Лукавый Шаолинь

– Та же ситуация. Алексей Вайшнавский, а называют Шадов по марке мотоцикла.

– И тебе это подходит, – вежливо заметила я.

– Неужели ты никогда не каталась на мотоцикле? Что же ты делала в своей жизни?

– Ничего особенного. Просто была умной и красивой, – ответила я с усмешкой, глядя ему прямо в глаза.

– Ты и вправду такая, – прищурился Шадов.

Мне показалось, что он улыбается, но под шлемом этого, конечно, не было видно.

– Покажи мне твое лицо, – попросила я.

– Нет, это все испортит. Лучше поехали, отвезу тебя домой. И не закрывай глаза, Иней! Я поеду медленно.

Шадов не соврал. Он и вправду полз, как черепаха, хотя едва ли это определение применимо к мотоциклу.

Я уже не вцеплялась в него намертво и даже попросила поехать быстрее.

– Не все сразу. А то испугаешься насмерть и больше не захочешь. В следующий раз обязательно прокачу с ветерком.

Он аккуратно довез меня до дома и высадил со словами:

– Звони. Не пожалеешь.

И я позвонила. Не сразу, конечно. Выждала пару дней, потому что мотоциклист мне понравился. В это время Кеша и Гоша как раз уехали в гости к бабушке, и я вздохнула свободно. Они, конечно, никогда меня не контролировали. Просто было неприятно жить с людьми, которые даже кошке уделяют больше внимания. Иногда мне казалось, что если бы я что-нибудь вытворяла – злоупотребляла алкоголем, начала курить, общалась с неподобающими людьми, – наши отношения потеплели. Скучно быть правильной. Но в тот раз у Шадова нашлись какие– то дела. И встречу пришлось перенести на пару дней.

– Завтра вечером поеду кататься на мотоцикле, – заявила я с порога вернувшимся родителям.

Кеша и Гоша смерили меня презрительными взглядами.

– Ты перегрелась на солнце, деточка? – спросил отец.

У Гоши такие же яркие зеленые глаза, как у меня. У Кеши тоже, но с карими крапинками. Они еще чувствуют себя молодыми и стесняются, что имеют восемнадцатилетнюю дочь. Рост Гоши достигает почти двух метров, Кеша всего сто шестьдесят сантиметров, но когда сердится, выглядит не менее внушительной. Я – нечто среднее между ними – сто семьдесят четыре. Но в тот момент почувствовала себя маленькой и удовлетворенно вздохнула.

Наконец-то они заговорили со мной.

– Вместо того, чтобы заниматься глупостями, устроилась бы в газету внештатным корреспондентом, – сказала Кеша. – Жалко, конечно, что получаешь не журналистское образование, но ничего не поделаешь. Детская блажь стать учительницей дорого обходится.

– Ничего, поработает и без профильного образования, – отрезал Гоша. – Все, Иней, пора браться за ум.

Беседа явно уходила не в то направление.

– Собираюсь завтра покататься на мотоцикле, – повторила я.

– Ты всегда была сплошным разочарованием, – вздохнула Кеша.

– Зачем тратить время… – начал Гоша, но вдруг осекся. В его глазах появилось мечтательное выражение. Мой суровый папаша в молодости был бунтарем. Хипповал, исповедовал свободную любовь. Исследовал подземные ходы. Даже успел в Москве пожить. И на одной из неформальных «тусовок» познакомился с Кешей.

Они ночевали в хипповской «коммуне», спали на полу и заплетали длинные волосы друг друга в косы. И мне не отрезали волос с рождения. Ходили на концерты Цоя и скандировали «Перемен требуют наши сердца». Целовались под дождем. Мчались по ночной Москве на мотоцикле. И чего-то искали. Наверное, Шаолинь.

А потом родилась я. И они, что называется, взялись за ум. Пора было – тяжелое время, начались лихие девяностые. Надо было бороться за выживание. И ребенок требовал внимания, заботы и воспитания. Но они всего этого дать не могли, слишком молодыми были. Оканчивали заочно институты, делали карьеру и превращались в приличных людей. Тоже богему, но богему узаконенную и правильную. А я должна быть идеальной по умолчанию.

Но иногда эти солидные люди на минуту (буквально на одну!) становились самими собой. И, казалось, их Шаолинь близок.

– Прости, Иней, – вдруг тихо сказал Гоша. – Хороших тебе покатушек.

А Кеша промолчала и как-то странно взглянула на меня.

Лишь перед сном она зашла ко мне и спросила:

– Ты влюбилась в байкера?

– Еще не знаю.

– Может, не надо? Хотя… Мотоциклисты любить умеют.

– А что ты хочешь? Чтобы я стала встречаться с хорошим мальчиком-филологом?

– Нет, Иней, не хочу, – замотала головой Кеша. – Лучше уж с байкером.

Она положила свою прохладную руку мне на лоб. Наверное, это означало ласку. А я сбросила ее и резко сказала:

– Только не начинай разговор про секс и средства предохранения. Умоляю.

– Не буду. Раньше надо было, – усмехнулась Кеша. – Теперь-то ты сама многому можешь научить своих престарелых мамочку с папочкой.

Я улыбнулась в темноте. Ироничности у моих родителей было не отнять.

И почти сразу провалилась в сон.

4

А потом я стала героиней асфальта. Потому что мы с Шадовым катались четыре часа, прерываясь только на заправку.

Страх ушел. И я балансировала на волнах наслаждения, смешанного с адреналином. Когда байкер гнал под двести километров в час, я обнимала его изо всех сил, вздрагивая от порывов холодного ветра. Прижимаясь к нему бедрами, чувствовала, как к голове приливает кровь. Я покорила асфальт и больше ничего не боялась, потому что за рулем сидел король дороги.

– Что ты чувствуешь? – спросил Шадов.

Мы стояли у моего дома ночью и смотрели на звезды. Его лицо закрывала подшлемник – специальная черная маска, похожая на грабительскую.

– Я чувствую, что живу. Это всегда так… непередаваемо хорошо? Почти как стоять в светлой зоне под тенью серебряной церкви.

– Да. Просто в первый раз удовольствие особенно острое, героиня асфальта.

– Спасибо. Ты показал мне другой мир. Хотя, может, я живу в иной реальности?

– Это каждый выбирает сам.