Под турецким небом
Я помню, как Алту пытался разбудить меня на работу, как расталкивал и вынимал из-под одеяла, как тряс за плечи, а я не могла даже сказать, что со мной.
Тогда он перекинул меня через плечо и понес в отель. Общежитие располагалось через дорогу, нести обмякшие 36 килограммов было довольно тяжело. Не помню точно, кто ему помогал, но до медпункта меня дотащили уже двое. Доктор взглянул на меня и сказал, что нужно срочно в больницу.
Мы ехали на какой-то большой машине, не на «Скорой», и этот путь из Инджекума до Алании, кажется, был бесконечно долгим. Я не могла дышать, жадно и громко хватала воздух, но он застревал где-то в горле, не доходя до легких. Алту всю дорогу гладил мою голову, лежавшую на его коленях и… снимал меня на телефон. Я этого не помню, он потом показывал мне видео. Как он мне объяснил, ему казалось, что я не в себе, я задыхалась и издавала непонятные звуки, и он хотел показать это доктору для установления диагноза. Когда я пересматривала эти моменты, мне было страшно: видеть со стороны, как ты бредишь и твои глаза закатываются, зрелище еще то, скажу я вам!
В больнице меня сразу же положили на кушетку в отдельной палате и поставили капельницу. Когда я стала более-менее соображать, первое, что я спросила, было: «что мне капают в вену?» Услышав слово «глюкоза», я стала пытаться выдернуть иглу. «Глюкоза = сахар = жир» вертелось у меня в голове. Боже, о чем я думала?!
Алту ко мне не пускали. Доктор ждал, когда я смогу членораздельно говорить, он на всякий случай решил, что у меня какой-то шок, виной которому мог быть именно мой жених.
С боем и словами «ашкым, явру кедим» («любовь моя, котеночек») Алту прорвался в палату. Доктор о чем-то долго беседовал с ним, а он вдумчиво кивал головой и смотрел на меня. Он не знал, что все было настолько серьезно.
Жаль, у меня не осталось совсем страшных фотографий с минимальным весом, мне было бы самой интересно посмотреть на сравнительный коллаж. Сравнивая свои фото, где вес еще колеблется в районе 43–44 кг, с кадрами того дня, когда мне было сказано, что надо худеть с весом в 52 кг (мой рост не менялся, 162 см), мне становится не по себе. Ведь свою любимую футболку до пояса я носила как платье.
В то время судьба девочки по имени Хатидже Данабаш (Hatice Danabaş) гремела по всей Турции. Заголовками о ней пестрели абсолютно все газеты и журналы, а по центральным каналам сюжеты и интервью с 28-летней турчанкой показывали практически каждый день. Хатидже весила 18 килограммов. Эта девушка была ходячим и говорящим скелетом с тремя волосинами на голове и желтыми раскрошившимися зубами. «Сейчас своим весом я довольна, я покупаю джинсы в детском магазине», – гордо говорил этот персонаж фильма ужасов, обтянутый кожей. Хатидже болела анорексией.
Так совпало, что сюжеты о больной девушке стали показывать как раз в то время, когда я вышла со своими 36 килограммами из больницы. Что-то щелкнуло в голове уже тогда, и я скупала Hürriet, когда видела, что там новая статья о Хатидже. Я смотрела на ее фото, и мне было страшно. «Да нет, ты не такая, брось! Ты знаешь, когда нужно остановиться!» – говорил мой внутренний голос. И тут же я подходила к зеркалу и видела там толстуху. Многие не понимают, в чем проблема анорексичек, и думают, что дело в весе. Нет. Дело в самовосприятии: я была очень худой, но, подходя к зеркалу, видела себя на 20 килограммов больше. Эта ошибка в голове чуть не стоила мне жизни, но я не могла прогнать мысли о собственной внешности.
В нашей команде был темнокожий бразилец Винни – веселый и симпатичный парень, я практиковала с ним свой испанский. «Ну куда тебе еще худеть? Ходишь, костями гремишь!» – повторял он и рассказал мне о своей бывшей девушке, которая хотела быть моделью и дохуделась до бесплодия.
– Марисса мечтала быть моделью. Она красивая, высокая, но кто ей вбил в голову мысль, что модель должна быть непременно тощим суповым набором? Точно не я! – сказал Винни с каким-то особым взглядом, сочетающим в себе ярость и сожаление, а потом мечтательно добавил: – Какие у нее были бедра (его жесты повторяли очертания песочных часов)… Она была такая женственная… Эх! А когда я прилетел домой через пару месяцев работы, от нее остались одни глаза и скулы. Скулищи, как у черепа! Понимаешь? – и он с вытаращенными глазами показал на свои скулы.
Я слушала молча, лишь выпучивала глаза и кивала головой, периодически вставляя «Надо же» и «Ничего себе!» на испанском.
– Я сказал ей: «Марисса, довольно худеть! Ты выглядишь не как женщина, а как угловатый подросток! Остановись!» Но она и слушать меня не хотела! Алиона, я хотел на ней жениться, я хотел, чтобы у нас родились дети! Они бы унаследовали мой шарм и ее красоту (тут он шкодно сощурился и довольно ухмыльнулся). Метисы ведь красивые? У Мариссы белая кожа, я черный. Мне кажется, у нас были бы очень красивые дети… Ты как думаешь?
– Конечно! Мулаты всегда очень эффектные! А что было потом? Ты передумал на ней жениться?
– Я выдвинул ей ультиматум: или она прекращает худеть, или мы расстаемся…
– Неужели? – от удивления я чуть не подпрыгнула.
– Но было слишком поздно. Врач поставил ей диагноз «бесплодие». Nada. No chance. Шансов нет. Лечиться гормонами она отказалась. Мы расстались.
– Но ты ее любил?.. Любишь?
– Любил, люблю… какая разница? Детей у нее быть не может, к усыновлению я не готов. Да и как можно быть вместе с женщиной, которая сама себя убивает? Нет, я не смог. Говорить с ней было бесполезно, а скандалить я устал. Пусть выходит замуж за подиум. – и Винни так грустно посмотрел куда-то мимо меня, вдаль. – Я не могу. Ты, пожалуйста, не делай такой же ошибки. Ты хорошая, ты мне нравишься. Por favor.
Сейчас я понимаю, почему он мне об этом говорил, но тогда… тогда подсознание блокировало любые послания, касающиеся веса: «Это не про тебя, у тебя все под контролем».
Неужели Алту было настолько все равно, неужели он ничего не видел, неужели он не мог меня остановить, когда я таяла на глазах?
Не знаю. Честно, я иногда себя спрашиваю об этом и недоумеваю, как из заботливого покровителя он превратился в инфантильного тирана, да и было ли так на самом деле или все было ошибкой моего восприятия? Нет, я не виню его ни в чем и отдаю себе отчет: все, что происходило со мной в тот год, было полностью по моей вине. Да и, кроме того, не случись это, не стала бы я той, кого вы знаете сегодня. А что же происходило в то время, когда я вышла из больницы и зачитывалась историей Хатидже?
После разговора с доктором и моей капельницы Алту пообещал, что будет присматривать за мной и следить, чтобы я хоть что-то ела.
Я спрашиваю себя и сейчас: откуда у меня вообще были на что-то силы? Работа аниматором, утренние пробежки, вечерние дискотеки. И хоть под конец я действительно валилась с ног и меня качало от дуновения ветра, очень долгое время я жила на внутренних ресурсах. Это состояние называется кетоз, но чтобы не грузить вас объемными разъяснениями, скажу лишь, что смысл его в получении организмом энергии из имеющихся жировых отложений. Возникает он тогда, когда человек не употребляет в пищу углеводы. Помните, да, что углеводы – это основа рациона, они дают нам энергию для жизни, и вообще? А когда такая энергия извне не поступает, организму, чтобы не умереть, приходится обеспечивать себя своим собственными резервами. Да, звучит заманчиво, и по этой же причине существует столько белковых диет! Но как бы сладко вам ни расписывали этот чудеснейший процесс, поверьте мне, человеку, который там был, нет ничего хорошего в кетозе. От слова «совсем». В результате распада жиров в организме накапливаются кетоновые тела, огромную опасность влекут за собой соединения ацетона! Знаете, когда во рту такой характерный привкус и запах жидкости для снятия лака без отдушек. Это оно. При большом накоплении ацетона развивается кетоацидоз, и он уже смертельно опасен. Кстати, главными признаками являются тошнота, слабость, нарушение ритма дыхания (оно становится шумным и глубоким). Все это я в полной мере ощутила на себе, чуть не отбросив коньки. Поверьте мне, вам туда не надо, даже если вы очень хотите похудеть, а вес у вас явно лишний. Лучше начните сбалансированно питаться, не исключая ни белки, ни жиры, ни углеводы.
Помню, как в одно воскресенье Алту повел меня в кафе на завтрак (обычно я начинала свой день с пробежки, а потом либо съедала половинку яблока и кусочек халвы, либо просто пила апельсиновый сок из пакета, мучаясь угрызениями совести за съеденные калории). В Турции на кахвалты (завтрак) принято есть соленый белый сыр, мед, маринованные маслины, помидоры и белый хлеб, который смачно намазывают каймаком (это что-то типа очень плотных сливок с нежным молочным вкусом). За завтраком по выходным обычно проводят по нескольку часов, попивая крепкий турецкий чай из маленьких стаканчиков.
В местном инджекумском кафе, куда мы пришли, за завтраком сидела парочка: турецкий мачо и полная неопрятного вида немка. Они, не стесняясь, целовались прямо за столиком. Я знала этого парня, он менял девушек каждые две недели. Это обычная практика: она приезжает приятно провести время, он наслаждается развлечениями за ее счет. «Я знаю таких туристок, они вешаются на первого же попавшегося парня», – сказал Алту, а я сразу живо представила себе тех, кто не давал ему прохода. Я постоянно прогоняла от себя эти мысли из прошлого и старалась не замечать плотоядные взгляды туристок, обращенные на моего жениха. Мы были не просто в отношениях, но на фоне нервного расстройства у меня обострилось чувство собственного несовершенства. Я снова стала бояться сдать позиции, постоянно ругая себя за то, что недостаточно хороша.
Глава 17
Инжир на обед
Свою дипломную работу я писала, лежа на крыше с ноутбуком. Крыша нашей многоэтажки была секретным местом, где можно было загорать без верха, а солнце светило со всех сторон равномерно. Алту не любил белые полоски от купальника, но о том, чтобы загорать топлес у всех на виду, речи и быть не могло, поэтому вместо песчаного пляжа я лежала на бетоне.
Отправляясь на перерыв, я покупала в лавке 300 граммов свежего инжира. Это было единственной едой на обед. Я не могу сказать, что именно тогда начала есть. Скорее это были набеги на еду. Я по-прежнему ограничивалась несколькими глотками сока из пакета на завтрак (иногда апельсинового, а иногда виноградного), фруктом на обед и кефиром на ужин. При колоссальных физических нагрузках не понимаю как стояла на ногах.
Иногда наш шеф отпускал меня с вечерней дискотеки, я приходила домой, включала единственный работающий канал в нашем допотопном телевизоре и запоминала турецкие слова. У Алту был любимый актер сатиры и комедии, Джем Йилмаз, и я тщетно вслушивалась в его шутки, пытаясь понять тонкий турецкий юмор.
Есть одна относительно новая турецкая фантастическая комедия G.O.R.A., в ней практически все роли исполняет как раз-таки Джем Йилмаз. Будете удивлены, но эту культовую комедию все турки смотрели раз по двадцать. Я бы и вам порекомендовала ее за бокальчиком вина, но там такой специфический юмор, боюсь, не поймете. Вообще удивительно, насколько разным может быть чувство юмора в разных странах.
Чтобы понять национальную сатиру, нужно вклиниться в голову человека определенной национальности, социального слоя и менталитета. У меня это получилось года через два с половиной жизни в Турции. Внезапно до меня дошел смысл слов, интонаций и жестов, а до этого я скорее старалась подловить момент, когда все смеются, и тоже улыбнуться, не понимая, что же тут такого веселого.
Мне кажется, G.O.R.A. был первым фильмом, который Алту купил в нашу видеотеку, вторым был «Черная кошка, белый кот», и мы смотрели их, когда нам было весело или грустно, вместе или по отдельности, но много-много раз… Знакома вам эта картина? Если нет, уверяю вас, вы многое потеряли!
Напряжение на работе было очень сильным, и, чтобы его снять, я пыталась отключиться. Пить алкоголь в отеле было строго-настрого запрещено, за это могли уволить. Поэтому иногда мы просили официантов налить спиртное в «детский» коктейль или в кофе. Однажды кто-то из туристов оставил мне бутылку мартини. Это было какое-то невероятное счастье – сейчас вспоминаю, и мне становится не по себе. Да, алкоголю аниматоры были рады. Но писать о том, что однажды мы с подружками по команде попались на воровстве бананового ликера для коктейлей, наверное, будет лишним… Или нет?
Раз в две недели мы устраивали «день пиратов» или «день поиска сокровищ». Дети делились на две команды, каждой выдавалась карта с особыми заданиями, выполняя которые можно было найти бумажку с подсказкой, где спрятан сундук. В качестве сокровищ выступали, конечно же, сладости, которые мы с девчонками забирали накануне из кладовки нашего отеля. Кладовка находилась за кухней, ключи были у менеджера ресторана. На верхней полке стояли бутылки со сладкими ликерами для коктейлей, и я предложила под шумок слямзить одну бутылочку. Лариса была самой высокой из нас, она ловко встала на цыпочки и изящным движением руки смахнула тонкую бутылку бананового «Бургаза» себе в сумку, пока никто не видел.
Не понимаю, как она умудрилась пронести ее мимо секьюрити, а, впрочем, вспоминая ее бездонные голубые глаза на пол-лица и обворожительную улыбку, беру свои слова обратно. Лариса могла одним взглядом и бормотанием «мерхаба» уложить всех турецких мужчин штабелями.
Но ликер я так и не попробовала. Каким-то образом кража раскрылась, видимо, кто-то из своих настучал, меня вызвали на ковер к директору и попросили уволиться. Забавно, что больше никто не получил даже замечания, а я осталась без работы, как ужасный подстрекатель. Сейчас вспоминаю и улыбаюсь, но тогда мне было ой как не смешно. Алту с трудом сдерживал гнев, и, зная его негативное к алкоголю отношение, я могу представить, как у него внутри все кипело.
А я сдала свою униформу, собрала вещи и уехала в тот же вечер на ночном автобусе в Анталию к его родителям.
До сих пор не понимаю три вещи: почему поймали девчонок, а досталось мне; почему Алту даже не попытался меня защитить и какого черта мне до сих пор так стыдно за ту историю?
Глава 18
Собеседования
Мое скандальное увольнение решено было принять за знак свыше. Мы давно об этом думали, но не могли решиться. Все-таки работать аниматором – значит жить аниматором: это 24 часа в сутки 6 дней в неделю жить не своей жизнью. Быть милым, приветливым, не показывать, что у тебя есть свои переживания и проблемы. Ведь людям на отдыхе совершенно необязательно знать, что у тебя в жизни полная жопа. Им хочется отвлечься от своих забот и повседневных дел, и ты, сам того не замечая, начинаешь жить чужими интересами. Аниматоры должны уметь поддержать беседу на тему, интересную гостю, у нас даже термин такой был «гест контакт» – «общение с гостями», и этот пункт в анкете был важнее всего. Нет, это не значит, что все аниматоры изображали интерес к темам, их не волнующим, отнюдь. Да и это невозможно: туристы же не дураки! Просто мы старались найти тех отдыхающих, кто нам был наиболее симпатичен, и уже с ним «дружить». Кстати, со многими моими гостями я до сих пор (а прошло уже 13 лет!) поддерживаю общение, а еще больше людей помню и даже скучаю по ним.
Так вот, я уехала в Анталию, а Алту остался молча дорабатывать сезон. Я срочно пыталась найти работу, ведь жить-то на что-то надо было, а мне еще необходимо было оплачивать институт. Мама Гюльнур работала в кадастровой службе и знала директоров всех отелей Кемера. Чтобы я не скучала, она каждый день организовывала мне «выходной» в разных отелях. Мне кажется, я успела побывать в каждом из них, и в каждый я отправила запрос соискателя должности. Мое «отельное» образование в колледже позволяло работать в любой службе, и я просилась на ресепшн или в связи с общественностью. Но, как оказалось, найти работу в конце сезона в Турции – это полная утопия.
Помню, какое я производила впечатление на собеседованиях! А собеседования на ресепшн в хороших гостиницах, надо сказать, были жесткие: интервьюер мог переходить с языка на язык в середине фразы и наблюдать за твоей реакцией. Все менеджеры, слыша мои иностранные языки в работе, приходили в профессиональный экстаз! В отельном бизнесе одно из важных качеств, особенно если ты работаешь с гостями, – быстро и без проблем переключаться с одного языка на другой и безошибочно определять национальность гостя с первого взгляда. Ни с тем, ни с другим у меня проблем не было. В течение беседы менеджер мог несколько раз поменять свою «национальность», я же с невозмутимым спокойствием переключалась с турецкого на английский и с английского на французский… а дальше была ловушка: немецкого я не знала. Возможно, для вас это открытие, но зимой Анталия полна немцев и австрийцев. Многие ездят в местные отели зимовать, так как на родине их жизнь выходит дороже, чем в Турции, и для 100 % координаторов знание немецкого было решающим фактором. Именно по этой причине, если я хотела устроиться в отель в конце сезона, мне так нужен был именно немецкий, а не русский. Вместе с тем это был последний язык в мире, на котором я хотела говорить, он мне не нравился. Бог мой, как я его ненавидела: грубый, лающий, со сжеванными окончаниями. Я из принципа не хотела его учить и продолжала искать работу в отелях, ориентированных на французов и русских. Дорогие гостиницы отказывали мне один за другим, в отелях попроще не было вакансий.
Так, скитаясь из отеля в отель, я провела весь октябрь. Мне было безумно скучно и страшно, что впереди меня ждет голодная зима. Это абсолютно нормально в туризме: за сезон заработать и жить всю зиму на эти деньги. Которых, кстати сказать, было не так уж много: обычный аниматор получал 250 долларов, а шеф какой-нибудь части анимации (спортивной или мини-клуба, например) – чуть больше, 400 или даже 500. Мой жених как раз руководил спортивными аниматорами, поэтому и зарабатывал больше меня. Тогда, получая отказ за отказом, я посыпала голову пеплом и ругала себя за опрометчивое решение завязать с той работой. Впереди была неизвестность, я боялась, что ничего не получится, но пути обратно в команду не было, я ушла со скандалом, еще и с высоко поднятой головой. Почему я тогда не пала ниц перед шефом, не прокляла себя во всех смертных грехах и не умоляла о прощении, раскаявшись? Да потому что я была совсем не гибкой и со своим юношеским максимализмом не могла даже допустить такого унижения. А если покопаться глубже, то мне просто было стыдно, и я не знала, что с этим делать. «Вот же угораздило! Не могла, что ли, доработать до следующего сезона на насиженном месте? Обязательно надо было упираться и увольняться? Посмотри, что с тобой делает твоя дурацкая упертость!» – корила я себя и вместе с тем понимала, что это замкнутый круг, он бы никогда не разорвался, а так жить дальше было нельзя.
Я снова и снова приезжала на набережную и сидела на ней, глядя на блики солнца, играющие на морской воде. Купающихся уже не было – холодно для местных.
Осенью, когда солнце светит, но не греет, в Анталии становится весьма прохладно. В домах не предусмотрено центральное отопление, поэтому все греются с помощью электрических жужжащих вентиляторов или больших ламп на ножках, а спят на нагревающихся матрасах типа «доброе тепло». Так спала и я, уткнувшись носом в спину жениха. Он не любил обнимать меня во сне, но всегда поворачивался спиной, чтобы я притулилась к нему сзади. А еще он храпел! Я больше всего не люблю, когда люди храпят. Я понимаю, что они не виноваты, но у меня возникает ужасное желание их разбудить ударом по носу. Честно, всю жизнь с этим борюсь. Так вот Алту я могла пинать всю ночь, потому что его сломанная в молодости перегородка не давала ему нормально дышать.
Доработав до конца сезона, мой жених тоже уволился, помахав анимационной скитальческой жизни рукой. Имея на руках диплом о высшем спортивном образовании, он решил, что без труда найдет другую работу, не связанную с туризмом. Я была этому очень рада, хоть и понимала, что нам придется очень сильно экономить. У меня, к сожалению, не получилось найти место осенью, а потом и зимой. Я очень надеялась на новый сезон, рассылая резюме во все местные и отдаленные отели как ненормальная. Некоторые отвечали сразу, что им в данный момент никто не требуется, а другие молчали. Алту все это время тоже искал нормальную работу, но была в нем одна сложная черта – Гордость. «Как это я, человек с высшим образованием, буду работать за 300 долларов в месяц? Ну уж нет, я подожду другую вакансию!» Квартплата, продукты, электричество, вода… К концу февраля у меня уже сдавали нервы!
У меня не было денег даже на маршрутку, поэтому родителей мы навещали раз в неделю и очень радовались, когда папа Эмин отвозил нас домой на машине. У них был модный голубой двухдверный кабриолет, в Анталии ездить на машине с открытой крышей – сплошное удовольствие, даже осенью. Дожди там обычно по вечерам, да и не особо продолжительные. Алту встроил в их «Ситроен» специальный баллон для «натурального газа» (альтернативное топливо), чтобы заправлять его было дешевле.
Помню, как я ходила в магазин, когда в кармане лежало всего 30 курушей (примерно 20 копеек). О нашем бедственном положении никто не знал: Алту был слишком гордый, а мне было стыдно признаться, что мой кошмарный сон стал явью.
Я думаю, у каждой из нас есть такие вещи и обстоятельства, которых ты боишься больше всего в жизни. Моим страхом всегда была бедность. Даже не сама бедность, а безденежье, отсутствие какой-то свободы, жизнь от зарплаты до зарплаты, когда ее катастрофически не хватает. Не знаю, почему, но с самого детства я боялась именно этого. Когда мне на какие-то праздники дарили конфеты или деньги, я никогда их не ела и ничего себе не покупала – все патологически прятала, говорила маме, что «на черный день». И вот, кажется, черный день настал, да еще и привел за собой товарищей.
Своим родителям я об этом тоже не говорила. Да и как я могла признать, что так облажалась? Надо сказать, у меня еще теплилась надежда, что все изменится и из очередного отеля мне позвонят.
В то время я тренировалась в небольшом спортзале около нашего дома. Ходила я туда бесплатно, потому что это была практика от университета. Так вот в том зале ко мне настойчиво клеился тренер, и кольцо на безымянном пальце его не смущало. Каждый раз, когда я вставала на беговую дорожку, он просто подходил ко мне и садился на уши на ближайшие полчаса.
– Наааа, Гюзелим («красавица моя»), снова сегодня работаешь над своей фигурой? Сколько можно бегать? Давай лучше поприседаем, я тебя подстрахую? – нагло улыбаясь и подмигивая, выдавал он, облокотившись на стекло напротив тренажера.
Я могла ему не отвечать, игнорировать, просить отойти – ничего не помогало. Он был довольно симпатичным, накачанным молодым человеком. Трехдневная щетина и хитрый прищур давали понять, что он местный сердцеед, но мне было на него абсолютно фиолетово. В тот период я вообще не воспринимала мужчин. Никаких. Если бы ко мне подошел Брэд Питт и пригласил на свидание, я бы его продинамила. Все мои мысли были только об Алту, и даже ловить на себе взгляды других мне казалось чем-то отвратительным. Думаю, в жизни каждой женщины был такой период – других мужчин словно не существует, свет сходится клином на одном-единственном. Что послужило такому восприятию, я не могу сказать наверняка. Думаю, что увольнение Алту из анимации. Я понимала, насколько сложно ему дался этот шаг, что сделан он был ради меня, и мой мозг автоматом замкнулся на этой жертвенности, что ли. Как будто произошло короткое замыкание, которое бесконечно выдавало «ради меня он пошел на это», и оно замыкало меня на нем.
Как я уже говорила, к концу февраля мои нервы были на пределе, и после очередного такого подката со стороны местного тренера я пошла к боссу и нажаловалась на того парня. Главной в этом заведении была симпатичная картавая турчанка, для нее было очень важно спокойствие в клубе, а особенно – комфорт женской части посетителей. Его тут же уволили без выходного пособия, и я за ручку привела на его должность Алту, уговорив турчанку взять его на работу. Чувствовала я себя в тот момент паршиво, мне казалось, что я оклеветала парня ни за что, но в то же время я не могла не радоваться, ведь наконец-то у моего жениха нарисовалась нормальная работа с более-менее достойной зарплатой. Как сейчас помню, 700 лир с возможностью повышения после испытательного срока, это были нормальные деньги.
Алту по специональности был групповиком, вел аэробику и другие курсы. Еще во время анимации я обожала ходить к нему на занятия, он был настоящей зажигалкой! Смотря на то, как он владеет группой, как виртуозно демонстрирует «мамбо ча-ча» или «па де бурэ», я влюблялась в него снова и немного завидовала. «Я так не могу! Вот бы научиться!» Постепенно как шеф спортивной анимации он передал вечернюю аэробику в мою ответственность, и уже я стала зажигательно прыгать перед группой людей. Думала ли я, что через несколько лет это будет моей основной работой? Нет, но я об этом мечтала, глядя на него.