили шагу.

Белозерцев попал в замочную скважину со второй попытки. Не снимая обуви, двинул в спальню. Садовой последовал его примеру.

Обе кровати – пусты. Одна заправлена.С другой свисает покрывало. На нём- плоская морская раковина. Костя нашёл. Арабы вешали её новорождённым на шею. Как амулет. Так пояснил профессор-арабист.

– Костик!

Садовой предоставляет другу возможность убедиться: внука в спальнях нет. Сам же заглядывает в ванную и в туалет.

– Сынок!– раскатисто проносится по номеру.

В пароксизме отчаяния дед распахивает гардероб. Пусто! Не глядя друг на друга, они бросаются из номера. Входная дверь в нерешительности качается на петлях, когда Садовой поднимает указательный палец, призывая к тишине.

Из соседнего номера доносится:

– Харе Кришна! Харе Кришна!

– Кришна! Кришна! Харе! Харе!

Ни слова не говоря, Садовой стучит в дверь, из-под которой просачивается желтоватый свет. Никто не откликается. Пение продолжается. Тогда он надавливает на входную ручку.

… Они вошли в прихожую. Аромат благовоний накрыл с головой.

Мужчина сидел на полу, поджав под себя ноги. В руках- две закруглённые металлические пластинки, которыми он в упоении ударял друг о друга.

– Харе Кришна! Харе Кришна!

Похоже, он не осознавал, что в его номере- посторонние.

«Барабань об меня, а я на свирели поиграю!»-Такое арабское выражение пришло на ум Садового при виде этой отрешённости.

– Простите, уважаемый!– возвысил он голос.

Инструмент приглушил звук, но не остановил свои возвратно-поступательные движения.

– Мы ищем мальчика!

– Выбритая голова качнулась.Прядь, оставленная сзади и перехваченная зажимом, колыхнулась в такт. Губы остались растянуты – точно невидимыми ниточками. Костиного деда охватило желание – стереть эту улыбку с лица. Почуяв это, профессор сжал его запястье.

– Здесь никого нет,– выдавил из себя хозяин номера.

– Извините за вторжение!– пробормотал Садовой. И поспешил увести друга. Но это было уже без надобности: Пашино возбуждение словно напоролось на исчерпывающий ответ кришнаита. И вся энергия, двигавшая доселе его помыслами, вытекла.

– Харе Кришна! Харе Кришна!- неслось вслед.

Вначале они вернулись в лобби. Носильщик- этакий арабский Галиаф- при их появлении на мгновение оторвался от телевизор. Справедливо рассудив про себя, что малый не способен помочь, они не сговариваясь двинулись к рисэпшену, где один из сотрудников с трудом одолевал зевоту. Садовой долго, как показалось его товарищу, беседовал с обоими портье. Итог оказался неутешителен.

– Мальчик сюда не заходил!

Они прошли к шлагбауму на выходе. Пока шёл бесконечный нудный диалог с субтильным, подросткового вида охранником, Павел Петрович обшаривал взглядом прилегающую улицу.

Несмотря на поздний час, по ней фланировали парочки и целые группы туристов.

«Девушки по-прежнему похожи на райских птиц. Звёзды светят с привычных мест. А моего внука…»-И он впервые за время присутствия в его жизни Костика чувствует пугающую пустоту. Что угодно – старческое безумие, ещё один труп в бассейне, все четыре всадника Апокалипсиса –лучше, чем неизвестность.

Они проделывают обратный путь через лобби. Садовой отмечает: друг держится на остатках адреналина. Вот и лёгкая испарина выступила на лбу.

– Пятнадцать минут второго,– бесцветным голосом оповещает Павел Петрович, словно сообщение может навести на какую-то мысль.