Морозная река

– Лёля, прости, я тоже всё слышала, – улыбнулась Лёльке оператор Женя, женщина чуть за тридцать, – Про квартиру! Поздравляю, отличная новость. И еще, хотела снова тебя поблагодарить, и маме своей спасибо от меня передай, вы мне очень помогли.

Лёлька и сама была рада, что ей удалось помочь Жениной дочке, которой назначили заграничный витаминный препарат, а добыть его здесь, в Ключевой, было сложно. Поэтому Лёлька и обратилась к своей маме, чтобы та поискала в столице, и Наталья Сергеевна таки нашла! Так Лёлька обрела ещё одного благодарного друга.

– Ну а когда переезд? – интересовалась Женя, – Я слышала, ордера и ключи уже начали выдавать.

– Нам пока ещё не объявляли, но я тоже слышала, что начали давать! Сама жду с нетерпением, мы на новый год к родителям поедем с Володей, хотелось бы до этого перебраться уже в новое жильё.

– А Володя своим тоже уже сообщил про новоселье, я случайно слышала.

– Кому? – удивилась Лёлька такой новости

– Ну, я точно не знаю, – покраснела Женя, – Я всё же не подслушиваю чужие разговоры… просто случайно слышала, когда он переговоры заказывал, еще перед тем, как на Кривую уйти.

– А… ну да, конечно. Я и позабыла про это, – ответила Лёлька.

Для неё было неожиданной новостью то, что её муж вообще с кем-то говорил по телефону… Конечно, было неудобно признаться Жене, что она в полном недоумении по этому вопросу, поэтому Лёлька приняла непринуждённый вид и заговорила про другое. Но когда она вышла на улицу, где морозный вечер только ещё чуть синел, она остановилась в раздумьях.

Что за тайны и секреты? Володя ничего не говорил ей о том, что собирается кому-то звонить, да и кому он мог сообщать семейные новости? Судя по его отношениям с родителями, а главным образом – по их отношению к нему самому, это не могли быть они… Тогда кто же? Хотя… может быть он тайком от Лёли всё же общается как-то с матерью или отцом, но тогда почему скрывает. То, что Володя стыдится своей семьи, Лёлька поняла давно, но чтобы уж так…

Лёлька решила, что спросит об этом мужа, когда тот вернётся. Но… с другой стороны, ей не хотелось подводить Женю. Что, если Володя рассердится на неё, а при его разговорах, когда он то и дело хочет куда-то на кого-то написать разнообразные жалобы… Женю было жаль.

Вздохнув, Лёлька зашагала в сторону дома, но вдруг передумала. Пока мужа нет дома, она вполне может отправиться в гости к бабушке Глаше, напиться чаю с булочками и поболтать обо всём. Уж ей-то, Глафире Трифоновне, Лёлька готова была рассказать свой секрет, который в Ключевой пока что знали всего пара человек.

Дом бабушки Глаши неожиданно не светился окнами, как это обычно бывало, хотя двор был заботливо расчищен и сверкал идеальным порядком. На крылечке, чисто выметенном от налетевшего снега, одиноко горел фонарь, и только Лёлька взялась за ручку калитки, как дверь дома отворилась и в ней показалась худенькая щуплая фигурка Евдокии Трифоновны, сестры бабушки Глаши.

– Тётя Дуся, здравствуйте!

– А, Лёлечка, добрый вечер! – приложив руку ко лбу и закрываясь от света фонаря, Евдокия Трифоновна разглядела гостью у калитки, – А ты к Глаше? Так уехала она, две недели еще не будет, если не дольше.

– А что случилось? С ней всё хорошо? – обеспокоилась Лёлька.

– Да, слава Богу, всё хорошо. Брат у нас заболел, вот и поехала к нему. Далеко живёт, забрался. Старше нас с Глашей, жену схоронил, дети уехали, а он ни в какую не соглашается поближе к нам перебраться. Вот Глаша и поехала, соседка телеграмму дала, дескать, слёг у нас Ваня… Я бы и сама поехала, да у меня забота своя – с внуком помогаю, сноха работает, сын тоже. Я и приезжаю в райцентр, помочь, когда сын уезжает на вахту. Ну вот, теперь и у меня забот прибавилось, за Глашиным хозяйством присматривать, а что поделаешь.

– Жаль, что я её не застала, – посетовала Лёлька, – А вам, тёть Дуся, если помощь нужна, так вы мне скажите, я тоже буду приходить, что нужно тут делать.

– Спасибо, Лёлечка, да ничего, я пока и сама справляюсь, в этот гол Глаша и хозяйства поубавила, куда нам столько.

Попрощавшись с Евдокией Трифоновной, Лёлька медленно пошла в сторону дома. Жаль, что не увиделась она с бабушкой Глашей до её отъезда, а теперь когда придётся встретиться, неизвестно. До этого, несмотря на запрет мужа и все его доводы, Лёлька всё равно нет-нет, да и заглядывала в уютный дом в Почтовом переулке. А вот сама бабушка Глаша словно бы и чувствовала, что муж Лёльки такими визитами недоволен.

– Ты, Лёлечка, обо мне не беспокойся, нечего мужа сердить да ко мне, старухе, мотаться. Я ведь знаю, что про меня на селе болтают. В семье раздор сеять не надо, послушай меня, старую.

Лёлька хоть и уверяла Глафиру Трифоновна, что ничего такого она про неё не слышала, но глаза в сторону отводила, и от проницательной старушки это не могло укрыться.

Сейчас, когда безветренный, приятный морозный вечер так располагал к прогулке, Лёлька вспомнила, как она приходила раз проведать бабушку Глашу, но вот войти к той не решилась….

Тот вечер был не таким приятным, погода вдруг словно взбесилась, неожиданно налетел ветер, потом заморосил то ли дождь, то ли уже снег. Лёлька тогда возвращалась с дежурства и решила по пути заглянуть к бабе Глаше, непогода неожиданно застала её на половине пути. До дома Глафиры Трифоновны оставалось меньше, чем до дома, и Лёлька решила не менять своего намерения, только зашагала скорее.

Она уже подходила к знакомому дому в Почтовом переулке, когда увидела, как в его калитку торопливо зашла какая-то женщина, опередив саму Лёльку всего шагов на двадцать. Лёлька чуть сбавила ход, не зная, как поступить. Силуэт женщины, спешащей во двор бабушки Глаши, был Лёльке незнаком, это точно была не Евдокия Трифоновна, часто гостившая у сестры… Теперь Лёлька и думала, стоит ли идти в гости, не хотелось оказаться нежданной гостьей, мало ли, какие дела были у той женщины, что спешила в дом.

– Ну, чего опять пришла? – услышала Лёлька недовольный голос бабы Глаши, когда та отворила дверь на стук незнакомой женщины и вышла на крыльцо, – Я же сказала, не буду я такое делать, что ты…

Незнакомая женщина что-то негромко говорила, слышно было, как она плачет навзрыд, тут Лёлька точно решила, что разговор у хозяйки дома и её гостьи не предполагает лишних ушей, и повернула назад, пока в осенней непогожей темноте её не заметили.

Теперь же, вспоминая тот вечер, Лёлька жалела, что хотя бы не показалась тогда бабушке Глаше. А то получается, что после того их разговора, она будто послушалась мужа… и решила, что такая дружба ей ни к чему. Нехорошо как-то было на душе у Лёльки, хмурила она брови, вытирая с лица растаявшие снежинки. Ну, что сейчас сожалеть о сделанном, если так уж получилось… Лёлька грустно вздохнула, она уже скучала по бабе Глаше, по их неспешным разговорам, таким умиротворяющим. И Лёльке очень хотелось сообщить Глафире Трифоновне о том, что она в положении, но теперь вот сколько придётся ждать до встречи… Ничего не поделаешь!

Через несколько дней домой неожиданно вернулся Володя, хотя Лёлька ждала его возвращения только через неделю.

– Я спину потянул, – сообщил он жене, бросая в прихожей свой рюкзак, – И пока река не встала, отпросился у Пантелеева домой, с лесничим нашим.

– Спину? – обеспокоилась Лёлька, – Давай, я скажу Екатерине Фёдоровне, примет тебя, это не шутки.

Володя согласно кивнул и болезненно морщась, стал снимать промокшую на реке куртку. Хоть причина возвращения была не радостная, но всё же Лёлька была счастлива, что муж вернулся. В последнее время ей вдруг стало как-то жутковато ночевать в доме одной… То казалось, что кто-то ходит под окнами, то слышались какие-то постукивания и шорохи. Когда она рассказала про это вернувшемуся мужу, тот только рассмеялся, с ним вместе посмеялась и сама Лёлька, оба списали это на изменения в организме из-за беременности.

С возвращением мужа Лёлька снова была окружена заботой. Володе выдали больничный, но он упорно не хотел слушать Лёльку и лежать дома. Приносил ей на дежурство завернутый в полотенце ужин в миске и термос с горячим чаем, и Лёлька от такой заботы млела. Вот и в тот вечер Володя появился в опустевшей к вечеру больнице с сумкой.

– Что за чай? Как будто на травах, вкус интересный. Садись со мной, пока никого нет, – она улыбалась пришедшему мужу, это было её последнее ночное дежурство, с этого дня её будут ставить только в день.

– Заварил то, что у тебя в буфете нашёл, – отмахнулся Володя, – В банке был чай какой-то, я и насыпал, заварил.

– А, ну это, наверное, бабушки Глаши сбор, смородина, мята, травы разные. Спасибо тебе. Не ходил бы ты, холодно на улице, а ты со спиной…

– Ничего, нормально я. А вот тебе с ребёнком нужнее, чтобы ты поела вовремя. Ладно, я домой. Завтра утром в штаб вызывают, так что не приду тебя встречать.

Попрощавшись с мужем, Лёлька села заполнять журналы, в больнице наступила тишина, нарушаемая только тиканьем большого будильника, стоявшего на сестринском посту.

Неожиданно Лёлька почувствовала, как всё внутри неё вспыхнуло болью, она согнулась на стуле, всё поплыло перед глазами, она открыла рот, чтобы крикнуть, но так и не поняла, успела ли издать хоть звук, когда сознание покинуло её.

Глава 15

Когда Лёлька открыла глаза и попыталась разлепить ссохшиеся губы, она не поняла, где вообще находится и что происходит. Перед её мутным взором была незнакомая больничная палата, на кровати у окна сидела женщина в больничном халате и раскачивалась из стороны в сторону, что-то беззвучно шепча.

Лёлька попыталась вспомнить, что же такое с ней произошло, но в памяти всплывали только какие-то обрывки. Обеспокоенные лица, среди которых она вроде бы видела лицо Гладкова, и потом другие, незнакомые… То ли было то наяву, то ли приснилось Лёльке, она не понимала. Повернув голову на бок, она увидела, что к руке её тянется прозрачная трубка от капельницы, страшно стало на душе… страшно, пусто и как-то тоскливо, потому что она начала понимать… но отказывалась верить.

Закрыв глаза, она попыталась облизать пересохшие губы, очень хотелось пить, горло так высохло, что даже позвать кого-то она не могла.

– Ну что, очнулась, красавица наша? – над Лёлькой склонилась незнакомая женщина, лицо её закрывала марлевая повязка, поверх которой сияли добрые, ласковые глаза.

– Дайте попить… пожалуйста… – прохрипела Лёлька, не узнав своего голоса.

– Сейчас доктор придёт, всё будет хорошо, – ответила женщина, проверила капельницу и торопливо ушла.

Пациентка, что сидела на кровати у окна, вдруг зарыдала, уткнувшись в подушку и тихонько подвывая. Лёлька беспокойно подняла голову, в ней заговорил медицинский работник – нужно как-то помочь, утешить, но от слабости она не могла даже двинуться.

– Ну, что вы, не плачьте! – она постаралась смягчить свой охрипший голос, – Всё будет хорошо, врачи у нас хорошие, вам обязательно помогут!

– Ты… ты что, не понимаешь? – женщина отняла от подушки заплаканное лицо с глубоко провалившимися глазами, окружёнными черными тенями, – Всё, нет больше моего малыша…. И твоего тоже нет! А у меня – больше и не будет уже никогда! Никогда! Понимаешь ты?! – женщина сорвалась на крик и снова уткнулась в подушку, её плечи судорожно затряслись.

В палату вошла тонкая и прямая как спица женщина в белом халате, шапочке и строгих очках в чёрной оправе.